На безымянной высоте

Нет, братцы, чай я с хлебушком пью. Или с булками, пирожками, шанешками. Маруся моя из Архангельска , так там шаньги пекут – ох, язык проглотишь! С морошкой, голубикой, грибами-опятами и даже с рыбой семушкой! А печеньки-вафельки я не ем с чаем, нет. С той осени сорок первого не могу. И вроде жить стало лучше, и в продмаге этих печеньев разных стало аж пять сортов, а все в рот не лезет. Тяжело вспоминать. Молодые мы были, глупые. Тогда в июле от самой польской границы почитай наяривали – своих догоняли, боялись в кольцо угодить...

На ночь пулеметчики пристреливали у меня машинки «под колышек». У дегтярева внизу приклада есть небольшое отверстие. Днем, когда пристреляешь цель, сразу вбиваешь колышек и вставляешь его в приклад. Ночью, к примеру, слышишь возню у амбара – это колышек №3. Так что не следует думать, что в ночи мы стреляли куда попало. Приклад на колышек - пули поливают нужный сектор. Ночью пошел проверять посты. Службу во взводе я нормально поставил. Ни одного нашего немцы ночью не вытащили за все время. Иду...

Дело к концу войны шло. Наши части к Берлину подходили, а мы окопались в Польше, в небольшом городке под Данцигом. Так называемое труймясто. Город один вроде – Данциг, или как поляки называют его – Гданьск, а на самом деле их три. Гданьск, Гдыня и Сопот. Так и любви в моей жизни тоже три приключилось. Первая жена моя была из Харькова родом. Работала она в Москве машинисткой в редакции журнала «Социализм на стройке». Я к тому времени на заводе бывшем Гужона трудился. Но развивался, не смотря на то, что рабочим был...

Командир батальона поставил задачу. Произвести разведку боем в сторону Ромоданово. Это там теперь Калуга. Вскрыть оборону противника. Выявить огневые точки. Силами танкового взвода. Танковый взвод наш – три легких танка Т-26. Собрались все, думаем, как нам выполнить боевую задачу и при этом умудриться уцелеть. Парни сидят грустные. Мехвод Володин, которому на днях жена родила двойню, колупает землю финским ножом... Умирать кому охота? До позиций их мы еще, допустим, доползем, а вот как обратно? Немцы дождутся, когда мы начнем разворачиваться, и в борта нас всех и распишут...

Под Баскаковкой дело было. Это под Смоленском. Апрель месяц – поручили нам добыть языка. Шесть человек в группе. Выдвинулись, идем по компасу. Знаем, что хочешь - не хочешь, а добыть языка должны. Иначе отправят обратно. Всю ночь проходили – никого не встретили. Только промокли все как черти. Сели передохнуть. Деревня близко, в ней гарнизон. Даже танки там видели. Сидим, кумекаем – вдруг голос вдалеке слышим. Немец! Ни свет, ни заря идет по дороге. Карабин за спиной болтается. Довольный, соловьем поет, даже не стесняется...

Комроты наш многому меня научил. Ну и тех, само-собой, кто воевал с ним и живой домой вернулся. Он из-под самого Бреста топал до Москвы, а потом еще и с нами обратно. С Ростова он был. Капитан Волков. Был он лет на десять нас старше или чуть меньше. Большой шутник, любимец женщин и, вообще, знатный ухарь. Но дело свое знал очень хорошо. В любое время дня и ночи заставлял нас молодых щеглов необстрелянных рыть окопы четко по уставу, при малейшей возможности поглубже зарываться в землю. Учил он таким,...

Вот сейчас не знают цену хлеба, а я скажу. Под Смоленском дело было. Нас раненых из-под Вязьмы привезли туда в лагерь. Привезли, у пакгауза сгрузили, ну и стоим. А жрать охота – пуще смерти. Я, ж почитай, с неделю не жрал ничего. Был парнишка у нас. Куренков или Куренцов фамилия его была – все его Кулеш звали. Шило в одном месте. Мы с ним и повоевать успели. Еще до окружения отличиться успел он. Драпанула как-то соседняя рота – не выдержала напора немецкого. Остались только он и пулеметчик. И они вдвоем каким-то чудом немцев остановили...

Лейтенант Вороненко знал Машу еще до войны. Они познакомились в саду Спартак в сороковом, когда он вернулся домой с училища. В деревне Мурзинка на окраине Ленинграда жила его тетка, а двоюродный брательник, ее сын, работал рядом – на заводе-гиганте «Большевик». Братья хорошо поддали за встречу, за долгожданные кубари, и тетка, натерпевшаяся в свое время от пьяницы мужа, выгнала обоих проветриться. Вороненко с братом пришли в сад, там и встретили Машу. Маша – зеленоглазая смешливая школьница заканчивала девятый класс...

Знаешь, как наш максим бьет? Песня такая была «Так-так-так, - говорит пулеметчик. Так-так-так, – говорит пулемет». Такой звук был у него. Хлесткий и злой, но неторопливый. Наподобие швейной машинки. А немецкие «машин-гевер», наоборот: «Р-р-р-р-р!» – как горох о железо. В атаку идешь: «Р-р-р-р-р!» – первую шеренгу корова языком слизала. «Р-р-р-р-р!» – второй нет. По полю рык, вой да ядреный мат. Только бы добежать до пулеметчика этого. На бога душу мать, да на нож и автомат надежда – они не подведут...

За неделю до этого старшина приволок спирту на тридцать человек, когда нас было всего 15. Мы лежали в болоте, среди редких и тощих сосенок и впереди была железнодорожная насыпь, которую нашему батальону нужно было с утра оседлать, выбив оттуда немецких пулеметчиков. Стоял жестокий мороз, а нам нельзя было даже развести костра. В грязных драных шинелях, в прожженных валенках люди корчились от холода, и появление на ночь глядя спирта, разумеется, воодушевило многих. Пополз до старшины и я. Меня перехватил Бакибаев: «Не пей...

Так и шлепнули Меркурьева, он и крикнуть не успел – свалился как куль. Выстрел совсем рядом грохнул. Я извернулся, из-за пояса у дружка моего гранату рванул и в кусты ее. Там ба-бах, крик, стон – немцы! Влад подскочил, спросони понять ничего не может, заметался, винтовку из-под убитого рвет. Я на крики все четыре пули и высадил. Тут нам и дали по сусалам. Со всех сторон понабежали, навалились, и все – очнулся уже в плену... С тех пор, как все рухнуло, прошло не более недели. Ночами мы шли, а днем прятались в перелесках...

Не успел я поосмотреться, как почти сразу лицом к лицу столкнулся с комиссаром нашего истребительного батальона Вахненко. Только теперь он служил в полиции и с утра до ночи толкался на рынке... Два дня я не решался выйти. Терся по чердакам, палисадникам, благо еще было не так холодно, но жрать хотелось нестерпимо. Так что я решил выходить и пробираться через поселок к своим, к тетке, значит. Думал пересидеть у нее, прийти в себя, а там найти партизан и дунуть к ним. Но все с самого начала пошло не так...