Рассказы о жизни Карина Смит

— Ты что, с ума сошла? Куда ты собралась на ночь глядя? Голос Дмитрия эхом отразился от стен кухни, где еще витал запах вчерашнего ужина. Он стоял у холодильника, сжимая бутылку пива, и смотрел на меня так, будто я объявила о конце света. Ольга не ответила сразу. Она методично складывала вещи в старую сумку — пару блузок, брюки, документы. Руки двигались ровно, без дрожи. Внутри же все кипело: годы накопленной усталости, обид, которые она глотала, как горькие пилюли. — К родителям, — наконец произнесла она, не поднимая глаз...

— Оля, ты опять свои коробки притащила? — спросила я, ставя сумки на пол в прихожей. Руки гудели от тяжести, но это была привычная ноша. Дочь сидела за кухонным столом, уткнувшись в телефон. Она подняла голову, и в ее глазах мелькнуло раздражение, смешанное с усталостью. — Мама, привет. Да, всего три штуки. У нас ремонт, пыль везде, сама знаешь. Пусть побудут у тебя, ладно? Тебе же не мешают. Я смотрела на эти картонные глыбы, занимающие половину коридора, и чувствовала, как внутри что-то сжимается...

— Почему ты молчишь, Сергей? — Ольга Ивановна стояла у окна, сжимая в руках потрепанный семейный альбом, и ее голос эхом отдавался в тихой гостиной. Сергей Петрович оторвался от газеты, которую держал перед собой как щит. Его глаза, обычно спокойные, теперь казались усталыми, словно он нес тяжелый груз уже много лет. Он отложил газету на столик, где стоял стакан с недопитым чаем, и вздохнул. — О чем молчу, Оля? О погоде? О том, как цены растут? — Его тон был ровным, но с ноткой раздражения, которое он пытался скрыть...

— Ты совсем с ума сошла, Тамара Петровна? — прошептала я, прижимая к себе Артема и Соню, пока грохот в прихожей эхом отдавался по стенам. Она стояла посреди комнаты, скрестив руки на груди, с той самой ухмылкой, которая всегда выводила меня из себя. Тамара Петровна, моя свекровь, только что распорядилась выломать входную дверь, и теперь в доме сквозило холодом осенней ночи 2024 года. Двое рабочих, нанятых ею, мялись у порога, избегая моих глаз. Артем, восьмилетний, дрожал, но старался держаться, а Соня, пятилетняя, всхлипывала, уткнувшись в мой свитер...

— Ты думаешь, я не вижу, как ты на меня смотришь? — Анатолий Иванович откинулся в кресле, его голос эхом отразился в пустой гостиной. — Словно я вор, который украл твою жизнь. Я стояла у окна, глядя на ровный асфальт улицы, где когда-то бегала босиком. Тридцать лет прошло, а воздух все тот же — тяжелый, пропитанный запахом мокрой земли после дождя. Мои пальцы коснулись подоконника, холодного и гладкого, как ледяная корка на реке зимой. — Не вор, — ответила я тихо, не оборачиваясь. — Хозяин. Ты всегда был хозяином, Анатолий Иванович...