Анархические рассказы

Дездемон Сидоров — автор, музыкант, персонаж эпохи «новых анархистов» Яркий представитель независимой творческой сцены, автор, поэт и исполнитель, совмещающий прямоту уличной философии с тонкой иронией и романтикой свободы. Его работы — это сочетание панк-эстетики, анархического мировоззрения и честного, почти дневникового текста. Он пишет так, будто разговаривает со слушателем: без фильтров, без литературных масок, без желания нравиться. Сидоров работает в пространствах, где пересекаются русская...

Однажды, в сером как студень, утреннем мегаполисе, где даже воробьи кашляют от безысходности, проснулась девочка-панк по имени Лада-Монстр. Проснулась она не потому что хотела — просто кошка по кличке Урса Психоделика решила, что время для панк-мессы пришло и с разбега прыгнула ей на живот. Урса, к слову, выглядела как будто вчера устроила мятеж на помойке, победила, но морально пострадала. Лада протянула руку, чтобы её погладить, но кошка хлестнула по ней лапой, оставив след, как от берлинского граффити — дерзко, кроваво, бессмысленно...

Когда Гребенщиков, как обычно, снова не умер, я понял: пора ехать. Потому что если он — жив, в очках и с флейтой, значит, и мне не грех прокатиться. Я включаю колонки, откуда хрипит “Баба мне сказала: делай, как хочешь” — и еду. Знаете, это даже стало ритуалом: утром кофе, потом — проверка новостей: “Гребенщиков жив?” — Жив. — “Поехали!” Это даёт больше уверенности, чем курс доллара и температура за бортом. Если БГ поёт — мир ещё не сгорел. Пока он жив, можно и без насоса ехать. Когда умерла моя...

Утро начиналось, как всегда, с пепельного неба и осадка в желудке. Три сигареты подряд, чтобы включить мозг, и холодный, как похмелье, стакан вчерашнего кофе. Вонючий, горький, как плевок на асфальт. Новости в телевизоре кричали про какую-то распятую правду — где-то, кто-то, за что-то. Мир гнил, и гнил красиво. Медленно. На стене пыльный плакат с Че, на майке тоже он — вечный герой тех, кто давно сдулся. Я, например. Гитара в углу молчит. Её струны ржавеют, как мои мысли. Когда-то писал песни, теперь только списки покупок: сигареты, димедрол, лапша...

Я ничего не хочу. Просто чиню свой примус. Да, тот самый. Проклятый. С характером сварливой училки по алгебре и огненным нравом дракона из гаража. Он плюется искрами, шепчет на немецком цитаты Бакунина и иногда телепортирует соседские котлеты на балкон. Я его боюсь, уважаю и иногда приглушаю подушкой, когда он начинает спорить с чайником. На календаре улыбается Летов. Он знает. Он в курсе, что билеты у меня в кармане. Да, на последний концерт. Где сцена — это ванна, а зрители — я, таракан Валера и мой дух, улетевший в юность на маршрутке №666...