Часть 10. Глава 67
…прооперировать, если понадобится. Ну, а если нет, то ему предстоит реабилитация, пока всё заживёт.
– Ладно, Илья. Ты здесь побудь немного, а нам пора возвращаться, – сказал один из бойцов. – Командир уже разыскивает, по рации вызывал. Там все за нас переволновались: целое отделение на квадрике в тыл свалило. Кое-кто подумал, может, дезертиры, – он усмехнулся, остальные гоготнули вполголоса, – идея звучала напрочь безумной.
– Давайте, мужики, я вскоре буду, передайте там, – устало произнёс Илья.
Когда бойцы ушли, к нему подошёл и сел рядом на цинк из-под патронов тот самый боец в телогрейке, с виду – классический водила-дальнобой, с обветренным лицом и умными, усталыми глазами.
– На этом чудо-юдо прикатил? – он кивнул подбородком на квадроцикл.
Илья лишь кивнул, отпивая чай.
– Герой, блин, – водила выдохнул. – Под огнём такое провернуть… Ума не приложу. Сколько до них было-то? От Вербного? Километров двадцать будет?
– Примерно, – тихо, сипло ответил Илья, и его голос наконец обрёл немного тембра.
– В одну сторону? За сколько прорвался?
Илья отпил ещё глоток. Горячая, сладкая жидкость разлилась по желудку, и вместе с ней в тело начала медленно, неумолимо возвращаться реальность. Жёсткая, колючая, как сухая трава. Он машинально взглянул на свои армейские часы, автоматически прикинув разницу.
– Туда… двадцать две минуты.
Водила присвистнул, качая головой.
– На квадрике? Да ты глянь на него! Решето! Там же после развилки сплошные открытые участки, луга эти, их с высоток с двух сторон как на ладони и простреливают!
– Да, – просто, без бравады сказал Илья. Он закрыл глаза, и перед ним поплыли обрывочные, звуковые картинки, как кадры из фильма. Радиошум в наушниках, треск, и вдруг – чужой, сорванный голос в эфире: «Макс триста! Машина на фугасе! Координаты…» И внутри – мгновенная, всепоглощающая холодная пустота.
Илья даже не вспомнил, как сорвался с места. Не надел ни броник, ни каску. Просто выскочил из блиндажа, прыгнул за руль квадроцикла. Сослуживцы, заметив его торопливость, единственное, что успели сделать, это чуть не на руках забросить сопровождающего, – одному мчаться в такую даль – риск огромный… Вдвоём, в общем, тоже, но хотя бы какая-то огневая поддержка.
Дальше – мелькание: слякоть под колёсами, выплёскивающая грязные веера, редкие перелески, внезапно упирающиеся в смертельно опасное открытое поле. Свист в воздухе, который ты начинаешь различать уже по тональности. Глухие удары взрывов справа, окутывающие чёрным дымом, потом слева, подбрасывающие земляную пыль, потом сзади – значит, пронесло. Он пригнулся к рулю, стараясь слиться с техникой, делая из себя и машины одно маленькое, быстрое, неуловимое целое. Молился не Богу, а ступицам, коленвалу, бензонасосу: только бы не поймать осколок в колесо или в блок цилиндров. Визг мотора, рвущегося на пределе, заглушал всё. Мысль была одна, простая и ясная, как приказ: «Держись, Макс. Держись, брат. Я уже еду».
И вот он там. Столб чёрного дыма, как маяк. Горящий остов БТРа, от которого исходил жар. Все, кто в момент подрыва фугаса был на броне, слетели с него, словно сухие листья, успели вытащить механика-водителя и рвануть подальше. Остальные, кто был внутри, там и остались. Илья, примчавшись, лихорадочно смотрел на закопчённые лица, – парни залегли в придорожную канаву.
Среди них увидел Максима. Живой, глаза открыты, но взгляд мутный, плавающий, а из-под разорванного бронежилета, сквозь рваную ткань, сочится алая, пузырящаяся пена.
– Делаем! Быстро! – закричал, первым кинувшись к брату. Бойцы, ни слова не говоря, подхватили «трёхсотого», уложили на багажник квадроцикла, пристегнули ремнями. Потом просто встали и посмотрели друг на друга. Назад, через эти простреливаемые километры, пешком или на попутках – дороги не было. И Илья, уже не думая, только действуя, кивнул на оставшееся пространство.
– Садимся и погнали, – сказал коротко, и в его голосе не было ни капли сомнения, только плоская, холодная сталь решимости. Места для споров не оставалось – оно было заполнено свистом вдали и запахом горящей солярки. Парни облепили квадроцикл, тот просел с жалобным скрипом.
