Мирон Вольный

«Не говори ни слова», прошипел Перрил ему на ухо, оставаясь рядом с ним. Тилар уставился на множество вытащенного оружия и подчинился. Вокруг падшего бога раздался свежий крик: «Она мертва!» - крикнул один человек. Другой, неся дубовую веточку целителя, вышел из группы. Его лицо высохло от всех цветов, его глаза блестели от шока: «Ее сердце… ее сердце ушло… вырвалось!» Повсюду охранники пристально смотрели на Тилара, многие плакали, другие ругались. Он знал, как должен выглядеть: одинокий выживший, залитый кровью Мерин, ее отпечаток ладони врезался в его грудь, как будто она пыталась отбросить его...

Нет ... слишком много ... Его спина выгнута. Он помнил свое рождение, извергнутый жестоко и с любовью из тепла чрева своей матери в холодные моря Мирилии. Затем он тоже дышал водой, на мгновение с морем, пока соль не сгорела и легкие не начали плакать. Он умер бы, если бы сеть омаров не вытащила его из волн. Но кто спасет меня сейчас? Вода захлестнула его. Он не мог дышать. Он вытянул руку, потянувшись к воздуху. Перебор… Что-то глубоко ушло в него. Волна воды извергалась и стекала вниз, извергая его в мучительных спазмах. Он почувствовал, как часть себя отдала ему, выпустила, украла,...

Тилар посмотрел на сверкающий Кастильон на самой высокой точке острова, Летней Горе, месте Мейрин. Если он был прав, если девушка действительно служила богу этого царства, он пожалел руку за эту атаку. Месть бога не знала жалости. Он подошел к женщине. Он смотрел вниз на тусклую красоту, опустившуюся сюда. Она была молода, не больше восемнадцати. Ее лицо сияло угасающим блеском и исчезало в углях. Пустые глаза, голубые, как моря, смотрели в небо. Затем те же самые глаза дернулись в его направлении, увидев его. Тилар отшатнулся на шаг в шоке. Она действительно все еще живет! Но, конечно, ненадолго ...

Когда он приблизился, туман мрака испарился из его кожи, вопреки Грейс яркому сиянию одинокой женщины. Она повернулась лицом к врагу, остановив свой танец: «Ты не победишь», - прошептала она. Как ответ, шипение огня слилось с его обожженных губ. Не было слов, но звук сопровождал пламя, далекое, но все еще доходящее до Тилара в его укрытии. Он пронзил и ел по своей воле. Его ноги дрожали. Он знал, что это будет голос, но никакое горло не могло издать такой шум. Это не был звук, который принадлежал нигде среди Девяти Земель, ни где-либо по всей Мирилии. Это был пронзительный вопль, потрескивающий от молнии, пронизанный суетой темных вещей под землей...

Слабый запах почти опустил его на колени. Не грязный, а самый сладкий букет, лаванда и сладкий цвет, яркий на фоне темноты. Это был шелк и детский смех. Тилар стоял, посаженный на песчаном камне площади. Как он мог уйти? Он сомневался, что его даже могут отогнать. Слезы навернулись на глаза. Тьма сверкала сладковатым ароматом. Все, что он мог сделать, это искать его источник. Какая красота могла зацвести в таком дерьме? Затем крик разразился ночью, напугав его до опасностей, которые лежали в тени Пунта. Это был человек, который закричал, и Тилар никогда не слышал такого ужаса, ни за все его годы...

Тилар остановился и повернулся к Перрилу. Его грудь вздымалась от волн стыда и страданий: «Черт возьми! Посмотри на меня, Перрил. Он поднял свою кривую руку. «Рыцарь, которого ты знал, ушел, давно похоронен. Я из ножницы из Пунта. Оставь меня в моей норе и больше не выискивай меня ». Его взрыв отбросил другого назад на полшага. В лице рыцаря он снова увидел мальчика, раненного и не в состоянии ответить. Молодой человек смотрел на свечение меньшей луны. «Я должен быть в отъезде», пробормотал он извиняющимся тоном, поправляя маску на месте, затем твердо встретился взглядом с Тиларом, снова рыцарь...

Тилар услышал странное веселье в голосе другого. «С моей точки зрения, я бы сказал, что он был тот, кто делает изгиб». Барго ворчал. Сапоги, которые Тилар изучал, подошли ближе. - Ваше имя, сирра? Тилар молчал. Он не удосужился посмотреть. Не было необходимости. Черты рыцаря будут скрыты за оболочкой из маски, лицевой ткани, вырезанной из того же благословенного материала, что и плащ рыцаря. Все, что когда-либо было видно на лице рыцаря, были глаза и тройные полосы, которые сливались с маской. «То, что они утверждают, правда?» Продолжил рыцарь. «Вы знаете, сирра, что просить монеты нельзя после захода солнца»...

Йорга обнял его, намереваясь схватить за пригоршню волос. Ошибка. Тилар покачнулся с дороги, поворачиваясь на своей дубинке. Он быстро набросился на другого, обнажив локоть, чтобы ударить по носу Йорги, когда он наклонился. Кость раздроблена. Тилар не чувствовал этого, но он слышал это вместе с последующим воем. Это был не столько крик боли, сколько возмущение. Йорга отшатнулся, кровь брызнула из обеих ноздрей. Барго взревел, обойдя сторону своего партнера. Тилар перекатился на спину с шрамами, выбивая ногами. Он знал, где нанести удар. Пятки его ботинок врезались в колени более крупного человека...

Чувствуя кровь из расколотой губы, он взглянул вправо и влево, пытаясь найти какое-либо средство побега. Upstreet распространился по террасам, паласио и садовым высотам тех, у кого достаточно богатства, чтобы насладиться прохладным бризом скал острова, ведущим, наконец, к белому замку, пылающему на Летней горе. Тяжело охраняемые, в этом направлении не будет спасения. Ни даунстрим. Это направление привело к изогнутым переулкам, углам и темным узким местам Нижнего Пунта. Безопасность никогда не лежала в этом направлении. Итак, в ловушке посередине он встретился со своими противниками. Барго и Йорга...