Поэзия квантового века

Ей было немного за тридцать, Ему было сильно за сорок. Лазурные пляжи Ниццы, Пологие низкие горы. Случайная встреча в отеле, Всё было понятно без слов. Безумные танцы в постели, В жилах кипела кровь. Мартини и яблочный сок, Горячий вечерний прибой...

Мне перетягивают глотку веревки вымученных строк. Тяжёлый маятник застрял в густой и вязкой тишине. Остывший город льет в каналы свой ядовитый горький сок. По крышам бродит часовой, одетый в серую шинель. Его шальная голова не удержалась на плечах, Скатилась вниз и улетела в водосточную трубу. Стихи и стоны растворяются в зацикленных ночах. Холодный лунный свет струится по фонарному столбу. Потертый старый циферблат - немой свидетель прошлых лет, Седые стрелки вырисовывают ровные круги...

Город снова разводит мосты И опять кто-то бродит по крышам. В ноябре я к тебе остыл. Не волнуйся так, время всё спишет. Я не стану писать тебе письма, Не пришлю тебе больше ни строчки. Я заброшу мольберт и кисти. И уйду в лабиринты ночи. Буду пить и курить до рассвета, Ждать холодное белое солнце. Слушать отзвуки прошлого лета В эхе тёмных дворов-колодцев. Утром снова сведутся мосты. Лягут спать обитатели крыши...

Глубокий сон в обитой войлоком палате Был прерван где-то в середине ноября. Под потолком, в сплетенном из волос канате - Уже четвертый в этом месяце подряд. Пытался вылететь в окно, расправив крылья, Просил пустить его и рвался вон из рук. Хрустели кости и трещали сухожилья Когда он бился о стальной каленый прут...

Настал черед гасить несчетные долги, Я не считал пустых слов, брошенных на воздух. Чтоб расплатиться, выставляю на торги Свои стихи и грубо склеенную прозу. Без сантиментов все спускаю с молотка И отдаю остатки пороха в довесок...

Из календаря выпадали недели, Пустые страницы летели в огонь. Залетные птицы нам больше не пели, И больше не грелась в ладони ладонь. И снова все стало вокруг черно-белым, Бесшумно тоска подкралась со спины...

Я наполнял хрустальный кубок Твоими горькими слезами. И пил взахлеб, кусая губы, Моргая мутными глазами. Глотая цену этой боли, Я приходил в оцепененье. Как сладко то, в чем столько соли... А ты одна в своей постели...

Который год на плохо освещенной сцене - Уже изрядно всем приевшийся сюжет. Актеры, сонные и мрачные как тени, Играют пьесу о стране, которой нет. О той стране, которой как-то вдруг не стало, Внезапно так, что не успел никто понять. Последний зритель у портьер курил устало, Окурок с пола будет некому поднять. Шел третий акт, но утомленные артисты Не торопились выходить из-за кулис...

Дождь проливался над мокрым болотом, Солнце уткнулось в горячий песок. Пьяный, уставший и мокрый от пота, Стоял, повернувшись лицом на восток. Он верил в судьбу и не верил приметам, И лгущим в глаза продолжал доверять. Разбрасывал все до последней монеты, Ведь он так любил находить и терять. А ночью, когда утомленные люди Смывали с лица опротивевший грим, Пытался распутать свой собственный узел, Глотая взахлеб обжигающий дым...

Мы впитали всю соль нашей пресной эпохи, Наливали до края и пили до дна. Вместо песен - скупые надгробные вздохи, Вместо радуги - мутная зелень стекла. Вместо писем ложились на стол телеграммы Без пробелов, предлогов и без запятых. Благодать расходилась на брата по грамму, Всем, кто был приобщен к лику грешных святых...

Этим утром над нами нависло Как-то слишком уж низкое небо. Я сжигал свои старые письма И давился их тлеющим пеплом, Высекая горячие искры О почти что сточившийся кремень. Я успею собрать свои листья, Только пусть остановится время. Раньше грязная кровь была чистой, Фотографии были другими...

Нестерпимо хотелось напиться, Растерял, что так долго искал. И мутнели знакомые лица В отражениях старых зеркал. Одурев от похмельного груза, Разгоняя по комнате дым, Он метался и звал свою музу, И с ума постепенно сходил. И сочилась сквозь трещины в стенах Пожелтевшая за год вода...