сгоревший календарь

Джесс спрашивает это уже не в первый раз, шмыгая носом и утирая его грязным потрепанным рукавом куртки. На самом деле он бы предпочел найти какой-нибудь другой кусок тряпки, потому что куртка была его любимой, добытой в одной из вылазок в старый и разрушенный дом, занесенный песком и пеплом. Он снял ее с почти полностью иссохшего тела, сидевшего рядом со входом, и каждую секунду, что он пытался случайно не сломать мумии руку, Джесс боялся, что сейчас она откроет глаза и нападет. Отец рассказывал...

Я приветливо улыбаюсь посетителю, доставая с полки бутылку. Редко кто заказывает здесь вино, и мне приходится откупоривать новую, уже прекрасно понимая, что, если посетитель не выпьет ее полностью, мне придется ее допивать. Не люблю оставлять открытые бутылки вина, да и инвентаризацию мне, к счастью, не проводить. Я хозяин, могу творить что захочется.       — Благодарю.       У посетителя безумно уставшие глаза, и я не могу удержаться, чтобы не рассмотреть его. Потрепанная одежда, много раз заштопанная, шрамы на руках и лице...

Черные коты приносят неудачу. Черные коты — совершенно не такие коты, к которым привыкли. К таким относятся с осторожностью, иногда даже проходя мимо вместо того, чтобы почесать за ухом или погладить спинку.       Черные коты — фамильяры ведьм. И это совершенная правда. Родился черным котом, и все девять своих жизней ты проведешь рядом с ведьмой. С одной, только своей, найдешься с ней через года и смерть. И если она действительно твоя ведьма — она протянет тебе руку.       Я не помнил, какая это идет жизнь...

Я сидел в раздумьях, покачиваясь взад-вперед в любимом кресле-качалке и разглядывая потертые носки из разных пар, которые я нашел утром и подумал, что они неплохо дополняют друг друга. В комнате витал слабый запах жженой бумаги, не спешивший покидать мою квартиру. Мне всегда казалось, что этот запах въелся в стены окончательно, и, хотя приходившие ко мне в гости коллеги никогда о нем не упоминали, я отчетливо его чувствовал. Я жег свои неудачные идеи в небольшом железном ведре почти ежедневно...

В жизни бывает просто несправедливость, вроде обвинения тебя в съедании печенек, хотя это был не ты, а бывает несправедливость эпических масштабов, от которой хочется лезть на стенку и орать не своим голосом на всю округу. Правда, ор не поможет.       Поможет разве что только чудо, которое уже однажды случилось немного не так, как хотелось.       Как-то раз, вернувшись домой с ненавистной работы в новогоднюю ночь, как раз прямо перед полуночью, я свалился на диван мордой в подушку, и загадал желание под взрывы салютов за окном...

Кто-то, а я скорее всего знаю, кто, только что чуть не вынес мне двери в и без того обшарпанном доме. Отдышавшись, этот «кто-то» соизволил поднять на меня свои бесстыжие глазенки. — Ты!.. — выдохнула она, внезапно подлетев ко мне, схватив за ворот рубашки. Эй, она же почти новая! — Я? И чего этой полоумной опять в голову взбрело? Сколько я ее знаю (а знаю я ее очень долго, уж поверьте), этой желтоглазой нахалке, с постоянно меняющимся цветом волос, вечно от меня надо что-то. То дракона ей поймай,...

*история вымышлена Мне было одиннадцать, когда в нашем доме впервые что-то загорелось. Мама, пахавшая в то время на трех работах, чтобы прокормить двух детей, оставила на плите включенную разогревающуюся еду, и прилегла «на минуточку». Я никак не могу ее винить. Любой устанет и уснет, когда бегаешь туда-сюда без передышки, потому что ублюдок-уже-бывший-муж сбежал к любовнице, только узнав, что будет второй ребенок.       На старенькой плите, зажигавшейся еще спичками, в маленькой кастрюле вспыхнул огонь, и я даже толком не поняла, как это произошло...

- То-ом? – голос Рэм эхом отдается от стен в мастерской, заставляя обладателя сего имени вздрогнуть и уронить отвертку прямиком себе на ногу – не тяжелая, но наклоняться за ней все равно придется, а делать это жутко лениво. Он инженер, а не механик, но чинить свою вещь лучше самому. Знает он, этих механиков, такие деньги возьмут, неделю голодать будешь. - Что-о? – кричит Том, поминутно растягиваясь на полу в поисках отлетевшей отвертки – та закатилась прямиком под двигатель, так просто не достать...

В канун Рождества по обыкновению снежно. Улицы не замело, но пушистые белые хлопья то и дело падают с неба, превращая старый город в красивейшее место. - Пошли скорее! – восхищенно говорит Фальк, поднимаясь по ступенькам. Вприпрыжку. Линка про себя отмечает, что взрослым людям не подобает такое поведение, но Фальк не говорил ведь, сколько ему лет. Линка думает, что раз не говорил, то он такой же ребенок, пусть и в два раза выше. Тим рядом гавкает, виляя хвостом. Тоже замерз, видимо, из пасти пар...

Камера достаточно просторная, но чьи-то давно протухшие останки портят интерьер, и Демон морщится, отпинывая от себя лысую черепушку, что почти сразу разваливается на кусочки, стоит ей столкнуться со стенкой. Черепушка вроде как даже была человеческой, но кто ж там разглядывал. Проблем и так других полно. Руки, например, связаны за спиной, шея кровоточит, хвост поломан в трех местах. За хвост Демону обиднее всего.       Двери отворяются лишь на секунду, чтобы впустить еще одного такого же неудачника, и с тяжелым скрипом захлопнуться обратно...

Когда тебе больше двадцати уже, все твердят, что надо быть взрослее, умнее, ответственнее, обрезать отросшие за столько лет волосы потому что «эй, ты же парень, а не русалочка!», а он рыжий, огненный, гриву растил с пятнадцати лет. Он только улыбается лучезарно и говорит, что обдумает это предложение, хотя через пять минут уже забывает обо всем, отвлекшись на коробку с котятами у круглосуточного супермаркета. Это каким надо быть уродом, чтобы так поступить с животными, возмущается он себе под нос...

Демон курит. Медленно, смакуя каждую затяжку терпких сигарет, и выпуская в воздух дым, пахнущий куда приятнее, чем чувствующаяся повсюду гарь. В изодранной рубашке, он сидит на земле, оперевшись спиной об остатки стены чьего-то дома, вдыхает дым и грустно усмехается. Над городом летают истребители, слышатся взрывы и звуки ломающихся построек. Слышатся крики. Демон вздыхает, прикрывая янтарные глаза.       Напротив него сидит человек, привыкший звать себя Охотником за Нечистью, и смотрит на Демона со смесью грусти и удивления во взгляде...