Время читать рассказы!

Марина вошла в квартиру Волковых, неся в руках скромный букет полевых ромашек. И сама она была как скромный полевой цветок. Она смущенно улыбалась, заправляя за ухо выбившуюся прядь светлых волос. Ее тонкие пальцы нервно теребили воротничок простого платья. В ее глазах – смесь надежды и тревоги. Она так хотела понравиться… Андрей, крепко сжимая ее руку, ободряюще улыбнулся: "Не волнуйся, Мариш, все будет хорошо". Он и сам немного нервничал, зная непростой характер своей сестры. Ольга, стоящая у окна, обернулась, окинув Марину оценивающим взглядом...

Ох, уж эта предпасхальная суета! Но для Клавдии Петровны, дамы элегантного возраста с сединой в идеально уложенных волосах, суета эта была особенной. Ведь предстояло печь кулич! Не просто кулич, а легенда, шедевр, вершина кулинарного мастерства! Он был пышным, но не рыхлым, влажным, но не мокрым, сладким, но не приторным. Аромат его, сотканный из ванили, цитрусовых цукатов и ещё каких-то секретных ингредиентов, заполнял не только квартиру Клавдии Петровны, но и, казалось, всю лестничную клетку, вызывая у соседей неконтролируемое слюноотделение и завистливые вздохи...

Лондонский туман, густой и молочно-белый, окутывал Бейкер-стрит, словно призрак, крадущийся по мостовой. В квартире 221Б, несмотря на поздний час, горел свет. Мистер Холмс, не тот самый, а его внучатый племянник, Шеридан, сидел в кресле, погруженный в созерцание… пустого чайника. Его жена, миссис Айрис Холмс, женщина с рыжими кудрями и проницательным взглядом, стояла у камина, помешивая угли. "Шеридан," - начала она, не оборачиваясь, - "ты уже полчаса смотришь на этот чайник, как будто пытаешься загипнотизировать его, чтобы он сам закипел...

Кухня, залитая теплым светом вечерней лампы, казалась Марине клеткой. Не золотой, нет – обычной, проволочной, с прутьями из кастрюль, сковородок и бесконечных баночек со специями. Она резала овощи для салата, чувствуя, как усталость, словно песок, скрипит на зубах. Усталость не физическая – душевная. Усталость от однообразия, от предсказуемости каждого следующего дня, похожего на предыдущий, как две капли воды из-под крана. Сергей, её муж, сидел за столом, погруженный в чтение газеты. Он был хорошим человеком, надежным, заботливым… кактусом...

В доме четы Браунов, что на углу Мэйпл-стрит и Вязового переулка, царила атмосфера, которую можно было бы описать как «уютный хаос». Мистер Генри Браун, человек с аккуратными усиками и привычкой носить жилетки даже в жару, был бухгалтером в местной конторе по продаже зонтиков. Его жена, миссис Элизабет Браун, дама с добрыми глазами и страстью к выпечке, считалась душой всех соседских посиделок. Они были женаты уже пятнадцать лет, и, как это часто бывает, их брак был смесью нежной привязанности и мелких, но регулярных ссор...

В маленьком городке Уиллоу-Гроув, где каждый знал, сколько кошек живёт у мисс Эммы и какой сорт кофе предпочитает старый мистер Гиббс, произошло нечто из ряда вон выходящее. В витрине антикварной лавки мистера Финча появился портрет. Это был не просто портрет, а настоящее произведение искусства — мужчина с проницательными глазами, в шляпе с пером и с загадочной улыбкой, словно он знал все тайны мира и был не прочь ими поделиться. Но самое странное заключалось в том, что никто в городке не знал, откуда этот портрет взялся...

В небольшом уютном доме на окраине города каждые выходные царило оживление. Здесь жили Андрей и Лена, средних лет пара, которая старалась строить свою жизнь с теплом и заботой. У Андрея был сын от первого брака — семилетний Максим, которого Лена искренне полюбила, как своего. Ситуация, конечно, была сложная: бывшая жена Андрея снова вышла замуж, и вскоре у Максима появился брат. Каждую субботу мальчик приезжал к отцу и мачехе, и дом наполнялся смехом, топотом маленьких ног и запахом свежеиспечённых блинчиков...

Всё началось в тот самый день, когда Сэм Браун, человек с характером бульдозера и сердцем, где-то в глубине всё-таки мягким, как пуховая подушка, решил, что пришло время "поговорить по душам". Его жена, Эмили, сидела на диване, обнимая их пса Шустрика, и листала журнал о садоводстве, хотя в их крошечной квартире не было даже подоконника, чтобы вырастить кактус. Она только что убаюкала наследника семейства Браун, которому от роду было пять с четвертью месяца, и он уже показывал Брауновский характер...

Вечерний свет, мягкий и золотистый, лился в окна тесной квартиры, словно пытаясь смягчить углы привычного беспорядка. Нина вошла, аккуратно повесив пальто на крючок у двери, и остановилась на пороге, окидывая взглядом знакомую картину. Муж, Глеб, уютно устроился на диване, его лицо, подсвеченное бледным сиянием телефона, выражало полное умиротворение. Телевизор что-то бормотал — то ли о футболе, то ли о погоде, — а дети, Артем и Маша, сновали по комнате, оставляя за собой легкий хаос: раскрытые книги, смятые листы бумаги, россыпь крошек на ковре...

На улице Сиреневой, в доме номер 7, жили три соседки, каждая из которых могла бы стать героиней захватывающего романа. Марья Петровна, дама строгая, с острым умом и страстью к порядку, была в прошлом бухгалтером и до сих пор вела домашнюю бухгалтерию с точностью до копейки. Лидия Ивановна, напротив, была натурой мечтательной, поклонницей детективных историй и обладательницей коллекции старых шляпок, которые она надевала "для вдохновения". А Зинаида Семёновна, самая молодая из троицы, была энергичной...

В маленьком доме на краю Вишнёвой улицы жила Вера Николаевна, женщина с безупречной прической и характером, закалённым годами директорства в школе. Когда её сын Андрей привёл в дом Марину, молодую художницу с вечно испачканными красками руками, Вера Николаевна сжала губы в тонкую линию и приготовилась терпеть. Но настоящим испытанием стал не беспорядок от красок, а рыжий полосатый кот по имени Платон, которого Марина привезла с собой. – Опять эта животина на моей кровати! – возмущалась Вера Николаевна...

В офисе компании "Бумажные Грёзы" утро пятницы обещало быть особенным. На большом столе в переговорной красовался огромный торт — шоколадный, с кремовыми розочками и надписью "С днём рождения, Маша!". Маша, дизайнер, была душой офиса, и её день рождения всегда отмечали с размахом. Но в 10:15, когда все собрались в переговорной, чтобы разрезать торт, случилось немыслимое. — Где торт?! — воскликнула Маша, оглядывая пустой стол. Все замерли. Торт, который ещё десять минут назад занимал центр стола, исчез...