Рассказы Беллы Эль

— Передай соль, — буднично попросил Олег, макая пельмень в сметану. — И, кстати, чтоб ты не удивлялась, если квитанции придут на другое имя... Я квартиру на маму переоформил. Вчера дарственную подписал. За окном хлюпала ноябрьская слякоть. Темнело теперь рано, в четыре часа город уже тонул в серой, промозглой мути. На кухне гудела стиральная машина — отжим пошел на последние минуты. Я замерла с солонкой в руке. Соль сыпалась на скатерть мелкой белой крупой. — Что ты сделал? — голос сел, будто я простудилась...

— Твоя дочь на Новый год к бабушке поедет! Место нужно для гостей! — заявила свекровь, даже не оторвавшись от кроссворда. Карандаш в её руке завис над словом из пяти букв. Я замерла с мокрой тарелкой в руках. Пена медленно сползала по фаянсу, капая в раковину. Кап. Кап. Единственный звук на кухне, кроме тяжелого дыхания Галины Петровны. — К какой бабушке? — переспросила я, стараясь, чтобы голос не дрожал. — К моей маме? В Рязань? За триста километров? — Ну а к кому же? Не к соседям же, — она наконец подняла на меня глаза...

Вот история, основанная на заданном конфликте, с глубокой проработкой психологических слоев и неожиданной развязкой. *** — Ты чего застыла? Суп стынет. Недосолила, что ли, опять? — Валера постучал ложкой по краю тарелки. Звук вышел противный, требовательный. Как дятел по виску. Я смотрела в окно. Там, за двойным стеклом, ноябрь жрал город. Серая хмарь, мокрый асфальт, люди-тени, бегущие от подъезда к автобусу. В квартире было зябко — батареи едва теплились, ЖКХ, как всегда, экономило на нас, живущих на первом этаже...

— Где документы на квартиру, Лен? — голос Игоря звучал неестественно высоко, срываясь на фальцет. Он метался по кухне, хватая то сахарницу, то полотенце. — Ты говорила, они в папке. В синей. Я стояла у окна, прижавшись лбом к холодному стеклу. Ноябрь в этом году выдался паршивый. Внизу, под фонарём, месиво из грязи и первого снега. Слякоть. Машины ползли, разбрызгивая черную жижу. — Игорь, зачем тебе документы в десять вечера? Загс завтра в одиннадцать. Паспорта на тумбочке. Он замер. Спина напряглась, плечи поднялись к ушам...

— Майонеза мало. Сухой будет, как и в прошлый раз. Ты меня вообще слышишь, Лена? Голос Галины Петровны, скрипучий, как несмазанная петля, сверлил затылок. Лена не обернулась. Она резала ветчину. Тонко. Прозрачно. Так, как любила свекровь. Нож ходил ходуном — руки дрожали от напряжения, которое копилось в плечах с самого утра. — Слышу, Галина Петровна. Добавила я майонез. Пропитается. За окном уже сгущалась сизая ноябрьская темень, хотя на часах едва перевалило за четыре. Промозглый холод просачивался...