Андрей Дао

Вхожу в комнату бережно, крадучись, будто переступая невидимую черту, за которой властвуют иные законы. На широкой кровати, под теплой ладонью одеяла, лежат они, двое — Катюнечка и Ванюнечка, слившиеся в один тёплый, дышащий сонным покоем комочек. Мелкий, прильнув щекой к груди, уже отплывает в свои младенческие дали, а ее рука, мерно поглаживая его по спинке, одновременно есть и парус, и якорь. Я же, пришелец из мира непрекращающихся задач и умственных бурь, опускаюсь в кресло стражником их ложа, чувствую, как весь этот дневной шум тонет в великой тишине, что источают эти двое...

Когда-нибудь, когда жизнь набьет тебе шишек, и ты поймешь цену тихой жертвы, надеюсь, что вспомнишь, и перечитаешь эти строки. В этом маленьком послании, я хочу рассказать тебе о настоящем чуде. О женщине, которая стала твоей первой вселенной. Она отдала тебе свое тело. Не метафорически — физически, до последней клетки. Её грудь, распухшая от молока, болела так, что слёзы текли ручьями, но она, скрипя зубами от невыносимой боли, снова и снова прикладывала тебя к себе. Ты сосал её жизнь буквально...

Бог подумал. Ещё не сказал — помыслил. И этого хватило. Хватило сполна. Не было ни времени, ни пространства — лишь безжизненная пустота, шёлковая и бездонная, совершенный ноль бытия, где даже понятие «ничто» теряло смысл. В этой бездне, тяжелее свинца и горячее ядра звезды, зародилась Мысль. Не искра — целая вселенная, сжатая в точку, чудовищный сгусток чистого «Я», не имеющий выхода, не имеющий формы, ничего, кроме собственного, невыносимого существования. Она вздулась в первозданной пустоте, как раковая опухоль на теле небытия...

Руки. Эти руки, похожие на иссушенные корни древнего дерева, дрожат не от слабости — от немыслимой нежности. Девяносто с лишним лет. Девяносто весен, зим, осеней, лет. Девяносто раз земля совершала свой неторопливый круг вокруг солнца, пока она ждала. Ждала этого мгновения. Младенец. Крошечный комочек тепла и доверия, завернутый в пеленку, что кажется ей теперь саваном собственной уходящей плоти. Беспечный и узнающий этот мир. Он доверчив. Он спит. Или просто смотрит в никуда своими поглощающими мироздание глазами — глазами, которые видят лишь свет, тень и смутные очертания любви...

Конечно-конечно. Точно знаю, что лет через несколько, ты научишься говорить. Сперва наверное "мама", потом что нить матершинное ( с такими то предками), и уж конечно не применёшь на этом фоне задать самый сакраментальный вопрос. Точно знаю, когда-нибудь ты меня об этом спросишь. Ну или маму. Надеюсь, что если это будет мама, то я окажусь рядом что бы поправить её. Или дополнить. Хотя, маму твою поправлять, как и дополнять, дело не особо безопасное. Я ж не смогу без своих пахабных шуточек-прибауточек, а там и до подзатыльника недалеко...

Он умирал не в болезнях и не в борьбе со смертью, что ревет и мечется в лихорадке. Он угасал, словно фитиль, оставленный без масла, медленно, почти нехотя, отпуская в небытие одну за другой нити, связывавшими его с миром звуков, запахов, прикосновений. Этот мир, столь знакомый и бесконечно дорогой в своей простоте, теперь таял, как льдинка на горячей ладони, ускользая, теряя чёткие формы. Он просто жил. Трудился до седьмого пота, хоронил родителей, друзей, растил детей, провожал их во взрослую жизнь, снова оставаясь в тишине, что с годами становилась лишь глубже и звонче...

Я помню свой первый день. Тот день, когда впервые выбрался за ворота сборочного цеха. Я был богом! Мной восхищались все, от мала до велика, от инженеров до простых рабочих. Резкий запах свежей краски и смазки. Стальные бока сверкали под кинопрожекторами, салон пах не этой затхлостью, а лаком и надеждой. Я был первым на линии! Молодые вагоновожатые дрались за право вести меня, гладили мои панели, как крупы жеребца. А как я шел! Я резал улицы своим четким, уверенным силуэтом, и весь город расступался перед моим ликующим, требовательным звонком...

Сборник "Глина дней" — не просто собрание текстов, а единое философское полотно, исследующее фундаментальные вопросы человеческого существования. Сквозь призму метафор, мифов и притч автор ведет читателя к краеугольным камням бытия: в чем сущность человека, какую цену мы платим за свой выбор, что скрывается за иллюзиями повседневности и где искать подлинный смысл в мире, где страдание и смерть неотъемлемы от жизни. Сборник открывается масштабными космогоническими экспериментами, где сама природа человека становится предметом спора...