Лидия Инниш

Декабрь наступил. Пришел точно по расписанию, не обманул. Он-то пришел, а вот зима что-то не торопится. В саду пусто, но не уныло, потому что тепло, потому что новая травка лезет из палой листвы, потому что на кустах вейгелы набухли темно-красные бутоны… потому что я сижу на лавочке, закутавшись в любимый свитер, и мне хорошо. Только темнеет рано. Я смотрю, как на небе зажигаются звезды. Летом их так много, что глаза не знают, на какой остановиться, будто я не вовремя выбираю елочные гирлянды к Рождеству...

Он был еще совсем молод — пожалуй, лет сорока с небольшим. Разве это возраст? Самый расцвет. Выросший в глубинке, вдали от шума и ядовитого дыхания большого города, окруженный заботой, не согнувший перед жизненными невзгодами гордо выпрямленной спины. Он был красив. Его память сохранила момент, когда он вдруг вымахал сразу под два метра, став тонким и гибким хлыстом, непохожим ни на ребенка, ни на взрослого. Но постепенно он возмужал, и теперь его крепким телом и гладкой кожей восхищались даже те, кто раньше и не повернул бы головы в его сторону...

Снова выйти на сцену… будто вернуться домой. Вдохнуть тонкий и терпкий запах кулис, пройтись по слегка пружинящим доскам сцены… заглянуть в темную пропасть зрительного зала… Молча кивнуть коллегам, ибо слова сейчас дороги, они ждут своего часа где-то там, глубоко внутри, ждут, когда им даруют свободу. Все сейчас замерло в напряженной тишине. Не делать лишних движений. Не говорить. Встать в уголочке и попытаться стать не собой… Зал постепенно заполняется, приглушенным шумом проникая в закулисье...

Глядя на сонм современных киногероев, спасающих Землю (а иногда - только Америку, но это для них одно и то же), вдруг захотелось стать консерватором и уехать в Лондон. Насовсем. Есть легенда о том, что после своей смерти король Артур Пендрагон не был похоронен, а покоится на волшебном острове Аваллон, острове блаженных, острове забвения. Те, кто туда попадает, не умирают по-настоящему, как мы, но покоятся до поры до времени, ожидая своего срока. Легенда говорит, что в трудные для Британии времена король Артур пробудится, чтобы навести в своей стране порядок...

Казалось бы — сколько уже о нем написано, и все никак не угомонятся. Что такое счастье, какое оно, есть ли оно на свете? Вечно ли? Можно ли его обрести? Как не потерять? Наверное, нет ни одного пишущего, кто хотя бы раз не высказался по этому поводу, а значит - надо, Федя, надо. Чтобы писать о счастье, нужно сначала его испытать, как минимум. Ну, хотя бы разок. Хотя иногда мне кажется, что счастье — не момент, а период. Это как фотон света — то, волна, то частица. То сжимается в мгновения, то растягивается на световые годы...

Нелегко, небось, пришлось Декарту в печке. Темно и грязно, и ооочень тихо. И впрямь можно усомниться в своем существовании. Стрессовая ситуация, конечно, заставила мозг искать выход, и вот - получите и распишитесь, аксиома философии: я мыслю, следовательно, существую. Вряд ли там, снаружи, был хоть один человек, подумавший в те долгие тягостные минуты: Декарт, друг мой, как ты там? Жив? Мыслишь? Существуешь? Вот рядом со мной лежит черно-белый кот, похожий на растрепанную шапку. Интересно, думает ли он обо мне? Вряд ли...

Как по-разному пахнут книги! Новые – попроще: клеем, бумагой, краской… каждая – чуть-чуть иначе. В детстве я радовалась, если книга, взятая в библиотеке, оказывалась напечатанной в одном небольшом издательстве – это значило, что я буду ее не только читать, но и нюхать. И это был один из запахов детства. Старые книги гораздо щедрее на ассоциации. Они пахнут табаком – папиным или дедушкиным, грибами и прелью, пылью, кожей… Они пахнут лавандой, ладаном и дымом. И если под обложкой, среди букв, спрятаны человеческие судьбы, то запах рассказывает свою историю – не менее интересную...

Человек, наверное, состоит на девяносто процентов из выбора. Каждая жизненная мелочь предлагается ему в нескольких вариантах, иногда — взаимоисключающих. Поделиться конфетой или съесть самой? Рассказать подружке, что влюбилась в Сережку, или не стоит? А маме про двойку по алгебре? В кино или в кафе? И в какой цвет покраситься? Туфли красные или бежевые? Наличными или в кредит? Рыба или мясо? А может, овощи? Промолчать или высказать начальнику все, что думаешь? Сменить работу или потерпеть...

Когда-то я совсем не знала английского языка. Вот ни капельки. А русский любила трепетно, спасибо моей любимой школьной учительнице. Нравились мне тексты, написанные ярким, сочным языком, тексты, от которых мурашки и ощущение прикосновения к личности — и русские, и зарубежные. Но в те далекие времена я как-то не задавалась вопросом, а кто же перевел на русский те книжки, которые мне нравились — Сташеффа, Дика, Гаррисона... Толкиена. Да, вот с Толкиена все и началось. «Властелин колец» попал мне...

Зачем, почему, по какой причине вдруг накатывает, захлестывает с головой, сбивает дыхание мучительная неуверенность в себе?! Вчера все было нормально, и солнце светило, и впереди даже виднелась надежда на счастливое будущее. А сегодня - будто выключили свет, и нет веры в свои силы, и хочется плакать. Что это — гормоны? Изменения атмосферного давления? Чьи-то нечаянно услышанные обидные слова? Несчастливое стечение обстоятельств? Я называю это синдромом Марти - помните эту холеричную зебру из мультика «Мадагаскар»? Его настроение менялось, как будто в него был встроен переключатель...

И был снег. Падал тихими хлопьями, как у Пастернака — нет, еще мягче, почти невесомо, такой легкий, что ни одна снежинка не сминалась, опускаясь на землю, такой нежный, что держался даже на вертикальных поверхностях, случайно зацепившись за неровность. Казалось чудом, что эта невесомая нежность вообще опускается вниз, а не улетает от малейшего дуновения ветерка, как пух одуванчика. Но снег был — а ветра не было. И было небо. Перламутровое, серое, как крыло горлицы, оно без усилия отдавало, отпускало снежинки на волю...

Книги - как дети. Сначала ты просто очень хочешь её написать. Потом наступает пора вынашивания: ты думаешь о ней, мечтаешь, какой она будет, с каким характером, какие герои будут её населять. Мысленно рисуешь картинки. Потом - не мысленно, а вполне реально, карандашом на бумаге. Читаешь, готовишься (а как же, ребёнок требует подкованности в вопросах его, детского, развития). Время идет и становится ясно, что уже вот-вот наступит срок - книга родится на свет. Конечно, ты и раньше время от времени делал наброски, прикидывал так и эдак, но теперь, когда сроки пришли, ты садишься ПИСАТЬ...