Мозаика судеб

— Опять на рыбалку? — Людмила попыталась придать голосу обычную, даже немного раздраженную интонацию, хотя слишком хорошо понимала свои чувства. Виктор уже натягивал куртку. На такую даже в магазин не шли, будто вот-вот прыгнет в лодку и уйдёт по тонкой воде за кормом для котов и алчущих приятелей: — А чего ты всё спрашиваешь? Сергей зовёт — порыбачим, покоптим... Ты ведь сама говорила: "Сидишь как пенёк, дома не выгонишь!" — Виктор попытался улыбнуться, сунул ключи в карман. Люда всё так же стояла у плиты, вытерла руки об полотенце и посмотрела на мужа...

Когда спрашивают, как познакомились, обычно все ждут чего-то киношного: взгляд через зал, внезапную встречу в книжном, бурю чувств. У нас всё было как-то смешнее и проще. Это был самый обычный вечер — пасмурный и ветер неприятно наматывал волосы на лицо, когда я пыталась поспеть за трамваем. В итоге, как всегда, чуть не опоздала. Захлопнулась дверь прямо за мной. Я еле отдышалась и устроилась на единственном свободном месте — прямо у окна. Я - Лена, двадцать семь, работаю библиотекарем, люблю чай с мёдом и умею находить уют даже в самой усталой гостинице...

В самом начале, когда всё только закручивалось с моим будущим мужем Костей был для меня как праздник или, может, как чудо из детских книжек, где героиня вдруг обретает волшебные крылья. Он был внимателен: смеялся моим шуткам, всегда давал руку на всяком переходе, чтобы я могла уцепиться. Казалось, он видел меня насквозь — без фильтров, без остаточного школьного страха внутри. Я удивлялась: неужели можно быть настолько принятой? Первые недели мы буквально растворились друг в друге. Помню, как он позвал в кафе, где стены были увешаны интересными картинами и звучала приятная музыка...

Я всегда верила: каждой истории важно дать название, хотя бы для себя… Вот и у нас с ним было имя – история на две страны, на сезоны, на недосказанность. Познакомились мы так нелепо, что если бы кто-то рассказал это на девичнике — не поверили бы. Тогда было жаркое лето, дожди топили город, а я, усталая после вечного ремонта в квартире, зашла в ближайшее кафе за кофе и тишиной. Оказалось, он — мой случайный сосед за столиком. — Ой, прошу прощения! — он едва не задел чашку с капучино. — Всё хорошо, — я улыбнулась, хотя на автомате посмотрела на платье — всё чисто, слава богу...

До сих пор, наверное, самые отчётливые мои воспоминания — вот эти школьные коридоры, ещё с характерным запахом влажной тряпки и запаха хлорки. Именно здесь я поняла, что девочка вроде меня — это не про красоту. Вот идёшь к доске, кажется все смотрят пристально. Мелькают взгляды, скользят по лицу, застревают где-то в районе носа. Я шмыгала носом и так и этак, всё надеялась, что, может, издалека не так уж он и заметен. Но нет, кто-то непременно заметит и, бывает, даже не удержится: – Вика, тебе бы на лбу табличку повесить: "осторожно, большой нос!"— хохотнула как-то Светка с параллельного класса...

Дождь шел третий день подряд, не прекращаясь ни на минуту, словно кто-то разозлил небеса и там уж решительно не желали нас пожалеть. Я стояла у окна, прижимая к теплому стеклу ладони, как будто могу так согреть и себя, и улетающее куда-то время. В отражении - лицо, знакомое до боли: чуть усталое, с упрямой складочкой между бровей, носом, который я считала некрасивым, и глазами… глазами, что раньше светились озорством, а теперь смотрят печально. Тёмно-русые волосы стянуты в пучок: на голове спонтанная конструкция для домашних забот...

Я помню это кафе с тёмно-вишнёвыми креслами, где после обеда всегда пахнет чем-то миндальным и кофе с карамелью. Мы сидели напротив зеркальной стены: я и Марина. За стеклом шел первый снег, но внутри было тепло как в меховой муфте. Знаете такие кафе, где время будто бы перестаёт куда-то торопиться. — Ну, ты как всегда, Свет, — усмехнулась Марина. — Кофе и десерт без сахара, потому что «на лёгком питании». Ты, правда, когда-нибудь баловала себя? Я только пожала плечами, изобразив улыбку. — Я привыкла...

Семь утра. За окном мокрые ветви деревьев дрожат под ветром, и капли тяжело стучат в стекло, будто кто-то хочет разбудить меня окончательно, вытолкать из привычных снов куда-то туда, где давно уже никого не ждут. Чемодан стоит у двери, верный спутник очередных командировочных дней. Он тёмно-синий, на старых колёсиках, с предательски дребезжащим замком. Сколько раз я закрывала его прямо на этом коврике и каждый раз с надеждой, что, уезжая, оставляю всё напряжение позади. Как будто в другой город можно забросить и тревоги, и недомолвки, и горечь перемалчиваемых обид...

С годами я научилась чувствовать чужое настроение, особенно своего мужа Николая. Мелочи какие-то: как он захлопывает входную дверь, громко или тихо выдыхает перед едой, держит вилку всей ладонью или только пальцами. В последнее время, как будто бы картинка смазалась: Николай стал другим, хотя внешне ни единого признака, тот же аккуратный костюм, те же тугие проборы в волосах, только седины прибавилось. Но время будто прижалось к нему, как холодная простыня к спине. Не отогреть. Утро начинается по часовой стрелке: варю кашу, режу яблоко дольками, кладу к чаю его любимый мёд...

Каждое утро Валентина просыпалась по будильнику, как заведённая кукушка. Шаги по коридору в зал, потом на кухню. Электрочайник заурчит, и в бархатистой тишине квартиры запахнет простым чаем с лимоном. Сергей храпит в спальне, а за закрытой дверью его басовый голос иногда пробирается даже сквозь сон. На кухне, у окна, чуть паутинкой серебрится мороз. Рекс, верный спутник последних семи лет, тянется к ней носом; в глазах его преданная, терпеливая любовь, на которую всегда можно опереться. Валентина...

- Вам с капельницей полегче станет, Виктор Павлович, — аккуратно поправляет мне одеяло молоденькая медсестра, улыбаясь. Я кряхчу , старый уже, чего уж. До сих пор думаю: как угодил-то сюда, на эти жёсткие простыни с запахом хлорки? Сердце, говорят, не шутит. Инфаркт , такая вещь, даже обижаться не на что: пожил, понервничал, заплатил. А может, не просто сердце? Может, прошлое не даёт покоя, стучит кулаком по рёбрам, острым, как ключи от чужой квартиры. Лежу, смотрю в потолок, и мысли ползут из темноты, как старые фотографии из ящика...

Прошло полгода и каждый прожитый день был словно старый шерстяной свитер: колет иногда, но греет. Казалось, все встало на свои места. Мальчишки привыкли: смеялись, спорили, приносили из школы нарисованные каракули. Особенно Глеб, он стал чаще спорить со мной за столом, иногда доверял секреты, не по-детски вздыхал о своей первой любви. Дима уже даже не боялся подбежать и обнять: крепко, хрупко, будто опасаясь, что его снова разлучат. Но что-то тёплое и хорошее внутри меня вдруг начало таять. Уже много...