Автор рассказов Толяныч.

Когти мои впивались в базальтовый уступ Остроглава, самого высокого пика Хребта Мира. Отсюда, с вершины мира, мое царство простиралось до самого туманного горизонта. Я – Заррион, Падший Крон, Повелитель Стальных Крыльев. Мое тело, отточенное веками битв, было не плотью и кровью, а живой мифриловой бронёй. Мои крылья, расправленные под свинцовым небом, звенели, как тысяча обнажаемых клинков. И сейчас я наблюдал за началом конца. Война Драконов. Не конфликт из-за клочка охотничьих угодий или жалкой пещеры с самоцветами...

Путь в Чёрные Горы был испытанием, которое проверяло не тело, а саму душу. Воздух здесь был густым и едким, пахнущим серой и остывшей золой. Деревья стояли голые, искривлённые, как скелеты великанов, а с неба, закрытого ядовито-жёлтыми тучами, изредка моросил кислый дождь. Светящийся лист на груди Лиры пульсировал тревожным, приглушённым светом, а Слеза Древа в её зажатом кулаке отзывалась на близость скверны болезненным жжением. Она шла по руслу высохшей реки, вода которой когда-то отравленной струёй просочилась в священные подземные пласты Векового Перелесья...

Возвращение в мир смертных было похоже на пробуждение от самого яркого сна. Шумная деревня у границ леса показалась Лире плоской и унылой. Воздух пах дымом и луком, а не звездной пылью и тайной. Люди, с их суетой и громкими голосами, резали слух, привыкший к мелодичным шепотам леса. Она несла в себе тишину Векового Перелесья, как драгоценный сосуд, и боялась, что одно неловкое движение расплескает его. Светящийся лист, завёрнутый в шёлковый платок, она спрятала на груди, под одеждой. Он излучал...

Там, где заканчивались карты и угасали тропы, знакомые смертным, начинался Вековой Перелесье. Воздух здесь был густым, как мёд, и пах дождём, звездной пылью и древней землёй. Солнце пробивалось сквозь сплетение крон величественных деревьев не лучами, а жидким, зелёным золотом, которое окрашивало всё вокруг в изумрудные и аквамариновые тона. Мхи, бархатистые и глубокие, поглощали каждый звук, и царила тишина, не мёртвая, а звенящая, наполненная биением невидимых сердец. Именно сюда, вопреки всем предостережениям старейшин, ступила Лира...

В первый раз это было почти элегантно. Я переходил улицу, и в ноздри мне ударил резкий запах вымытого дождём асфальта. Перед грозой город дышит по-особенному, и мне всегда нравилось это электризующее напряжение. Из кафе доносился женский смех, звон бокалов, вдалеке выла сирена. Обычные вещи. Человеческие вещи. Я не заметил фургон доставки. В один момент я сходил с тротуара, а в следующий меня так резко оттащили назад, что моё плечо взвыло от боли. Я споткнулся и тяжело упал на тротуар, а фургон, бесшумный, как акула, пронёсся мимо того места, где за наносекунду до этого была моя грудь...