Зелёная книга

Ночь была густая, как деготь, только снег в кюветах отдавал тусклым светом. В два часа сорвало связь. Аппарат на столе молчал так, будто оскорбился — ни треска, ни хрипа, только стрелка дрожит, будто замерзла. Комбат сказал без крика: «Усов, живо». И Усов поднялся, взял катушку, щипцы, запасные муфты. Пальцы уже замерзли, а ведь только взялся за железо.До рубежа было метров триста. Поле низкое, коркой схрустывает. Между черными пнями старых яблонь и крошечными бугорками, за которыми не спрятаться даже ребенку...

Город горел уже второй день. Пламя тянулось к небу, крыши рушились с оглушительным грохотом, улицы были завалены кирпичом и ржавыми прутьями арматуры. Воздух был густой, будто налитый гарью и пеплом. Люди прятались кто в подвалах, кто в щелях разрушенных домов, но и там не было покоя — взрывы и шаги врагов находили их везде. В старом подвале уцелевшего дома сидели трое детей. Петя, двенадцатилетний мальчишка, прижимал к себе маленькую Лизу, а рядом, дрожа, сидела её сестра Маша. Их матери не было — погибла в ту же ночь, когда немецкая бомба обрушила крышу соседнего дома...

Она стояла в снегу, чувствуя холод ствола у спины, и понимала: ещё миг — и всё закончится. Немецкий солдат, связист с катушкой провода за плечами, держал её на прицеле. Секунды тянулись мучительно долго. Но вместо выстрела он вынул обойму из её пистолета и вернул оружие обратно. «Ни я, ни мой отец, ни мой дед никогда не воевали с женщинами», — сказал он. Наталья Малышева, советская разведчица, тогда впервые ясно почувствовала: кто-то хранит её свыше. Родилась Наталья в 1921 году в Феодосии, в семье земского врача...

Было это под Витебском, в январе сорок четвёртого. Снег лежал по пояс, деревья чёрные от морозного инея, и только костры на опушке выдавали чужую жизнь. Там сидели они. Полицаи. Из бывших. Из местных. Кто-то учил в школе. Кто-то хлеб пёк. Кто-то, говорят, до войны на комбайне передовиком шёл. А теперь с немецкой винтовкой, в чужой шинели, и глаза не те. Выцветшие. Сержант Зайцев, разведчик, лежал в яме с тремя бойцами. Слева от него — Шурка Плотников, совсем молодой, у которого ещё голос ломающийся...

В феврале 1940 года в Берлине случилось нечто. Советский комкор, опытный штабист Максим Алексеевич Пуркаев, оказался в эпицентре тонкой и опасной игры немецкой разведки. Ему подложили молодую горничную, заманив в компрометирующую ловушку, а когда он понял, в чём оказался, — собрался с духом и сообщил об этом начальству. И его не арестовали, не сослали, не предали суду. Его повезли к самому Сталину. Пуркаев был не новичок в военном деле. К моменту событий он занимал должность военного атташе в Германии — формально почётный пост, фактически же центр советской разведывательной сети в Берлине...