Ольхин Александр

Сценарии Балабанова написаны русской (литературной) записью, а не американской. Выбор этой формы неслучаен и уже сам по себе характерен. Балабанов был страстным читателем, в студенческие времена литература — по его же выражению — поглощалась им томами. Среди ориентиров раннего периода — Кафка, Достоевский, Стейнбек, Фолкнер, Брэдбери, братья Стругацкие, Гамсун; позднее — Набоков, Лесков. Надо помнить о том, что Балабанову была доступна англоязычная литература в первоисточнике, так как он владел английским языком[1]...

Объявили регистрацию на рейс до Москвы. Пассажиры засуетились. В детстве смахнешь щепотку металлических опилок на бумажный лист, прислонишь магнит с другой стороны, поведешь в сторону: ходят черные иголки туда-сюда… Бочкарев допивал кофе. Не хотел торопиться. Ему нравилось смотреть на девушку возле выхода. Голубые джинсы в обтяжку. Ковбойская рубаха. На голове широкополая шляпа. Бочкарев загадал ей имя - Полина. Она стояла, скрестив руки. С ней беседовал мужчина в спортивных шортах. Что-то доказывал, ударяя ребром ладони о другую ладонь. Бочкарев подумал, что этому любителю пляжного волейбола просто нужно перестать махать руками и обнять Полину...

Тень от дерева двигалась медленно. Мельников приметил для себя на желтом песке хвоинку напротив муравейника и загадал: когда тень дойдет до нее, все будет кончено. Получалось, что как ни медленно ползла тень, времени оставалось мало. Мельников уже чувствовал, как немеют крепко перевязанные руки. Он решил вспомнить самое хорошее, что случилось в его жизни. Мысль перебегала со студенческих посиделок на поездку к морю после выпускного, на день свадьбы, потом назад — куда-то к бабушкиной печке с раскаленными углями внутри, ухватом и дрожжевым тестом в красном пластиковом тазу. Мысль металась, как белка в горящем лесу: везде было жарко, душно, невыносимо...