Танец Огненных Искр.

- Что, сестрица моя, ты пригорюнилась? Ой, чувствую, тоска тебя изнутри крутит, съедает. - Да грустно мне, Марычка. Чувствую себя совсем одинокой, как изба моя, хоть и тёплая она, - спасибо людям здешним, вашенским, - да тоскливо в ней одной-то. И заняться-то, вроде, есть чем, да всё не так, как Радомира не стало в ней. - Будет тебе, будет! – шагнула девица-весна к Добродее, окутав запахом трав луговых, - обняла, ладони на плечи её положила. – Говоришь так, будто помер он. Живой он, живой! Я чую это...

Зима покрывалом белым, пушистым землю покрыла. Выйдешь на порог да за околицу – былым-бело! Глаз радуется, слеза наворачивается от сияния солнышка. Спит земля-матушка, значит, и долгих три луны-месяца спать будет до пахоты весенней. А в наших краях Зареченских оно как заведено? Ежели снег первый выпал, да землю-матушку собой покрыл, значит быть зиме тёплой да ласковой и к человеку, и к зверю лесному. Не будет стужи злой, что путника, отдохнуть, а может и по нужде присевшего, - не выпустит, застудит...

Предыдущая глава. Когда Радомир волком у всех на глазах оборотился, староста Глузд стоял оторопело, не в состоянии ровно свои мысли выстроить. Не в силах бороться или решать нечто, его пониманию недоступное. Где мальчишка сейчас? Жив ли вообще? Внук мой. Внук… Но в то же время Радомир принадлежал к роду ведьм. К миру другому - тому, что для самого Глузда, старосты общины, недоступен был. Да и Зарина в него не пускала. И было бы меж ними вот это общее, но общими был лишь знаний призрак. Знаний недоступных его разумению...

Предыдущая глава. Петляя по дороге извилистой, телега кренясь да поскрипывая, в село въезжала. Радомир во все глаза вокруг смотрел. И хоть возили его папа с мамой к бабушке Зарине в Большие Горки, но мальцом он был ещё. Всё как-то иначе воспринималось. В тепле опёки родительской знал, что за спиной его опора - та, что упасть не даст. Что смотреть не нужно – за тебя смотрят. Дорога, что в Горки вела, безлюдной была. Как там Зарина-бабушка, что ведьмой неожиданно оказалось? И это их общее – вдруг завлекло, интересом закрутило...

Князь Никодим на кресле сидел в тереме княжьем. Тоска не отпускала. Тоска не явная, в мысль чёткую не сформированная. Но и от такого разлада в голове – и на сердце было тошно. Тошно вот уже седмиц несколько. Как Магра приходить перестала, так не стало в нём ни жизни, ни веселья. И заботы государства повседневные камнем на шее оказались. Поначалу, будто мула буйного на цепи, тянуло его к любимой в её покои. Только бы взглянула, только бы взглядом очей своих успокоила, душу обласкав. Но двери закрытые непреодолимой преградой оказались...