Уютный Дом

За окном медленно сползали вниз тяжелые капли осеннего дождя, превращая огни ночного города в размытые акварельные пятна. Артем стоял у стеклянной стены своей мастерской, ощущая холодную поверхность ладонью. В тишине, нарушаемой лишь мерным тиканьем напольных часов, внезапно зазвучала навязчивая вибрация. Смартфон, лежавший на верстаке среди чертежей и миниатюрных шестеренок, плясал, освещаясь именем «Элеонора Викторовна». В горле у Артема встал горький комок предчувствия. — Сынок, — голос тети звучал сладко и властно, словно струя густого сиропа...

В воздухе витал густой, сладковатый запах старой бумаги и пыли. Елена Сергеевна медленно проводила тряпкой по корешкам книг, выстраивая их в безупречный ряд. Этот ритуал — перекладывание с полки на полку, сметание невидимого сора — успокаивал её, возвращал ощущение контроля. — До каких пор мы будем упорствовать в этом молчаливом противостоянии? — раздался за её спиной резкий, напряжённый голос. Дмитрий не стучал, он просто вошёл, заполнив собой всё пространство узкого коридора. — Я вновь и вновь...

Холодный ветер бился в стекло машины, заставляя её покачиваться на месте. Артём сжал пальцами руль, пока костяшки не побелели. Голос в телефоне был тонким и острым, как лезвие. — Ты слышишь меня вообще? Мы не сказали друг другу ни одного нормального слова, Артём! Ни одного! — Светлана не кричала, но от её шёпота, насыщенного болью, по коже бежали мурашки. Он прижал телефон к уху, бросая взгляд на тёмное окно спальни, где спала их дочь. «Разбудить? Одеть? Везти через весь спящий город?» — Объясниться? — на другом конце провода раздался короткий, сухой, безрадостный смех...

За окном петербургской мастерской медленно сползал с крыш мартовский снег, превращаясь в мутные, хлюпающие потоки. Анна стояла у огромного окна, заляпанного глиной и красками, и наблюдала, как по стеклу стекают капли, оставляя чистые следы на запылённом стекле. Её мир, некогда состоявший из запаха скипидара, масляных красок и вольного творческого беспорядка, теперь был безнадёжно нарушен. Три месяца назад в её жизни появилась Элеонора Викторовна. Это не было её решением. Скорее, актом милосердия, на которое её вынудили обстоятельства...

Лос-Анджелес всегда пах асфальтом, океаном и деньгами. Последнего у Артура не было, зато первых двух — в избытке. Его старый «Мустанг» с рычанием катил по набережной Санта-Моники, но сегодня даже рёв восьмицилиндрового мотора не мог заглушить гулкую пустоту внутри. Он возвращался домой после двух месяцев съёмок в Аризоне, где изображал ковбоя-неудачника в низкобюджетном вестерне. Возвращался в свою берлогу, в свою крепость — лофт в бывшем фабричном здании, который он когда-то, в годы относительной...

Лавандовый сумрак раннего утра застилал холмы, когда на горизонте показалась одинокая фигура всадника. Степан грубо сжал поводья, заставляя усталого коня остановиться на краю обрыва. Внизу, в долине, залитой первыми лучами солнца, лежало его родовое поместье — белокаменная усадьба, вокруг которой кипела незнакомая, чужая жизнь. «Неужели она посмела?» — пронеслось в его воспаленном сознании. Три года войны с наполеоновскими полчищами, три года лишений и крови — и вот такое встречает его на родной земле...

Тишину утра в просторной мастерской, пахнущей скипидаром и свежим холстом, нарушил настойчивый стук в дверь. Маргарита, стоявшая у мольберта с кистью в руке, вздрогнула, оставив на почти готовом пейзаже мазок не того оттенка. В ее уединенном мире, где царили лишь краски и тихий шелест листвы за окном, нежданные гости были редким и почти всегда тревожным явлением. На пороге, залитый слепящим утренним светом, стоял Артем. Его фигура отбрасывала длинную тень на порог, а взгляд, привыкший командовать,...

Аромат только что смолотых кофейных зерен витал в солнечной гостиной, залитой мягким утренним светом. София с наслаждением делала первый глоток, когда в дверь постучали. Такой визит в восемь утра в субботу был более чем неожиданным. На пороге стоял ее муж, Лев. Не тот Лев, с которым она засыпала прошлой ночью, а напряженный, бледный, с глазами, полными непрошеной решимости. За его спиной София заметла два огромных дорожных чемодана и знакомое, сухое лицо Ирины Сергеевны, его матери. — Софи, нам нужно обсудить кое-что важное, — голос Льва прозвучал неестественно глухо, будто он заучил эту фразу...

Тяжелый, пропитанный запахом лаванды и старости воздух в гостиной особняка на окраине Тулы казался густым, как кисель. Пылинки лениво танцевали в луче заходящего солнца, пробивавшегося сквозь щель в тяжелых бархатных портьерах. Посреди комнаты, на осыпающемся от времени диване, сидела Катерина, сжимая в руках потёртый кожаный фотоальбом. Её пальцы дрожали, но не от возраста, а от сдерживаемой ярости. — Это ведь мой дом, Сергей! — её голос, обычно тихий и мелодичный, сорвался на хриплый шёпот. — Я...

В сердце шумного города, где бетонные высотки отбрасывали длинные тени на узкие улочки, жила женщина по имени София. Она была не художницей в привычном смысле, а создателем ландшафтов, вплетая зеленые оазисы в серую городскую ткань. Ее небольшая квартира на третьем этаже старого кирпичного дома выходила окнами на заброшенный двор — клочок потрескавшейся земли, где росли только сорняки да копились забытые мечты. София переехала сюда много лет назад, привлеченная ритмом города, но в последнее время чувствовала себя чужой в собственной жизни...

Вечер опускался на маленький приморский городок, где солёный ветер с моря вплетался в шум сосен. Елена, стоя у широкого окна своей мастерской, смотрела, как волны лениво накатывали на берег. Её руки, испачканные глиной, замерли над незаконченным кувшином. Телефон на столе завибрировал, и на экране высветилось имя — Игорь. Она вздохнула, вытерла руки о фартук и ответила. — Лена, ты где? — голос мужа звучал устало, но с привычной ноткой раздражения. — Мама опять звонила. У них в кафе что-то с кофемашиной...

Запах старой бумаги, пыли и слабый, но въедливый аромат лаванды витал в воздухе просторного, но захламлённого кабинета. Свет от настольной лампы с зелёным абажуром выхватывал из полумрака лишь стол, заваленный папками, и напряжённые фигуры двух женщин. — Нет, нет и ещё раз нет! — Ростислава Германовна, женщина с седыми, уложенными в тугой узел волосами и в строгом костюме, резко провела длинным пальцем по ветхой странице. — Это не систематизация, это хаос! Я в твои годы уже каталогизировала архивы...