Дом в Лесу

— Да перепиши ты на меня дачу сейчас! — голос Валеры срывался, в нём дрожали и злость, и отчаяние. — Я продам её, отдам долги — и всё! Новый год встречу спокойно. Ну что тебе, тёть, жалко, что ли? Валентина Никитична молча смотрела в окно. За стеклом моросил дождь, серый и липкий, будто с неба текло небо само. В кухне пахло хлоркой — утром мыла пол, потом поставила кастрюлю с борщом и забыла выключить плиту: теперь борщ остыл, потемнел, на верхушке жирные круги. — Валер, — тихо сказала она, не оборачиваясь...

— Опять ты мясо пересолила, — сказал он спокойно, не поднимая глаз от тарелки. Голос ровный, будто говорит про погоду. Она молчала. Только сдвинула кастрюлю с плиты, чтобы не булькала. В кухне было тихо, слышно, как капает вода из подтекающего крана. — Хочешь — сам готовь, — ответила, не оборачиваясь. — Я готовлю, — кивнул он. — На работе. Для людей. И все довольны. Пауза растянулась. Он доедал мясо, не торопясь, разрезая мелко, как больной. Стук ножа о тарелку раздражал — ровный, монотонный. — Десять дней дома, и будто в тюрьме, — пробурчал он...

— А я уже всё решила, Ленусик. Не благодари. Билет на почте, поезд двадцать девятого, вагон купейный, нижняя полка. Дорого, конечно, сейчас цены — просто жуть, отец ворчал, но я сказала: для единственной дочери ничего не жалко. Ты же всё равно ничем не занята, чего тебе одной в четырёх стенах киснуть? Салат строгать для телевизора? Голос матери в трубке звучал бодро, с той несокрушимой уверенностью танка, который не видит препятствий в виде чужих границ, планов или желаний. Лена застыла с половником в руке...

Вечер пятницы в квартире Яны и Вадика всегда проходил по одному сценарию, утвержденному десятилетием брака. Сценарий этот был незыблем, как пирамиды Хеопса, и так же утомителен для тех, кто таскал камни. В роли строителя пирамид выступала, разумеется, Яна. На кухне пахло жареным луком, «Доместосом» (Яна успела протереть полы в коридоре, пока дожаривалась первая партия) и легкой безнадежностью. Сковородка шипела, выплевывая горячие брызги масла на свежевымытую плиту. Яна, ловко уворачиваясь от жирных «пуль», переворачивала котлеты...

Телефон на столе завибрировал, противно сдвигая стопку накладных. Звук был сверлящий, настойчивый, будто кто-то водил пенопластом по стеклу. Марина не глядя смахнула уведомление, пытаясь свести дебет с кредитом — годовой отчет не сходился на три копейки, и эти три копейки выматывали душу больше, чем вся годовая выручка фирмы. Но телефон не унимался. Экран мигнул зеленым значком вотсапа. Марина потерла переносицу. Пальцы пахли пылью от бумаг и дешёвым офисным мылом. До конца рабочего дня оставалось полчаса, до Нового года — тридцать часов...