Анфиса Савина

Таньке грезилось, жарко натопленная изба и сидящая возле люльки мать, она укачивала малыша, а тот всё кричал так жалобно и надрывно. Открыв глаза, девушка почувствовала, что горит огнём, было нестерпимо жарко и каждый вдох давался с трудом. Пантелеевна склонилась над ней, шепча молитву и обтирая пот. Таня хотела заговорить с ней, но вместо слов из груди вырвался удушающий кашель. Чёрная пропасть небытия вновь разверзлась, затягивая её сознание словно воронка. Несколько раз она пыталась прийти в себя, видела смутно родные лица: соседки, Насти и Кузи...

Темнота заполонила всё вокруг, заползла в самые потаённые уголки комнатки, разлеглась под лавкой, чернела по углам, лишь еле тлеющий закат за окном бросал алые блики на грязный пол. "Нужно взять веник и подмести тут..." - мелькнуло в голове у Тани. Но Кузька так сладко спал, положив голову ей на колени, что было жалко будить его и она продолжала сидеть, будто окаменев. Никогда у них в избе не было столько народу, как сегодня, не удивительно, что так натоптали. Не только из их деревни, но и из соседних приходили люди проститься с матерью Таньки и Кузи...

Пейзаж лениво плыл за окном автомобиля, аккуратные домики в обрамлении зелёных садов, под колпаком безмятежного летнего неба, что слепит своей синевой. Пригород мирно дремал, в пик июльского зноя никому неохота выходить из своих домов и ни один случайный прохожий не оживлял своим присутствием сонные улочки. Однако атмосфера в салоне автомобиля была далека от умиротворения, в воздухе витало напряжение, как перед грозой. Егор вжался в сиденье и опустив глаза, держал за руку Алину - свою невесту....

Места здесь были дикие. Дремучие леса покрывали землю, древние деревья вцепившись в землю огромными корнями тянулись ввысь, раскинув кудрявые кроны и закрывая солнце. В мрачных чащобах притаились болота, тёмные воды их ничего не отражали, обманчивы изумрудные кочки, гнилью и холодом дышала бездонная топь. Говорят, что - то злое и страшное живёт в этих зачарованных чащобах, что - то вывелось в незапамятные времена среди бледных поганок, под сырыми пнями, в чёрных болотных глубинах. Сказывали старухи, будто ночами пылают над болотами бесовы огни, заманивают путников в самую топь...

Мутная вода кипела и бурлила где - то далеко внизу обрыва. Тёмные воды крутили воронки и пеной кипели у берега. В мрачных сизых облаках догорал закат, еле различимым светлым пятном на горизонте. Рыжая девушка с длинной косой и россыпью задорных в конопушек на круглом лице, не мигая смотрела на это пятно - её последний закат. Скоро ледяные воды сомкнутся над её головой, утянет на дно намокшая одежда, а река так и будет бежать вперёд под бесцветным небом, словно и не жила никогда на свете девушка Маша...

Ночь парила на чёрных крыльях, звеня искрами звёзд. Лес замер в безветрии, мрачной стеной встал вдоль дороги, тишина и покой воцарились вокруг. Малейший хруст ветки и крик сонной ночной птицы, громко раздавались, заставляя одиноко бредущую девушку тревожно вздрагивать. Она крепче прижимала к себе свой узелок, боязливо косясь в сторону лесной чащи, приведениями застыли там белые стволы берёз, дымчатые кроны хранили в своих глубинах неведомые опасности, бледный свет рассеянных звёзд играл тенями и сплетал их неведомыми чудовищами, распластанными на сером фоне тропы...

Первый раз это случилось когда зима была в разгаре, ветер воя носился над землёй, крутил снежные смерчи и переметал дороги. Деревня терпеливо ждала окончания ледяного плена и мирно дремала под свист ветров, грезя о тепле. Ночи выдавались тёмные, глухие и беспросветные, как будто погрузился мир на дно глубокого озера, куда не достают лучи солнца. Одной такой ночкой огласил округу бабий визг. Сонные люди высыпали из натопленных изб в холодную мглу, где танцевали тысячи снежинок не давая ничего разглядеть...

Отыграла вечерняя зорька, река, что только недавно блестела искристыми переливами, стала тёмной и лишь глухие всплески напоминали о том, что она здесь, совсем рядом. А на берегу трещал костёр, дед Платон собирался запекать рыбу, вкуснее его рыбки нет ничего вкуснее и внучата: Гришка и Пашка с нетерпением смотрели, как ловко его руки разделывают рыбу, а тени пляшут на морщинистом лице. А в это время послышался глухой удар о воду, словно весло плашмя уронили. Мальчишки вздрогнули, а дед поспешил их успокоить: "Это рыба плещется...

Вечер всё плотнее обступал деревню, укутывал серым дымом избы и изгороди, на востоке клубились сизые тучки, готовые рассыпаться холодными брызгами дождя. Дети визжа и горланя носились по улицам, давно бы им пора по домам, но матерям сейчас не до них. Только и разговоров про Серафиму Федотову, как не зацепятся языками бабоньки, все беседы к этой бесстыднице сводятся. Дед Антип и бабка Марья - старожилы деревенские, всего повидали на своём веку и то, дивятся Серафиминому нахальству. Как верховные...

Лес объят полуденной дрёмой, высокие травы едва заметно покачиваются, птицы лениво переговариваются, а ярко - синее небо прилегло на верхушки берёз, чтобы отдохнуть и послушать о чём шепчутся деревья. Хороводы облаков словно слепленных из белой пены легко кружат над зелёными холмами и рощами, а Катя бежит вперёд и всё существо её ликует, травы льнут к босым ногам мягким шёлком, воздух накалённый солнцем имеет свой особый вкус, что таят на губах пряными искрами, светло и радостно на душе, природа разделяет её восторг и выражает его танцем солнечных бликов и музыкой ветров...

Шла странница сквозь леса густые, мимо полей бескрайних, по городам каменным и по деревням большим и малым. При ней две девочки погодки Матрёна да Марфа, худые, босые, голодные. Просили они подаяния в богатых домах, подле церквей златоглавых, на улицах шумных и площадях многолюдных. Кто сжалиться и одарит нищенок хлеба краюхой иль мелкой монеткой, а кто и прочь погонит изругав. Однажды усталые и продрогшие нашли они ночлег у старой крестьянки, поделилась она с ними скромной своей едой и множество легенд и сказок рассказала маленьким странницам...

Ночь меняла свой цвет с чёрного на глубокий синий, ещё немного и темнота растает под натиском нового дня и свет зальёт притихший город. А пока, несколько ярких свечей заставляли мглу испуганно метаться по стенам, бросая желтоватые блики на бледное лицо обессиленной женщины. Авдотья лежала на кровати, слезы потоком текли из её глаз и горестные рыдания непроизвольно вырывались из груди, нарушая скорбную тишину комнаты. Скрипнула дверь и вошла повитуха с тазом воды и чистыми полотенцами. "За что мне всё это Палаша? - обратилась к ней Авдотья, - Мало ли в жизни своей я хлебнула горя...