Михаил Ера (тексты)

1. Касание. Скольжение. Удар. Холод и тишина… Живым было бы неудобно лежать в таких позах. Их лица в крови, в машинном масле; снег на них не тает. Эвану почти тринадцать лет – кепка, короткая нейлоновая стёганка, джинсы, кроссовки – жив, отделался испугом, шишкой на лбу и ссадиной на коленке. Мальчишка с трудом выбрался из разбитого вертолета, осмотрелся. Впереди серое небо, заснеженный, прыщавый крупными валунами пологий склон, одинокие сосны – косые, кривые, но богато одетые в толстые белые шубы...

Золотой змей Вцепившись обеими руками в хвост черного осла, по заиндевелой весенней равнине шел бородатый человек в длиннополом кафтане, опоясанном кушаком, и в лисьем малахае с отвернутыми к затылку лопастями. Пастбища, усыпанные оспинами снежных кочек, остались за спиной. Впереди виднелась широкая лента реки с полосами проталин на стрежне. Над головой путника клубились вихры запоздалой снежной бури. Ветер расшвыривал полы кафтана, хлестал по лицу колючей ледяной крупой, заставлял щурить глаза...

Устал от ходьбы, от тщеты управиться со скромными своими делами одним днём, как бывало прежде. Уже за полночь добираюсь до гостиницы на склоне холма в узких переулках старого города. Номер чистый, опрятный. Гашу свет, забираюсь под одеяло в надежде быстро уснуть. С улицы несётся говор запоздалых гуляк, где-то невдалеке, терзаемая сквозняком, скрипит несмазанная дверная петля. «Держат нос по ветру», - добавляет память своеобразный перевод моим проводником слова «rinunciare». И всё это повторяется многократно почти до рассвета, до забытья...

Где-то в Тридевятом царстве, среди полей, покрытых хлебами, среди садов, усыпанных плодами, на одиноком холме стояла старинная усадьба под названием Царские хоромы. Центром усадьбы был белокаменный дворец с фризом, портиком и колоннадой, с куполом, шпилем и всем прочим, что полагается иметь древнему родовому гнезду царствующих особ. К широкой парадной лестнице вела прямая, как стрела, мощённая камнем аллея, пронизывающая парк насквозь: от самых кованых двустворчатых ворот, приржавевших в вечно распахнутом настежь состоянии...

В те стародавние времена европейские города были так похожи один на другой, что теперь трудно с уверенностью сказать в каком именно произошла эта удивительная история. Достоверно известно лишь то, что восточные окрестности города упирались в крутые горы, а западная сторона граничила с большим торговым трактом. Городок был небольшим, но, в силу благоприятного местоположения, процветающим. Узкие мощёные улочки лучами расходились от главной площади, окружённой крохотным озером, костёлом, зданиями магистрата и суда...

- Дядь, а дядь! Кто-то дёргал Ала за полу пиджака. Мужчина оглянулся. Рядом стоял мальчик, лет пяти-шести, с чёрным бархатным мешочком в руках. - Дядь, папа сказал, чтобы я отдал жёлудь вам, - произнёс мальчик и протянул Алу этот самый мешочек, утянутый тесёмкой. - А как зовут твоего папу? – спросил Ал. - Женя, - ответил мальчик. - И где же он сам? – спросил Ал, оглядевшись по сторонам и не найдя в пределах видимости никого, кто мог бы соответствовать этому званию. - Там, - неопределённо махнул рукой мальчишка...

Утро было весёлое, небо ясное, временем хоть пруд пруди – не скучать же двоим мужчинам в такой погожий денёк. Они сидели в саду в виноградной беседке в плетёных креслах за низким столиком, играли в нарды. Они – это хозяин усадьбы Волшебник и бывший министр-администратор, а теперь Трактирщик. Годы забрали у Волшебника любимую жену, а с ней счастливую размеренную жизнь; у бывшего министра отняли портфель, подданство Тридевятого королевства, горделивую осанку, чертовски привлекательную улыбку, большую часть накоплений и шевелюры...

Алексей Евгеньевич Трепетов, губернский секретарь, воротился домой в начале седьмого вечера немного во хмелю. Человеком Трепетов был необычным. И он вполне отдавал себе в этом отчёт. Однако исправить себя, стать таким, как все у него не получалось. От шумных застолий, от больших компаний он по-настоящему страдал: как будто раздваивался от бесконечного звона посуды, восторженных поздравлений, пафоса речей и последующего всеобщего одобрительного галдежа. Во время длинных обеденных антрактов Трепетов и вовсе ощущал самого себя в третьем лице...

Яйцо, которое Сидоров обзывал бракованным мячиком для пинг-понга, зашевелилось вечером. Сам Клим сидел в этот момент на диване в своей маленькой квартире и безуспешно пытался усвоить с голограммы один из разделов термодинамики. Сидоров уже потерял «логическую нить» изучаемого предмета, и нырял из сна в явь и обратно, будто игривый дельфин у борта прогулочного катера. Наблюдать за чудом появления на свет неведомой зверушки оказалось некому. Вылупившееся существо без помех и промедления начало изучать окружающий мир...

Знания приходят с годами, с опытом, с пониманием. В феврале 1986 года ничего этого не было в помине. Первый год, первая зима в Германии. Много позже я осознал, что мороз под пятнашку и сугробы на исходе зимы, естественные и привычные для жителя средней полосы России, в этих местах явление не самое частое. Хотя… когда в конце апреля 1985-го наш Ту-134 вынырнул из облаков, я с удивлением увидел заснеженную землю: нехилые такие сугробы. – Ни хера себе! – пролетело по салону. – А мы точно над Цербстом?...

Психически больной японец Тадао Ватанабэ, которого Левшину следовало сопроводить в Харьков, оказался высоким, худым и прямым, как палка. Несмотря на тощее лицо и узкие плечи, выглядел недужный солидно, даже основательно: модная редкая бороденка, вроде той, что отпускают рукоположенные диаконы; плешив, но изысканно, так что исподволь само всплыло – «за мудрость бог ему лба прибавил». В безупречном чёрном костюме и белой сорочке, в остроносых надраенных до зеркального блеска туфлях. Эти японцы – такие...

Кратов вернулся из душевой, продолжая насвистывать уже изрядно поднадоевшие, но безумно прилипчивые мотивчики. а ля крисмас.. Брать с собой гаджеты на прогулку вряд ли стоило - можно разбить или потерять, а проверить входящие, пожалуй, надо и до, и после. Пропущенных звонков не было: кому положено или хотелось, тот давно уже озвучил загодя натасканные из сети шаблонные пожелания в связи с наступившим Новым годом, и теперь каждый занят собой, семьями и отдыхом. Почтовый сервер подмигивал конвертиком сообщения...