Записки вымирающего вида

Я счастлив был ещё недавно — Её я за руку держал, Ей улыбался я исправно, Перед друзьями восхвалял. Я думал, все у нас нормально, Я строил планы, я любил, Был крайне сдержан, аморально Ни разу я не поступил. Был каждый свежий текст лишь ею, Одной лишь ею вдохновлен... Я осуждать её не смею — Ведь в отношеньях не силён. Я много раз мог ошибаться, Мог боль чинить, пусть не со зла, И на меня не обижаться Она, похоже, не смогла...

Проснулся под слова второго куплета национального гимна. Репродукторы ревели по расписанию, не щадя никого. Придётся писать объяснительную, почему не встал раньше. Не дай Бог, узнают, конечно, но лучше перестраховаться. Может, даже в Церковь сходить лишний раз — авось, пронесёт. В прошлую среду Пашку за это с работы поперли. Но на него жена стуканула. Они поссорились недавно. Из-за кружевного белья. Она ему: — Ты за кого меня принимаешь? И уже чуть тише: — Ведь, если увидят... Асоциальный элемент, в-общем...

Она спросила: «Ты девственник?» Он смутился и ответил, что нет. Тогда она сказала, что у неё есть подруга, тоже девственница. То есть нет. Так и сказала — «то есть нет». «Вот и пойми ее,» — подумал он. Она сказала, что любит порно с участием геев. Находит это красивым. «Интересно, находит ли она красивым меня?» — подумал он. Она сказала, что ему лучше найти жену с машиной, квартирой и богатыми родственниками...

Вчера позвали в ресторан. На вечер грузинского танца. Грузином, само собой. Пришёл, выдали одежду, выпустили на сцену, дали рюмку, нашептали тост. Рюмку выпил, начал про орла, очнулся в переулке. Нежно укрыт картоном. Тепло. В кармане деньги и записка: «Молодец». Достал телефон. На заставке какой-то грузин отплясывает лезгинку на столе. Странно. Откуда-то я его знаю. Сегодня звонила Анна. Анна — студентка художественного училища. Сказала, нужен натурщик. Срочно. Согласился. Анна — хорошая. У неё сейчас проблемы с финансами, но я готов работать за еду...

Что может быть ценнее чувств спонтанных, Столь удивительно реальных и простых, Пронзительно кричащих и желанных, Столь непокорных, столь волнующих, живых? Что может быть ценнее вдохновенья — Подарка музы, обретенной вновь? Как упоительны влюбленности мгновенья, Инъекцией незримой влитой в кровь! Ценнее робости что...

Присутствие смерти вижу во всём, Знамения жизни моей уходящей, Тревоги, сомнения чёрным углём Являются в водке, разум пьянящей. Они оседают на дне унитаза, Куда, испражняясь, смываю я кал, И взгляд мертвеца, как отсвет алмаза, В зерцалах души отражает провал. Провал в неизвестность, в пучину страданий,...

— Простите. Вы что? Разговариваете с моей сиськой? — А? — Моя сиська. Перед вашим лицом. — Я бы сказал «очень приятно», но о чем вы? — О том, что сиська — не лучший собеседник. — Вообще-то я разговаривал с другом. Он стоял позади вас. — А сейчас, стало быть, не стоит? — Ну, я его не вижу. — А был ли друг? — Послушайте, если вы чего-то не видите сейчас, это не значит, что этого не было раньше. — Или не стояло. — Да что с вами?! — Телефончик дать? — Зачем? — Ну, вдруг вам вновь захочется поговорить...

— Он покорил меня своей храбростью, целеустремленностью и чувством юмора. — Скажешь тоже — меня покоряли и более простыми вещами. — Силой, что ли? — А хоть бы и силой — что с того? Последний вон клинья в течение пяти часов подбивал — намеков не понимал. Пришлось шапкой обдать, чтоб успокоился. — И как? — Как-как. Провалялся без чувств. Полдня, наверное. Потом ухромал восвояси. — Может, вернётся ещё. — Вернется-вернется. Как пить дать. Еще и друзей позовет. Вереницей потянутся. Им только повод дай...

Мне ночью снился Ким Чен Ын — Стоял живой передо мной. Я был один, и он — один, И Ким грозился мне войной. Я улыбался и шутил, Но вождь был крайне непреклонен — Он взглядом злым меня сверлил И явно к миру был не склонен. В последний раз взглянув с укором, Он отдалился от меня И с гордо вскинутым ввысь взором Исчез, ногами семеня...

— Вы собираетесь забирать свой Мерседес? — Что? — Мерседес. Вы собираетесь его забирать? — У меня нет никакого Мерседеса. — Это потому что вы не вступили в наш клуб богатых и знаменитых. Только сегодня. Только сейчас. Перечислите деньги в наш фонд... — Послушайте, право. Мне это не интересно. — А что вас интересует? Может быть, знойные красотки в бикини? — Какие ещё красотки? — Аня из Саратова, Виолетта из Подмосковья... — Да кто вы такой? — Меня зовут Константин, и, как я уже сказал, я представляю услуги клуба богатых и знаменитых...

— Я — рад, — сказал первый голос. — Простите, чему? — удивился второй. — Что «чему»? — теперь уже удивился первый. — Чему рад? — уточнил второй. — Ничему. Я — просто рад. — Как это просто? Ведь должна же быть причина... — Причина чего? — Того, что ты рад. — А если я рад... без причины? — Тогда это, пожалуй, неправильно. — Отчего же? — Ну, не знаю. Вот я, например, не рад. — А кто? — Что «кто»? — Кто ты? — Человек. — Рад. — Опять? — Что «опять»? — Рад... — Если подумать, всегда — рад. — Как это всегда? — Как-то так...

— Ой, неудобно как-то, — проронила девушка, присев на диван. — Ничего страшного, — произнёс диван, — не вы первая, не вы... Девушка вскочила на ноги и принялась извиняться: — Простите, пожалуйста, я не знала, что вы. Что вы... — Говорящий? Ну, да. Нас таких сущие единицы осталось. Мебель с душой... — Скорее, с душком, — проронил менеджер мебельного магазина, проходя мимо. — Ты иди-иди, не мешай умным людям разговаривать, — огрызнулся диван. Девушка рассмеялась: — Я — Даша. — А я — диван, — ответил тот...