Мужская поваренная книга

Чистый лоснится пол; стеклянные чаши блистают; Все уж увенчаны гости; иной обоняет, зажмурясь, Ладана сладостный дым; другой открывает амфору, Запах веселый вина разливая далече... В преддверии неумолимо знаменующего собой девятилетний юбилей конторы симпосия жарил горошины чёрного перца на сковороде. По готовности засыпал перец в свернутую конвертиком бумажку и дробил деревянной скалкой. Из нарезанной сытными толстенькими ломтиками сыровяленой свиной грудинки на скромной толике оливкового масла терпеливо томил в сковороде золотистые шкварки...

– Неужто там и вправду сокровища есть? – спросил нищий старик. – Ого! А ты не слыхал? Там столько золота да камней драгоценных, что все на свете трактиры купить можно. Но, я так думаю, монахи и сами не знают, где оно, в какой стене замуровано, сокровище это. А я бы нашел! – сказал тряпичник. Прошло только три-четыре дня, а я уже стал своим человеком в монастыре. Когда я оставался в коридоре или в комнате один, то сейчас же вытаскивал из кармана молоточек и принимался выстукивать им стены. Но стук получался везде одинаковый - такой, будто лошадь бьет копытом по мостовой...

Памяти Бориса Георгиевича Мартиросова. Кто бы что ни говорил, а лучшим подарком своей драгоценной тушке в морозный февральский день в качестве защиты от супостатных происков бацильного микроба инфлюэнцы является собственноручно сваренное пряное и огненное грузинское харчо. Ясно осознавая, что сам процесс или скажем смелее - таинство приготовления харчо просто необходимо начинать загодя, смело выделял под сиё священнодействие весь выходной. Плавная и чудесная размеренной неторопливостью оздоровительная...

Слушал из уст моей вернувшейся из очередного вояжа благоверной нервический поток сознания о потере ею  уже по прибытии  и автобусного, и паромного билетов. В докладе в виде оправдания фигурировали: темное время суток, дождь, усталость, множественные благоприобретённые пороки, врождённая идиотия и фундаментальные грехи отцов. В конце повествования особо гордо напиралось на спонтанную и невиданную сообразительность, выразившуюся в конфискации у многих попутчиков ненужных им более билетов.     Сжимал зубы и кулаки, периодически мученически закатывал глаза...

Прослушал сего дня в богомерзком устройстве негодяя Белла голос моей ненаглядной. Прям аж из городу Тольятти. А голосок милой-то моей, ах!.. Из звонкого колокольчикового превратился в утробный хрип волка из "Жил-был пес".     Ох ты, господи, что выясняется - вошла надысь в номер, увидела полное своё одиночество, произрастающее от съехавшей сотоварки, и от полноты переполнявшего ея счастия дурочка моя мизантропная запела пугачевское: "Крикну, а в ответ тишина, снова я осталась одна"! Вот тут, аккурат на верхнем ля, коварный недуг её и одолел...

...Сбитень варим "Встaнь трaвa". Стaринный русский нaпиток. Водa, сто грaммов сухого винa, мед, и вaрится. Как только зaкипит, вливaем водку и гасим. Пить теплым. Ёжась контрастом от жара сладких весенних позывов заполошных солнечных зайцев, настойчиво рвущихся в окна, и ледяного дыхания арктического воздуха за бортом нашей избушки, прямо с утра затеялся варить сбитень. Медленно, весьма медленно и плавно грел в котле мультивары ключевую воду. По нагревании, деревянной ложкой щедро зачёрпывая, растворял в воде монастырский мёд...

Лета наша яко паучина поучахуся: дние лет нашихъ в нихже седмьдесят лет, аще же в силах, осмьдесятъ лет, и множае их труд и болезнь; а яко же прииде кротость на ны, и накажемся. Хрупкая, но очень смелая стеклянная трубочка термометра, висящая за окном на солнечной стороне здания, безрассудно показывала четыре тысячи градусов тепла по Цельсию. Выводя коллектив на перекур и выпуская в уличную густую истомную жару облачко морозной офисной изморози, широко распахнутой дверью слегка пришиб явно отбившуюся от основной группы и присевшую от усталости на конторское крылечко пожилую туристку...

Сидеть за столом в фондовом отделе, вымучивая из себя квартальный отчёт о проделанной работе, было тоскливо. Меня, наивного дурака, щедро рассыпая хлебные крошки тропинкой сладких обещаний, выманила обманом из глубоких реставрационных казематов на свет божий под очи начальственные наша мудрейшая Главная Хранительница. Заманив зело дикого, но очень доверчивого меня в отдел, она коварно подпёрла входную дверь бревном угроз: - Выбирай! Или отчёт вот прямо сейчас мне на стол, и тогда в награду  в...

Давно уже, зло шипя, злословили родственники и знакомые, что слугу вашего покорного с деньгами да к тому же в весёлой компании бесшабашной Рыжей в город, к нормальным людям, выпускать из дому никак не можно. Ныне же, по очередному недогляду за чумачедшими нами, вырвались мы и всего за какой-то час успели нашкодить от души.     Изначально вояж намечался из-за легкомысленного согласия автора сих строк расширить кулинарные изыски ностальгическим напитком комбуча, добываемым при помощи чайного гриба...

Мумий тролль     Пить, не закусывая, вкусную и полезную водку, впрочем, как и другие крепкие и креплёные напитки, безусловно, можно и нужно! Особенно в моменты сильных духовных переживаний. Так-то нервы у нас, естественно, как стальные канаты. Но всё же, всё же...     Вчера незабудка моя опять укатила судить соревнования. В ночь. В Нижний. На поезде. Провожая такси с ненаглядной, с балкона махал зажатым в левый кулачок носовым платочком, правый же изо всех сил прижимал к сердцу. Кричал вслед отчаливающей повозке: "Я уезжаю в дальний путь, но сердце с вами остается...

Разлившийся по дому душераздирающий запах свежей сладкой сдобы безжалостно объявил побудку с первыми рассветными лучами солнца. Чувственно дрожа ноздрями, мужественно продолжал лежать, выжидая сигнала. Дождавшись нежно малиновых колоколец готовности от полуночницы хлебопечки, передней, ещё сонной, когтистой лапой, не открывая глаз, пошуровал рядом с собой. Обнаружив в кровати присутствие полного отсутствия дражайшей половины, как гончаровский Илья Ильич, но мысленно, про себя, покричал: "Захар, Захааар!...

Памяти Саши Жукова, Командира сквада =MAG=     Рецепт сегодняшнего роскошного пира и прост и сложен одновременно. На столе у нас лишь по рюмке водки и куску ржаного хлеба. Рюмка моего сегодняшнего умеющего как никто очень внимательно слушать гостя стоит накрытой ломтём хлеба, а моя рюмка зажата у меня в руке. Я долго согреваю её ладонью и пью. Наливаю вновь, грею её, пью... И говорю с моим желанным гостем, говорю, говорю… – Ты помнишь тот день, когда мы познакомились? Да нет, конечно же, ты не помнишь...