напишу историю о тебе

ее все достало. ветер холодный хлестал лицо. она не могла смотреть на людские лица, ей было больно слышать, как кто-то смеется за ее спиной, она не хотела быть певицей, а мать ее вечно твердила: «ну что ты, зина, ну какая из тебя актриса, ведь ты нелепа, ну, зина, прости, я не хотела тебя обидеть, но ты понимаешь...» и прочее, и прочее. я не знаю, как она не сошла с ума, но иногда она мне говорила, что не знает ничего в этом мире, а то, что ей известно, кажется выдумкой, невероятной глупостью, что все люди обманщики и не несут ответственности за свои слова, что эти мальчики — в сущности, все они глупые мальчики, а она почти всегда права...

посчитай перед сном: раз два три четыре они убили всех кого мы любили.

банально, но: разница между словами «люблю» и «приходи на чай» кому - то покажется очевидной, но, как по мне, её совсем не видно. её я не научилась замечать. для проявления любви не нужно громких слов и жестов тоже. мне кажется, когда ты в кого-то влюблен, мурашки идут по коже. любовь бывает разная, у нее ни рамок, ни границ, к сожалению, такую трактовку понимают лишь единицы. как ласково смотришь на кошку, поглаживая по спине, как маме говоришь о том, как красива она даже во сне...

её глаза были глубже самого темного и глубоко озера, которое когда-либо видело человечество. в них нельзя было утонуть, потому что даже на это у тебя не было права. длинные ресницы, тонкие запястья и необыкновенная манера смотреть на человека, - такой я её запомнил. она никогда не одевалась по погоде и всегда предпочитала самые элегантные наряды, которые делали её похожей на неземную, словно только что ступившую на нашу планету даму. её бархатный голос звучал так, что все замолкали, как только она начинала говорить...

«встретимся на небесах», - фраза, которую я бросил ей на прощанье. в тот же вечер я в последний раз заглянул в её глаза. позже мне пришлось очень сильно пожалеть об этом и раскаяться. но поступки подчас значат гораздо больше слов. в тот вечер я ушел. в этом заключался весь мой поступок. помню как сейчас: она безмолвно стояла посреди комнаты. не протягивала ко мне руки, пытаясь жестом остановить меня, глупого и упрямого, а сжимала их на груди, у самого сердца. ее испуганные глаза теперь казались в разы больше обычного. в них был такой холод, что мурашки прошлись по моей коже - такими застывшими от ужаса они были...

потому что никто не вечен. посмотреть в окно было плохой идеей для макса. сквозь иней на окнах была видна всепоглощающая зимняя тьма, да и только. напрягая зрение, первое время он пытался вглядываться в замысловатые узоры на оконном стекле, а потом - лишь устало отвел глаза. делать было нечего. совершенно скучный прозябающий вечер, не сулящий ничего интересного. он сидел в полумраке комнаты, лишь свет настольной лампы озарял крошечное пространство вокруг него. на столе, по обыкновению, скопился...

посвящаю это стихотворение. мы таковы. спешим, ругаемся матом, пьем алкоголь, невзирая на факты, делаем глупости, говорим о собственной тупости - много чего дурного, ну а вообще - Бог простит. мы таковы. зайцами едем в трамвае, правила разные нарушаем, родители ж все прощают, но, как правило, в этом бедламе - комнатном беспорядке и прочем хламе мы хороши. мы сами себя создали, в нас много души. мы способны всё исправить. мы таковы. мы сами себя не знаем, читаем разные книги, чай в себя литрами заливаем, ругаемся долго и метко всегда попадаем. терзаемся мыслью о вечности, собственной ничтожности и бесполезности...

мальчик семи лет смотрел на небо. он стоял посреди тротуара, а вокруг него шли люди. казалось, они даже не замечают его присутствия. я сразу понял: он стоит на одном и том же месте довольно долго, не просто же так он сделался для всех невидимым? он смотрел в небо, не отрываясь. я поднял голову: облака плыли совсем легко, плавными движениями перемещаясь с одного кусочка неба на другой. что он там увидел? казалось, что мальчик даже не замечает того, что вокруг. полное погружение. я подошёл и встал рядом...

ты говоришь мне тихонько, почти шепотом: "я хочу быть один" и перебираешь пальцами, бледными, как снег, длинными, как солнечные лучи. я киваю головой и собираюсь встать с маленькой табуретки в размерах этой огромной пустой комнаты. ты молчишь, опустив голову. в ней демоны пляшут, им весело: добились чего хотели. они прогнали от тебя всех близких, кто мог бы защитить, помочь, обнять. и осталось сделать один шаг - выгнать меня. чтобы спокойно утащить тебя в бездну и пожрать, выплюнув твои косточки, облизывая пальцы. они не учли одного: я не уйду. я встаю с этой крошечной табуретки, чтобы обнять крошечного Тебя...

серые облака затянули сеткой своих собратьев угрюмое небо. казалось, будто оно попало в плен и отчаянно пытается выбраться. «пойдет дождь», - подумал кален. и на всякий случай взял зонт, хотя ненавидел зонты, улицы, мокрые куртки, людей, шум, машины. но дождь любил. дожди он очень любил - так, будто в его сердце только и было одно маленькое место и то для дождя. открытая форточка в очень уж душной комнатушке, в которой даже находиться противно и тяжело. он вышел на улицу и поймал первые капли, еще не успев раскрыть зонт...

«серьезность никогда не была к лицу», - крикнул алек в захлопнувшуюся дверь. его лицо выглядело так, словно его свело судорогой. нахмуренные брови и глаза, из которых вот-вот посыпятся молнии - так зол он был. сжимая небольшие кулаки, он шагал по комнате. так прошло пол часа, а после - алек уселся на краешек заправленной кровати и подпер щеку рукой. вид у него был печальный. «почему взрослые такие глупые?» - думал он, пытаясь все же найти ответ на свой вопрос. родители считали его увлечение несерьезным, они говорили, что на этой его «глупости» денег не заработать...

«войдите», - ответил я, подняв голову от бумаг на столе. она вошла, взглянула на меня, как бы выжидая минуту - другую. села на стул и сказала негромко: «нам надо поговорить». лицо её выражало крайнюю степень тревожности, а глазам не за что было зацепиться - они то и дело бегали от одного предмета в комнате к другому, и, в конце концов, остановились на моем лице, принявшем обеспокоенный вид. каждый раз, когда люди произносили это «нам надо поговорить», я перебирал в голове самые худшие варианты развития событий...