Читаем рассказы

Когда мы с Игорем тащили в её квартиру последние сумки, у меня внутри всё сжималось, как от простуды. Подъезд старого дома в центре пах сырым кирпичом и старой краской. На лестнице скрипели ступени, а под потолком гудела лампочка, будто жалуясь на жизнь. Игорь шёл впереди, дышал тяжело, но в голосе старался держать бодрость: — Потерпим немного, Ань. Сейчас время тяжёлое, с этой ипотекой ничего не выходит… Мама поможет. Тут и до работы близко. Квартира Лидии Петровны встретила нас запахом жареного лука, старых ковров и дорогих, но выдохшихся духов...

Я тогда очень устала. Вечером, когда за окном уже темнело, я стояла на своей маленькой кухне и мыла посуду после ужина. Вода журчала, в раковине звенели тарелки, а из комнаты доносился тихий шорох карандашей — Маша рисовала, лежа на животе на полу. Запах тушёной капусты стоял в воздухе, перемешиваясь с запахом моющего средства, и всё это вместе напоминало о том, как давно мы не выбирались никуда, где пахнет иначе. Мне всё чаще мерещилась деревня. Не наша городская дача, где сосед сверху круглосуточно...

До сих пор помню, как пах тот дом в последние недели перед моими родами: смешение жареного мяса, ванильного теста и хлорки. Всё блестело, звенело, натягивалось, как струна, — и только я одна чувствовала себя лишней среди этого праздника, который ещё даже не начался. Свекровь готовилась к своему юбилею уже больше месяца. На кухне стояли списки блюд, имён гостей, даже примерное расположение стульев вокруг стола. Мне, восьмимесячной беременной, в этом расписании было отведено место где-то между селёдкой под шубой и оливье...

Машина тихо шуршала шинами по мокрому асфальту, дворники мерно взбивали по стеклу редкий осенний дождь. В салоне пахло новым кожаным сиденьем, мятной жвачкой Игоря и моими нервами. Я крутила в пальцах тонкое обручальное кольцо и смотрела на свое отражение в боковом стекле: чужая женщина с аккуратным пучком и слишком яркими глазами. Замужняя. Тайно. Почти как преступница. — Ань, — голос Игоря сорвался, он даже не посмотрел на меня, только сжал руль так, что побелели костяшки пальцев. — Слушай внимательно...

Я работаю продавцом в большом магазине у дома. Смена у нас длинная, на ногах почти весь день, шум, люди, крики детей, бесконечные вопросы. Домой обычно доползаешь, а не приходишь. В тот день всё шло как всегда. Утром я проснулась раньше будильника, от того самого тупого гудения в голове, когда понимаешь: отдыха не хватило. На кухне пахло вчерашним супом и жареным хлебом. Муж сидел за столом с телефоном, свекровь, как всегда, уже успела развесить по спинкам стульев своё бельё, хотя у нас есть сушилка...

Когда все началось, день был самый обычный, такой, который даже в дневник не запишешь. Утро, серое, ленивое. Я стояла у окна с чашкой крепкого чая и смотрела, как по мокрому асфальту ползут машины. Под окном старенькая липа сбрасывала последние листья, и они липли к лужам, как чьи‑то забытые письма. На кухне тихонько урчала посудомоечная машина, на диване клубком свернулся наш кот Барсик и еле слышно подрагивал усами во сне. Игорь собирался на работу, привычно опаздывая. Шуршал в прихожей, ронял ключи, ругался вполголоса на свой непослушный галстук...

Когда вспоминаю тот вечер, в голове всегда всплывает одна картинка: длинный стол под белой скатертью, блеск посуды, нарезка, салаты, пар от горячего, и отдельная маленькая тарелка прямо передо мной с серыми, жалкими бутербродами. Но тогда, утром, все начиналось обычно. Была поздняя осень, серое небо, холодный ветер, который забирался под куртку, когда я выходил на балкон пить чай. Я стоял, прижимая кружку к ладоням, и думал, что день будет спокойный: немного работы по дому, потом забрать жену с какой‑то семейной посиделки у её тёти...

Мать на полном серьезе заявила, что ей нужна отдельная жилплощадь. Ты хочешь, чтобы я влез в долги на двадцать лет, купил квартиру и просто отдал её тебе? сын не мог поверить своим ушам В тот день всё начиналось странно спокойно. Я проснулся раньше будильника от привычного скрипа двери в кухню и тихого шуршания чайника. Лена уже хлопотала, что‑то напевала себе под нос. Из кухни тянуло тёплым хлебом и чем‑то сладким, наверное, её любимой корицей. За окном было ещё темно, двор только просыпался: редкие машины, глухие голоса дворников...

Свекровь потребовала, чтобы мы отменили поездку и развлекали племянников. Почему мы должны ломать свои планы ради детей золовки? с иронией спросила я, даже не думая соглашаться Обычно мои утренние будни похожи одна на другую: чай в глубокой кружке с отколотым краем, который я почему‑то люблю больше всех, мягкие тапки, торчащая нитка на старом пледе и тихое ворчание чайника. В тот день всё было так же: серое небо за окном, запах поджаренного хлеба и голос мужа из ванной, глухо доносящийся через приоткрытую дверь...

Войдя в гостиную, я увидела толпу незнакомцев и буквально замерла на пороге. У меня в руках была коробка с пирожными, из пакета выглядывал букет, который я сама себе купила утром, чтобы хоть как‑то отметить свой день. В воздухе витали запахи салатов, жареного мяса, дорогих духов и чего‑то чужого, резкого, как будто я попала не домой, а в зал ожидания у незнакомых людей. Первой меня заметила свекровь. Она сидела в моём любимом кресле, в новом ярком платье, с аккуратно уложенными волосами, и смеялась вместе с женщиной, которую я видела впервые в жизни...

Меня зовут Алина. Когда я произношу это вслух, мне иногда кажется, что говорю о какой‑то другой женщине, не обо мне. Той, другой, семь лет брака с Игорем, тесная старая квартира, свекровь в соседней комнате и вечное чувство, что ты здесь временно, как квартирантка без права голоса. Мы жили втроём в «хрущёвке»: крошечная кухня, узкий коридор, комната, разделённая старым шкафом будто стеной. Шкаф скрипел, когда его толкали, как будто тоже возмущался тем, что на него повесили обязанности стены. Но настоящей стеной в нашей жизни была Галина Петровна...

Жар от кухни стоял такой, что возле сцены воздух дрожал, как над печной трубой. Музыкант давил на баяне, девчонки в одинаковых розовых платьях визжали у входа, официантки сновали туда‑сюда, разливая сладкие напитки по высоким бокалам. Запахи мешались в один тяжёлый клубок: жареное мясо, селёдка, маринады, свежий укроп, пережаренный лук и дешёвые духи, от которых у меня всегда начинало першить в горле. Я сидел за главным столом, на почётном месте — отец жениха, бывший военный, глава рода, как меня привыкли называть за глаза...