Домашний скандал | Рассказы

— Всё? Она ушла? — голос Кирилла в телефонной трубке был напряжённым, как натянутая струна. На том конце провода было молчание. Не долгое, всего секунду или две, но за это время он успел представить самое худшее. Потом раздался тихий, выдохшийся ответ Алины: — Ушла. — Ты в порядке? Она… что-то сделала? И снова эта пауза, в которой тонули все слова. Он слышал её дыхание — ровное, почти беззвучное, и это было страшнее любого крика или всхлипа. — Я в порядке, Кирилл. Всё нормально. Просто приезжай. Он не стал больше ничего спрашивать...

— Мама с Ленкой в пятницу приезжают. Я билеты им уже взял, — Игорь сообщил это между делом, не отрывая взгляда от телефона, лениво пролистывая какую-то ленту. Он сидел за кухонным столом в расслабленной позе, один из тех вечеров, когда мир кажется простым и предсказуемым. Вероника, которая в этот момент протирала столешницу, остановилась. Её движения всегда были точными и выверенными, и эта внезапная пауза была заметнее любого громкого звука. Она медленно положила тряпку в раковину. — Хорошо. Надолго? — её голос был ровным, лишённым всякой окраски...

— Кир, ну открой же ты нормально, чего ты, — голос Стёпы за дверью был нарочито бодрым, но в нём уже проскальзывали нотки нетерпения, словно он ожидал, что дверь распахнётся сама собой от звука его голоса. Кира повернула последний из двух замков. Её движения были выверенными и экономными, как у человека, привыкшего к порядку во всём. Она потянула на себя тяжёлую дверь, и свет из прихожей упал на лестничную клетку, выхватив из полумрака три фигуры. Степан, её муж, стоял впереди, растянув губы в натянутой, умоляющей улыбке...

— Да как ты мог побрить моего кота?! Ты совсем уже обнаглел?! А давай я тебя побрею наголо сейчас? Что ты на это скажешь?! А если тебе так его шерсть не нравилась, то просто убираться надо почаще, а не только ждать, что я этим буду заниматься! Крик Вероники, резкий и зазубренный, как битое стекло, врезался в сонную тишину субботнего дня. Он рикошетом отскочил от идеально гладких стен их светлой гостиной и ударил Павла, развалившегося на диване с планшетом, как физический удар. Он поморщился, словно от слишком громкой музыки, и лениво повернул голову...

— Лерок, я дома! Пахнет просто божественно, ты у меня лучшая! Голос Славы, весёлый и гулкий, ворвался в квартиру вместе с ним, нарушив её почти стерильную тишину. Он бросил ключи на тумбочку в прихожей, и их звон показался оглушительным. На кухне, за идеально накрытым на двоих столом, сидела Лера. Она не обернулась. Запах жареного мяса с розмарином, который он так любил, плотно висел в воздухе, но сама она не притронулась к еде. Две тарелки, бокалы для вина, салфетки — всё выглядело как на картинке из журнала о счастливой семейной жизни...

— Он опять какой-то бледный, — заявил Дмитрий с порога, едва стянув ботинки. Он не сказал «борщ». Он сказал «он», будто речь шла о больном родственнике, чьё самочувствие вызывало у него серьёзные опасения. Воздух в прихожей ещё хранил в себе запахи чужой квартиры — едва уловимый аромат маминых пирожков с капустой и аптечный душок валокордина. Этот аромат был его знаменем, с которым он каждый раз возвращался с поля боя, где его, очевидно, снова посвящали в тайны единственно правильного мироустройства...

— Опять вся квартира в ванили, дышать нечем, — голос Раисы Павловны, резкий и сухой, как прошлогодний лист, ворвался на кухню раньше её самой, нарушая сосредоточенную рабочую атмосферу. Аня не вздрогнула. Она лишь чуть крепче сжала в руке кондитерский шпатель, продолжая с хирургической точностью выравнивать белоснежный крем на верхнем ярусе массивного свадебного торта. Воздух на кухне действительно был густым и сладким, пропитанным ароматами шоколадного бисквита, сливочного сыра и миндального экстракта...

— Арина, это срочно. Вся сумма. Ты же понимаешь, это не шутки. Она не сразу оторвала взгляд от экрана ноутбука, где сияла карта Рима, испещрённая разноцветными флажками её будущих маршрутов. Воздух в комнате, казалось, был пропитан ароматом свежесваренного кофе, запахом старых книг о великих художниках и её собственным, почти осязаемым предвкушением счастья. Каждый клик мыши был шагом навстречу мечте: вот уютный отельчик у Испанской лестницы, вот маленькая траттория с восторженными отзывами, вот билеты в галерею Боргезе, которые она вылавливала почти месяц...

— Стой, Дим! А с чего это я должна устраивать твоего брата к нам на работу? У него же даже образования никакого нет! Или ты хочешь, чтобы я за него поручилась, а потом меня вместе с ним же и уволили бы? Яна с силой воткнула нож в разделочную доску, где лежала одинокая луковица, так и не дождавшаяся своей участи. Она резко развернулась. Её лицо, обычно спокойное после долгого рабочего дня, сейчас было напряжено, а в глазах появился холодный, жёсткий блеск, который Дмитрий прекрасно знал и откровенно побаивался...

— Ларис, привет! А я с новостями, и не просто так, а с отличными! — голос Егора, гулкий и самодовольный, ворвался в уютную тишину кухни, как сквозняк в натопленную комнату. Он бросил на стул портфель, издавший глухой стук, и с видом триумфатора вошёл следом. Лариса оторвалась от экрана ноутбука, где с наслаждением в сотый раз перечитывала программу своего предстоящего отпуска. Отпуска, выстраданного, вымоленного у начальства именно на эти две недели в начале бархатного сезона. Она уже чувствовала...

— Могла бы хоть чипсов нам насыпать вчера, — прошамкал Илья, выходя из спальни. Он недовольно морщился, почёсывая заросшую щетиной грудь, и смотрел на Свету так, будто она была источником его утренней головной боли и общего недомогания. Света стояла посреди кухни, оперевшись рукой о столешницу, чтобы не упасть. Голова была чугунной, налитой свинцовой тяжестью, а в висках пульсировал маленький, но злобный молоточек. Каждый сустав, каждое сухожилие отзывалось тупой, ноющей болью, словно её тело всю ночь использовали как боксёрскую грушу...

— Ты продал нашу машину, чтобы закрыть долги своего отца?! Ты решил, что мы теперь будем ездить на автобусе, пока твой отец снова играет в онлайн-казино?! А меня спросить ты не догадался?! Максим замер с чашкой кофе на полпути ко рту. Он медлил с ответом, лихорадочно прокручивая в голове варианты, но все они рассыпались под её спокойным, тяжёлым взглядом. Он поставил чашку на стол, звук фарфора о столешницу прозвучал как выстрел. Он ожидал чего угодно: криков, упрёков, битья посуды. Но это ледяное спокойствие выбивало почву из-под ног, обезоруживало...