Анна Григорьевна | Авторские рассказы

— Ты что, совсем?! — Валентина швырнула бумаги на стол так, что они разлетелись по всей кухне. — Три года я маму под руки водила, лекарства покупала, а ты где была? Светлана сидела напротив, медленно помешивая чай в стакане, будто ничего не произошло. — Валь, ну что ты кричишь? Мама сама так решила. — Сама?! — Валентина схватила одну из бумаг и потрясла ею перед носом сестры. — Завещание от прошлого месяца! Когда она уже еле соображала! И вдруг «сама решила» отдать тебе дачу! — А что, по-твоему, я её заставляла? — Светлана наконец подняла глаза...

— Мама, ты что, совсем того? Какой отпуск в твоём возрасте! — Оксана швырнула на стол пачку туристических брошюр. — Ещё и в Сочи поедешь! Думаешь, там принцы на белых конях ждут? — Оксанка, милая, да что ты такое говоришь! — Валентина Петровна аккуратно собрала глянцевые листочки. — Я просто хочу немного отдохнуть. После папиной смерти уже три года прошло, а я всё по дому да по огороду... — Ага, отдохнуть! — дочь фыркнула, наливая себе чай из заварочного чайника с отбитым носиком. — Я же вижу, как ты там в зеркало крутишься! Новое платье купила, к парикмахерше ходила...

— Валентина Михайловна, вы что же, совсем совесть потеряли?! — Ирина ворвалась в подъезд, едва дождавшись, когда старая подруга матери поднимется на второй этаж. — Думали, никто не узнает про вашу аферу? Валентина Михайловна остановилась, придерживаясь за перила. Ключи от маминой квартиры — теперь уже своей — дрожали в её руках. — Ира, милая, о чём ты говоришь? Какая афера? — Не прикидывайтесь! — дочь покойной размахивала бумагами прямо перед носом пожилой женщины. — Дарственная! На всю квартиру! Оформленная за три месяца до маминой болезни! Валентина Михайловна медленно повернулась...

— Мам, это я. Открой. Лариса Николаевна застыла с чашкой в руках. За окном ноябрьский дождь стучал по подоконнику, а голос за дверью звучал знакомо и в то же время чуждо. Двадцать лет — целая вечность. — Ты что, глухая совсем? Открывай давай, мне холодно стоять. Она поставила чашку на стол, руки дрожали. На столе лежала та самая фотография — малыш в голубой шапочке, которого она сфотографировала в последний раз перед разводом. Потом Витька забрал Андрюшу и исчез. — Сейчас, сейчас иду... Дверь скрипнула, и на пороге стоял высокий мужчина с тяжёлым взглядом...

— Танечка, доченька, я тебе конвертик принесла! — Галина Семёновна протянула невестке толстый белый конверт, на лице играла довольная улыбка. — Это на вашу квартирку, чтобы не мучились с ипотекой. — Мам, да что вы! — Таня растерянно взяла конверт, ощущая его приятную тяжесть. — Откуда у вас такие деньги? — А я копила потихоньку, — свекровь махнула рукой. — Сама знаешь, пенсия небольшая, но по чуть-чуть откладывала. Думала, внукам на образование пригодится, а тут решила — молодым семьям помочь важнее...

— Галя, ты меня слышишь? Задержка по техническим причинам, — треснул голос из телефонной трубки. — Пенсия поступит через неделю, может, полторы. Галина Тимофеевна медленно положила трубку на старый аппарат и посмотрела на пустой холодильник. Внутри болталась одинокая баночка горчицы да остатки вчерашнего хлеба. — Илюшенька! — позвала она, но из комнаты внука доносились только звуки стрельбы и взрывов из компьютерной игры. Она подошла к двери и постучала. — Внучек, можно зайти? — Щас, бабуль, через...

— Надя, вот тебе документы. Прочитай и подпиши, завтра же в ЗАГС идём. Надежда Игоревна подняла глаза от чайника и обернулась. Аркадий стоял у кухонного стола, держа в руках папку с бумагами, и улыбался той своей рассудительной улыбкой, которая поначалу казалась ей такой надёжной. — Какие документы? — Она поставила чайник на плиту и подошла ближе. — Брачный договор. Я же говорил, что современные люди должны подходить к таким вещам разумно. Надежда замерла. За окном пели птицы, на подоконнике красовались...

— Вова, да что ты ко мне пристал? — Федя поставил чашку на стол так резко, что чай плеснул на блюдце. — Олеся — моя жена! Понимаешь? Жена! — Папа, ты хоть раз подумал, зачем ей, двадцативосьмилетней красотке, старик под семьдесят? — Владимир прошёлся по кухне, нервно потирая затылок. — Она к тебе липнет, как банный лист, а ты что? Растаял весь! — Ах ты, циник! — Федя вскочил из-за стола, стукнув ладонью по столешнице. — Думаешь, любви в моём возрасте не бывает? Или я не достоин счастья? — Папа....

— Надюха, собирайся. Дом продаём, — Виктор стоял на пороге, как будто и не было этих трёх месяцев после развода. — Ты что, рехнулся? — Надежда вытерла руки о фартук, не веря собственным ушам. — Какой ещё дом продаём? — Наш дом. Половина моя по закону, — он прошёл в прихожую, словно хозяин. — Или деньги мне отдай за мою долю. Миллион восемьсот. — Миллион?! — она ахнула. — Ты совсем того? Этот дом мой отец строил! Своими руками, кирпич к кирпичу! — А я в нём двадцать лет прожил. Ремонты делал, крышу перекрывал...

-Мам почему денег нет — Лизонька, просто так получается. Квартплата, твоя учёба, лекарства для бабушки... — Ольга отложила последние монеты и вздохнула. — Хорошо, что у соседки можно занять. — А где мой отец? Почему он нам не помогает? Ольга замерла. Вопрос висел в воздухе, как нож над головой. Пятнадцать лет она избегала этого разговора, надеясь, что дочь не будет спрашивать. — Он... он далеко. У него своя жизнь. — Мам, я уже не маленькая! Мне семнадцать. Расскажи правду. Ольга взглянула на дочь — высокую, стройную, с упрямым подбородком...

— Вы точно ничего не перепутали? — Анна с силой стукнула ладонью по столу нотариуса. — Моя мама всю жизнь в этом доме прожила! — Завещание составлено правильно, — нотариус поправил очки и ещё раз пробежался глазами по документу. — Жилой дом в деревне Солнечная, улица Центральная, дом 15, завещан Екатерине Ивановне Ершовой. — Какой ещё Ершовой? — голос Анны сорвался на крик. — Я двадцать лет навещала маму, возила продукты, лекарства! А тут какая-то чужая тётка! Екатерина Ивановна сидела рядом молча, теребя потёртую сумочку...

— Ларочка, а почему у тебя опять на плите каша пригорела? — Валентина Петровна вошла на кухню, демонстративно сморщив нос. — Андрюша мой привык к нормальной еде, не к этому... как это назвать? Лариса молча выключила конфорку и принялась соскребать пригоревшие остатки со дна кастрюли. Три года замужества, и каждое утро начиналось одинаково — с замечаний свекрови. — Валентина Петровна, я же объясняла: у меня телефон зазвонил, отвлеклась... — Ой, не надо! — всплеснула руками свекровь. — У нормальных...