Роза Бранка

Варенье варилось ночью. Рано утром накануне в доме появлялось ведро черешни, клубники, вишни или абрикосов. Оно стояло в тени, прикрытое куском белоснежной марли - наш ароматный ягодный грааль, полный лета и тайны. Мы весь день старались быть хорошими детьми ради того, чтобы на закате самым достойным позволили к нему прикоснуться: "Ты и ты, можете разобрать ягоду". От клубники, огромной в наших восьмилетних ладошках, следовало бережно отделить листики и плодоножку. Из черешни и вишни вынуть косточки - ударяясь о дно кастрюли, они звенели как волшебные колокольчики...

Люди мы не то чтобы очень гламурные, но повод был подходящий: день рождения нашей Дины. И потому мы два дня обедали в дорогих ресторанах: льняные салфетки, хрусталь, вилки из одного набора. Официанты-полиглоты. Хостес с внешностью «Vogue ее недостоин». Умный джаз, тихие застольные беседы и никакого гогота, хоть и Алентежу. И вот едем мы обратно в Лиссабон, просветленные все и где-то даже изысканные. Слушаем Шопена. Сдержанно делимся впечатлениями. И вдруг минут через сорок я чувствую, что атмосфера в машине начинает сгущаться...

Дело такое: недели три назад, возвращаясь с южного берега Тежу на пароме, муж мой бесценный каким-то образом влез в машинное масло. И вот сдает он, значит, штаны в стирку, а я расстроганно говорю: привет от cacilheiro, какая прелесть. Cacilheiro - это урчащий оранжевый кораблик, который соединяет Лиссабон и городок Касильяш. Тежу бьется о рыбацкую пристань, мост 25 апреля блистает в ночи, бутылка вина, аромат океана - вот это все. Ах. После первой стирки "ах" превратилось в "ох", а когда стало понятно, что пятен четыре, и их надо выводить, междометия радикально сменили тональность...

После обеда я пошла проветриться на набережную Тежу. Сижу на волнорезе, смотрю на чаек и растамана, который примостился на самом краешке со своим косяком. И вижу, натурально, роскошный кадр: чайка, голубь и ласточка прямо по росту выстроились и уставились на мост 25 апреля. Я тихонько крадусь вперёд, чтоб, значит, снять группу товарищей. Оказываюсь на последней балке и чувствую, как меня хватают за майку и тащат назад. - Ты, мать твою, чо делаешь? - говорит растаман, когда я плюхаюсь на задницу рядом с ним...

Он всегда стоял на паперти – высокий, худой, с узким бледным лицом аскета. Он был красив, но дети не видели красоты, а видели только черную с проседью бороду и страдальческие складки на высоком лбу. Дети звали его Убивец. Они видели Убивца каждый раз, когда бабушка брала их в храм. Зимой мельком, сонными утренними глазами, на пути из караулки в боковой придел, где можно было в свечном сумраке, под нестройное пение деревенского хора, доспать свое на огромном старинном сундуке. Летом получше. Из...

Дружественные локальные алкаши свято верят в календарь и потому приступают к пикникам на лавочке у подъезда прямо первого марта. Весна пришла - и точка. Традиции надо чтить, даже в такие холодные дни как сегодня. Они называют это "невзирая на фактическую погоду". - Меня слушайте! - возгласил только что предводитель алкашей. - Я вам правду скажу! Видимо, он взывал к обществу уже какое-то время, потому что Матерь Драконов раздраженно сказала: - Заткнись и говори! Матерь очень последовательная женщина...

Не спрашивайте, как я оказалась в этом поезде. Это неважно, как и то, что время со вчерашнего вечера течёт для меня совсем идиотски. Важно то, что со станции "Вышний Волочек" в вагон шагнула бабка. Нет, не так: Бабка. У неё было все, что полагается такой женщине из города с таким названием: свалявшийся мохеровый берет поверх цветастого платка, пухлые баулы и пухлый же внук, недоросль лет двенадцати, обреченно волочащийся за баулами. Поняв, что, "согласно купленных билетов", родственница будет сидеть не рядом, внук было обрадовался...

В Вербное воскресенье к обеду всегда были караси. За неделю до праздника к соседу-рыбаку отправлялся парламентер со спиртосодержащим авансом и напоминанием, что караси надлежащего размера и свежести должны быть доставлены не позже Лазаревой субботы. И в субботу после полудня - я не помню ни одного раза, чтобы этого не было - в доме появлялось ведро рыбы. Как все деревенские дети, мы не страдали излишней рефлексией и потому кидались к этому ведру - от него пахло речкой и летом. Карасей следовало почистить, тщательно выпотрошить, срезать им все плавники...

В два часа дня я вышла на станции "Тверская", посмотрела на часы и с гордостью вечно опаздывающего человека поняла, что до назначенной встречи у меня еще пятнадцать минут. Пристроилась в центре зала, достала книгу, стою, читаю. И вдуг замечаю боковым зрением странного человека. Нет, на вид он был абсолютно обычный - пальто, ботинки, разве что шарф слишком яркий. Но шел он непонятно: сделает два шага, остановится и застынет секунд на пятнадцать. Еще два шага - и снова остановка. Толпа обтекала его с двух сторон, как вода обтекает и медленно тащит по течению бревно...

Впервые я увидела их, когда Инеш и Шику уже были парой , причем на мой взгляд чрезвычайно гармоничной: оба они были… как бы это сказать… весьма специфичны. Инеш худа, длиннолика и противоестественно зубаста. У Шику одного зуба спереди не хватает, лысина компенсируется шикарными усами, и вообще выглядит он прямо как работорговец Перейра из "Пятнадцатилетнего капитана". Однако если Шику от природы одарен совершенно дьявольским обаянием, то социальные навыки Инеш ограничиваются тычками под ребра и дружелюбным засовыванием холодного пальца в ухо...

- Ну его на фиг, - сказал муж. - Он просто хочет, чтобы мы искали кокосовую воду. Этот семейный мем появился у нас после первых Ночей морны. Употребляется для обозначения редиски, которая заставляет человека совершать затратные и бессмысленные действия с целью доказать собственную важность. История его появления такова. За пару дней до приезда в Россию Нэнси Виейры и оркестра Сезарии Эворы менеджер артистов прислал райдер. Ну я, как добросовестный и жутко напуганный промоутер-любитель, честно распечатала двухстраничный список и двинула в супермаркет...

Я часто думаю о Кубе. Куба - это важный кусок моего детства потому что. Во-первых, я выросла в самом, наверно, чудовищном порождении советского градостроительства - поселке городского типа - наскоро возведенном вокруг сахарного завода. Когда я была маленькой, то страшно гордилась, что наш поселок построили химики. Потом - и это было разочарование похлеще того, что Деда Мороза на самом деле не существует - я узнала, что "химиками" называют зэков. Ну, короче, где сахарный завод - там и Куба. Сахар-сырец, кубинские монетки, испанская маркировка на мешках...