Домашний скандал | Рассказы

— Да как ты мог побрить моего кота?! Ты совсем уже обнаглел?! А давай я тебя побрею наголо сейчас? Что ты на это скажешь?! А если тебе так его шерсть не нравилась, то просто убираться надо почаще, а не только ждать, что я этим буду заниматься! Крик Вероники, резкий и зазубренный, как битое стекло, врезался в сонную тишину субботнего дня. Он рикошетом отскочил от идеально гладких стен их светлой гостиной и ударил Павла, развалившегося на диване с планшетом, как физический удар. Он поморщился, словно от слишком громкой музыки, и лениво повернул голову...

— Лерок, я дома! Пахнет просто божественно, ты у меня лучшая! Голос Славы, весёлый и гулкий, ворвался в квартиру вместе с ним, нарушив её почти стерильную тишину. Он бросил ключи на тумбочку в прихожей, и их звон показался оглушительным. На кухне, за идеально накрытым на двоих столом, сидела Лера. Она не обернулась. Запах жареного мяса с розмарином, который он так любил, плотно висел в воздухе, но сама она не притронулась к еде. Две тарелки, бокалы для вина, салфетки — всё выглядело как на картинке из журнала о счастливой семейной жизни...

— Он опять какой-то бледный, — заявил Дмитрий с порога, едва стянув ботинки. Он не сказал «борщ». Он сказал «он», будто речь шла о больном родственнике, чьё самочувствие вызывало у него серьёзные опасения. Воздух в прихожей ещё хранил в себе запахи чужой квартиры — едва уловимый аромат маминых пирожков с капустой и аптечный душок валокордина. Этот аромат был его знаменем, с которым он каждый раз возвращался с поля боя, где его, очевидно, снова посвящали в тайны единственно правильного мироустройства...

— Опять вся квартира в ванили, дышать нечем, — голос Раисы Павловны, резкий и сухой, как прошлогодний лист, ворвался на кухню раньше её самой, нарушая сосредоточенную рабочую атмосферу. Аня не вздрогнула. Она лишь чуть крепче сжала в руке кондитерский шпатель, продолжая с хирургической точностью выравнивать белоснежный крем на верхнем ярусе массивного свадебного торта. Воздух на кухне действительно был густым и сладким, пропитанным ароматами шоколадного бисквита, сливочного сыра и миндального экстракта...

— Арина, это срочно. Вся сумма. Ты же понимаешь, это не шутки. Она не сразу оторвала взгляд от экрана ноутбука, где сияла карта Рима, испещрённая разноцветными флажками её будущих маршрутов. Воздух в комнате, казалось, был пропитан ароматом свежесваренного кофе, запахом старых книг о великих художниках и её собственным, почти осязаемым предвкушением счастья. Каждый клик мыши был шагом навстречу мечте: вот уютный отельчик у Испанской лестницы, вот маленькая траттория с восторженными отзывами, вот билеты в галерею Боргезе, которые она вылавливала почти месяц...

— Стой, Дим! А с чего это я должна устраивать твоего брата к нам на работу? У него же даже образования никакого нет! Или ты хочешь, чтобы я за него поручилась, а потом меня вместе с ним же и уволили бы? Яна с силой воткнула нож в разделочную доску, где лежала одинокая луковица, так и не дождавшаяся своей участи. Она резко развернулась. Её лицо, обычно спокойное после долгого рабочего дня, сейчас было напряжено, а в глазах появился холодный, жёсткий блеск, который Дмитрий прекрасно знал и откровенно побаивался...

— Ларис, привет! А я с новостями, и не просто так, а с отличными! — голос Егора, гулкий и самодовольный, ворвался в уютную тишину кухни, как сквозняк в натопленную комнату. Он бросил на стул портфель, издавший глухой стук, и с видом триумфатора вошёл следом. Лариса оторвалась от экрана ноутбука, где с наслаждением в сотый раз перечитывала программу своего предстоящего отпуска. Отпуска, выстраданного, вымоленного у начальства именно на эти две недели в начале бархатного сезона. Она уже чувствовала...

— Могла бы хоть чипсов нам насыпать вчера, — прошамкал Илья, выходя из спальни. Он недовольно морщился, почёсывая заросшую щетиной грудь, и смотрел на Свету так, будто она была источником его утренней головной боли и общего недомогания. Света стояла посреди кухни, оперевшись рукой о столешницу, чтобы не упасть. Голова была чугунной, налитой свинцовой тяжестью, а в висках пульсировал маленький, но злобный молоточек. Каждый сустав, каждое сухожилие отзывалось тупой, ноющей болью, словно её тело всю ночь использовали как боксёрскую грушу...

— Ты продал нашу машину, чтобы закрыть долги своего отца?! Ты решил, что мы теперь будем ездить на автобусе, пока твой отец снова играет в онлайн-казино?! А меня спросить ты не догадался?! Максим замер с чашкой кофе на полпути ко рту. Он медлил с ответом, лихорадочно прокручивая в голове варианты, но все они рассыпались под её спокойным, тяжёлым взглядом. Он поставил чашку на стол, звук фарфора о столешницу прозвучал как выстрел. Он ожидал чего угодно: криков, упрёков, битья посуды. Но это ледяное спокойствие выбивало почву из-под ног, обезоруживало...

— Вадим, в нашей спальне кто-то был. Голос Оксаны в телефонной трубке был неестественно спокойным, лишённым всяких эмоций, и от этого он звучал как скрежет металла по стеклу. На том конце провода на несколько секунд повисла пауза, нарушаемая лишь офисным гулом. Вадим, очевидно, пытался переварить услышанное, подобрать правильную, успокаивающую фразу. — Что? Ксюш, ты о чём? Может, тебе показалось? Уборщица приходила вчера, ты забыла? Оксана стояла посреди их спальни, и весь её мир, такой уютный и понятный ещё полчаса назад, трещал по швам...

— А ты что, решил, что наша квартира это приют для твоих родственников, которые попали в беду, что ли?! Мне надоело постоянно принимать их у нас, обстирывать и готовить для них, Саша! За два года нашего брака, мы были дома только вдвоём всего два месяца! Два! С этим пора кончать! Голос Марины не срывался, не дрожал. Он был ровным, холодным и тяжёлым, словно она методично укладывала каменные плиты между собой и мужем. Она стояла в проёме кухни, прислонившись плечом к косяку, и скрестив руки на груди...

— Паш, подойди на минутку. Голос Инги прозвучал ровно, почти безразлично, но от этого спокойствия по спине Павла пробежал холодок. Он сидел в гостиной на диване рядом со своим институтским приятелем Олегом. Они смотрели какой-то дурацкий боевик, на журнальном столике стояли две бутылки пива и миска с чипсами. Олег, крепкий мужчина лет сорока в потёртых джинсах, развалился в кресле так, будто прожил здесь всю жизнь. Именно эта домашняя расслабленность незнакомого ей человека и стала последней каплей...