Елена Анциферова

— Мама, хватит! Я же просила не трогать мои вещи! — голос Марины дрожал от едва сдерживаемого гнева, когда она увидела свекровь, роющуюся в её личном шкафу. Галина Петровна медленно обернулась, держа в руках старую шкатулку с украшениями. На её лице играла невинная улыбка, но в глазах светилось холодное любопытство хищника, изучающего свою добычу. Это был обычный вторник в трёхкомнатной квартире на окраине города. Солнечные лучи пробивались сквозь тюль, освещая пылинки в воздухе. Марина только вернулась...

— Мама приедет через час, так что приберись в гостиной и поставь чайник! — крикнул Андрей из прихожей, натягивая ботинки. Лариса замерла с тряпкой в руках. В груди что-то болезненно сжалось. Снова. В который раз за последние три года. Визиты свекрови превратились в её личный кошмар, но Андрей этого упорно не замечал. — Андрюш, может, не надо? Мы же только вчера с ней виделись... — Не выдумывай! Мама соскучилась. И вообще, она имеет право видеть сына когда захочет. Всё, я на работу опаздываю! Хлопнула дверь...

— Мам, теперь твоя очередь с ней жить! — выкрикнула Марина в трубку, стоя посреди своей кухни с разбитой тарелкой у ног. Только что её свекровь Галина Васильевна в очередной раз устроила скандал из-за того, что суп оказался недосоленым. Но дело было не в соли. Дело было в том, что уже третий месяц эта женщина превращала жизнь Марины в настоящий кошмар. Всё началось полгода назад, когда муж Марины, Андрей, привёз свою мать из другого города. Галина Васильевна продала свою квартиру, чтобы помочь сыну с бизнесом, который в итоге прогорел...

Татьяна смотрела на уведомление из банка и не могла поверить своим глазам. Кредит на триста тысяч. Оформлен две недели назад. На её имя. Она перечитала сообщение трижды, надеясь, что цифры волшебным образом изменятся. Но нет. Триста тысяч. Ежемесячный платёж двадцать три тысячи. Первый взнос просрочен на пять дней. — Игорь! — позвала она мужа, пытаясь сохранить спокойствие в голосе. — Можешь подойти на минуту? Он вышел из комнаты, держа в руках планшет с какой-то игрой. Даже не посмотрел на неё. — Что случилось? Она протянула ему свой телефон с открытым банковским приложением...

Галина Петровна сообщила о своём решении переехать к нам в день моего тридцатилетия, когда я задувала свечи на торте и загадывала желание о собственном ребёнке. Свекровь поставила на стол пакет с подарком и произнесла это так буднично, словно предлагала добавить сахара в чай. — Ирочка, милая, я тут подумала — зачем мне одной в той трёхкомнатной мучиться? Продам её, себе однушку куплю, а разницу вам с Витей дам на первоначальный взнос по ипотеке. Вы же хотели квартиру побольше? Вот и прекрасно! А пока я свою продаю, поживу у вас пару месяцев...

Галина Петровна сидела на краешке дивана, держа на коленях очередную подарочную коробку, обёрнутую в глянцевую бумагу пастельных тонов. Её лицо светилось той особой, приторной добротой, которая всегда предвещала что-то неприятное. — Вероничка, милая, я тут подумала о тебе, — свекровь протянула коробку невестке с улыбкой, от которой хотелось спрятаться под одеяло. — Знаешь, современные девушки так мало внимания уделяют уходу за собой. Вот, держи, это для твоей пользы. Вероника взяла коробку, и её сердце ухнуло вниз...

Елена застыла с открытой шкатулкой в руках, глядя на пустое бархатное дно там, где ещё вчера лежали золотые серьги её покойной матери. Она медленно опустила шкатулку на туалетный столик. Пальцы не дрожали. Дыхание было ровным. Но что-то внутри неё — что-то важное, что удерживало хрупкое равновесие последних двух лет — со щелчком переключилось в другой режим. Она точно знала, где искать ответ. Игорь сидел на кухне, уткнувшись в телефон. Он даже не поднял головы, когда она вошла. Просто продолжал что-то листать, изредка прихлёбывая остывший чай...

Когда Галина вернулась домой и увидела пустую стену там, где ещё утром висела бабушкина икона, она поняла — свекровь зашла слишком далеко. Икона была не просто семейной реликвией. Это был последний подарок от её бабушки перед тем, как та переехала жить к тёте в другой город. Старинный оклад, потемневший от времени, хранил тепло бабушкиных рук и память о её доме. Галина повесила икону в спальне сразу после свадьбы, и Виктор тогда ничего не имел против. Но это было три года назад. До того, как они переехали к его матери...

Марина узнала о том, что её муж делает за её спиной, случайно. Совершенно случайно, как это обычно и бывает с вещами, которые меняют всё. Она забыла телефон дома, вернулась с полпути до работы, поднялась на четвёртый этаж и услышала голос Игоря из-за двери. Он разговаривал по видеосвязи, громко, с этими характерными смешками, которые она всегда слышала, когда он общался со своими двоюродными братьями. Марина хотела сразу войти, но что-то в тоне его голоса заставило её замереть, прижавшись к дверному косяку...

Он был королём, но всё ещё жил в замке отца его жены Глеб вошёл в квартиру резким движением, словно боевой пикой пробивая завесу вечера. Дверь захлопнулась за ним с громким щелчком, и в этом звуке был весь спектр его ярости — разочарование, унижение, бессильный гнев человека, который считал себя гением, но никто это не признавал. — Они просто смеются надо мной! В лицо смеют! — крикнул он, швыряя пиджак на ближайшее кресло. Пиджак стоил как месячная зарплата среднестатистического россиянина, но Глеб не обращал на это внимания...

Елена стояла посреди гостиной с наследованным серебряным подносом в руках, и вдруг поняла: она никогда не жила в этом доме. Она только существовала в нём. Шесть лет замужества, а она всё ещё была гостем, приходящей, которая временно заняла место в чужом королевстве. Окно её спальни смотрело не на улицу, а на стену. Это была её спальня только потому, что она там спала. Ночами. Когда никто не видел. А днём, днём это было святилище, в которое запрещено входить с чёрными подошвами, где неправильно складывать белье, где неправильно вешать занавески...

Когда Елена впервые переступила порог квартиры свекрови, ей показалось, что она входит не в дом, а в музей чужой жизни, где каждый предмет расставлен так, чтобы ею сразу же начали командовать. Маргарита Ивановна стояла в тесном коридоре, скрестив руки на груди, и смотрела на невестку с выражением человека, который только что обнаружил в своей квартире тараканов. Ей было семьдесят два года, но казалось, что она немного моложе только потому, что её стройность, выправка и острый взгляд придавали ей хищное, почти молодое качество...