daymonri

После огня и ветра, стали и дождя, после изорванных знамён и ревущих рогов, после отблесков пламени на искажённых от крика лицах, после расколотых скал начинаются десять тысяч лет. Они зарождаются в безмолвии, что опускается, как саван, и покрывает всё вокруг, будто толстым слоем пыли. Они начинаются в дымящихся развалинах города, который когда-то венчал вершину мира. На раненой планете, что вращается вокруг измученного светила в пронзённом колдовским кинжалом боку Галактики. Они начинаются на бесконечных тропах среди руин и обломков, оставшихся после войны. Эти десять тысяч лет пустят корни, прорастут и зацветут подобно траве и полевым цветам, что покроют старые поля сражений задолго до того, как люди успеют разобрать завалы. Корни оплетут пожелтевшие кости и пробитую броню, стебли взберутся по ржавым бортам танков и гирляндами повиснут на литых корпусах давно умолкших двигателей. Растения ковром покроют спящих мертвецов, а в пустых глазницах распустятся чудесные бутоны. Опустилась зловещая тишина. Небо отливает жёлтым. По нему тянутся шлейфы дыма от пожаров, которые не погаснут десятилетиями. На севере сквозь пелену облаков пробивается свет. Это не закат, не рассвет и не яркая путеводная звезда. Но всё же он освещает горизонт и, пробивая дымную мглу, устремляется к далёким мирам, к планетам, где ещё не ступала нога человека, и к бесчисленным созвездиям, сверкающим в ночном небе. Может показаться, что это Его свет, но правда куда проще. Это ориентир для человечества, который возник, когда все другие ориентиры были утрачены. Годы начинают свой бег здесь, под струями проливного дождя и в клубах тоскливого тумана; среди неподвижных, многокилометровых пустошей, где нет ничего, кроме голой, блестящей от влаги земли и зеркальной глади озёр, появившихся, когда в воронках от взрывов скопилась вода. Когда-то здесь был город. Колонна солдат бредёт по склизкой равнине, волоча за собой старые пушки. Орудия оставляют в грязи длинный неровный след. Это подразделение, одно из многих, недавно обнаружило, что вокс снова работает. Воинов отзывают с фронта для пополнения боезапаса. Ведь впереди ждут новые сражения… «Конец и Смерть, Том 3» Дэн Абнетт.

Скол, други! Продолжаем Лунных Волков. Завтра (02.09) в 21:00 по Мск. 𖤐Как пал Воитель. Подтекст и символизм давинитского ритуала𖤐

– Ты – смерть веры, – сказал Сангвиний. – Да, – кивнул Император, – и в то же время нет. Откуда ты знаешь об этом? – Я ведь говорил тебе, что мне снился сегодняшний день. Фрагменты. Тени. Знаки. Они являются, наполненные эмоциями, но лишённые деталей. – Вера – это оружие, – сказал Император. – Оружие, которое нельзя доверить нашему виду. – Мой народ почитает меня как своего бога, – парировал Сангвиний. – Это успокаивает их и придаёт сил. Несомненно, тебе и твоим бороздящим небеса спутникам мы кажемся примитивными, тараканами в этой отравленной пустыне. Но знаешь, я вознаграждаю их за веру. Я служу им взамен. Я милосерден, когда мой народ нуждается в этом больше всего, и я несу гибель их врагам. – Это не делает тебя богом, сын мой. – Я не сказал, что я бог. Я сказал, что мой народ считает меня богом. Сангвиний посмотрел в нечеловеческие. Нет. Слишком человеческие глаза своего отца. – В чём бы мы ни поклялись сегодня, моё условие таково и оно нерушимо: без моего разрешения ни один корабль не войдёт в небеса Баалфоры и никто не вмешается в жизнь кланов Чистой Крови. Мы вместе создали здесь мир, о котором мечтали. И ты не станешь ему угрозой, отец. Император кивнул, но не в знак согласия, а в знак понимания. – Вот почему ты боишься меня. Ты боишься поставить под угрозу то, чего вы достигли здесь. – Я говорю о верности и любви, – мягко сказал Ангел. – А ты говоришь о достижениях. – И разве я не прав? – спросил Император. – Я боюсь за свой народ, да. Он заслужил мир. Мир, за который мы так упорно боролись. Твои слова рисуют триумф цивилизаций, видящих в тебе своего спасителя. Но также они рисуют разрушенные города и сожженные дотла миры. Я слышу погребальные песни по ныне запрещённым религиям и скорбь по народам, что следовали им. И разве я не прав? Император не ответил. Сангвиний будет часто вспоминать эти слова. При всей чистоте намерений Императора в них крылось так много компромиссов. Веру нельзя терпеть… за исключением случаев, когда её можно терпеть. Религии смешивались с пеплом непокорных миров… если только они не были полезны. Императору были нужны механикумы Марса, и он позволил им поклоняться ему как Омниссии, воплощению Бога-Машины. Пожалуй, необходимость могла побороть принципы любого, как человека, так и бога. Но всё это придёт позднее. В тот день, посреди мёртвой пустыни, у Ангела были и другие вопросы. – Ты не отрываешь взгляда от моих крыльев. Но я заметил, что ни у тебя, ни у твоих последователей нет таких же. Эти крылья – часть твоего замысла или прихоть судьбы? Император посмотрел на него взглядом изобретателя, оценивающего прототип, и одновременно прощающим взглядом отца. – Ты изысканно создан, – сказал он. – Изысканно и кропотливо. Это отнюдь не было ответом. – Кто я? – снова спросил Сангвиний, на этот раз с укором в голосе. Собеседник смягчился, как и выражение его лица. Неизменными остались только глаза, в которых по-прежнему горели неразделимые бесчисленные души. – Ты – авантюра против смерти надежды, сын мой. Ты – бросок игральных костей в конце игры. "Отголоски Вечности" Аарон Дэмбски-Боуден.

– Спасибо, что привёл меня сюда. Сигизмунд кивает. – Спасибо тебе, что привела меня сюда, – говорит он в ответ. Чемпион разглядывает женщину. Она кажется такой хрупкой. Но её глаза ярко сияют. Киилер опирается на руку спутника и переводит дыхание. – Что ты будешь делать дальше? – спрашивает Сигизмунд. – Думаю, то же, что и ты, – отвечает Эуфратия. – То же, что и все. Надеяться, бороться, восстанавливать силы. Женщина бросает на легионера короткий взгляд. – Верить, – добавляет она после паузы. Кажется, в её улыбке больше энергии, чем во всём остальном теле. Улыбка будто поддерживает в ней жизнь. Она показывает ему нечто, что таится внутри. Свет из неведомого источника. Силу понимания, принятия, покоя. Силу увидеть нужный путь и пройти по нему. Им всем теперь нужна такая сила. – Надо возвращаться, – произносит Сигизмунд. – Конечно, – кивает Киилер. – Ещё пару секунд. Хромая, она отходит от закованного в броню воина и останавливается перед фризом. Барельеф, изображающий человека на троне, сильно пострадал и покрылся сколами. Позолота облетела и отслаивается хлопьями. Но его ещё можно разглядеть, несмотря на грязь и темноту. Киилер медленно, через боль опускается на колени прямо в дорожную пыль. Она поднимает взгляд на фигуру на стене. И воздевает руки. Последние строки романа «Конец и Смерть» Дэна Абнетта.