Обратный путь был кромешным адом, растянутым на тридцать бесконечных минут. Каждый километр давался тяжко: мотор ревел и казалось порой, что он прямо сейчас заглохнет, рассыпавшись на куски – на такой перегруз не рассчитан. Каждый свист снаряда или пули заставлял всех инстинктивно вжиматься друг в друга, образуя единый, дрожащий организм.
Илья вёл машину то по дороге, то по полям, чувствуя, как натужно, с перебоями ревёт перегретый мотор. Сквозь гул всё время пытался услышать один лишь звук – прерывистое, хриплое, пугающе слабое дыхание брата. Но не удавалось: разве можно в таком-то шуме?
– …и как вы, восемь душ, на этой табуретке добрались? – голос солдата, жесткий и реальный, вернул Илью из того ада на пришкольный участок. Санитар смотрел на него с неподдельным, профессиональным интересом.
– Не знаю, – честно, на полном выдохе ответил Илья. – Видимо, просто… нельзя было по-другому. Мы же с Максимом близнецы. Только младше на пять минут. Я в какой-то момент позвонил ему и сказал: «Всё, ухожу на фронт». Он одобрил, но мне даже не думалось, что вместе там окажемся. Брат решение принял, когда около его дома сработали «птичками». Макс лежал дома, и когда это случилось, у него дети послетали с кроватей. После этого созвонились, я ему сказал: «Всё, собрался». Он мне ответил сказал: «Я за тобой». Пришли вместе с военкомат и сказали: готовы подписать контракт, но с условием – чтобы нас вместе отправили, в одно подразделение, не разлучали. Командование пошло навстречу, мы оба оказались в 40-й бригаде морской пехоты Тихоокеанского флота. Потому как ну куда я без него? Если что случится, пойду за ним напрямки и всё равно его достану. Сколько раз у нас такие случаи бывали. Я в ад залезу за братом и верну обратно.
Илья слабо улыбнуться. Чай в зажатой в руке кружке остыл.
К носилкам с Максимом, которые теперь стояли наготове, подкатили каталку для переноски к машине. Валя, помогая санитару закрепить ремни, поймала взгляд Ильи и ободряюще, устало улыбнулась. Это была не радостная улыбка, а скорее знак: «Видишь? Он ещё здесь. Борется».
Док, снимая окровавленный халат и бросая его в бак для грязного белья, медленно подошёл к Илье. Его лицо было серым от усталости.
– Эвакуируем с очередным бортом, который через полчаса на «Альфе». У него есть шанс. Серьёзный. Ты молодец, рядовой, вытащил брата клещами из того ада. Остальное – дело рук хирургов в глубоком тылу и крепости его собственного организма. У вашей породы, у близнецов, она, должно быть, крепкая.
– Спасибо, – снова сказал Илья, и в этом простом слове наконец появился живой смысл, вес благодарности, адресованной не в пустоту, а конкретным людям.
Он встал, поставив кружку на ящик. Колени немного дрожали, но держали. Подошёл к носилкам, взял брата за ладонь, сжал немного и проговорил тихо:
– Держись, Макс.
Потом вернулся к квадроциклу, стоявшему поодаль, как немой свидетель невероятного, отчаянного поступка. Погладил ладонью ободранный, посечённый осколками пластик обвеса. Железный конь, покрытый пылью, грязью и братской кровью, выполнил своё дело.
– Куда его теперь? – подошёл тот самый любопытный санитар.
– Вернусь обратно в расположение, там подлатаем общими силами. Раз прошёл через такое, то служить ему дальше. Как и нам с братом. Мы отсюда никуда не уйдём, пока задачу не выполним.
– У вас дома-то остался кто? – об этом спросила медсестра Парфёнова, услышав разговор и подойдя поближе.
– Конечно, – улыбнулся Илья. – У Макса двое ребятишек, у меня тоже дочка растёт, в прошлом году в школу пошла. Еще у нас две старшие сестры есть.
– И что они сказали, когда вы вдвоём «за ленточку» отправились? – с интересом спросила Валя. – Отговаривали, наверное, да?
– Они переживают за нас, конечно, сильно, не без этого, – искренне ответил боец. – Но гордятся нами и тем, что мы здесь делаем. Жёны тоже с пониманием отнеслись.
– Это хорошо, когда там остался тот, кто ждёт и поддерживает, – задумчиво произнесла Валя, вспомнив о пожилых родителях и сынишке, который после ее отъезда, наверное, снова обиделся на непоседливую маму. Но что поделаешь? Служба есть служба.
Илья, получив разрешение Дока, провёл ночь в расположении эвакуационного взвода, а рано утром, когда солнце только поднималось на востоке, поспешил обратно в своё подразделение. Отсюда ему предстояло проехать километров пятнадцать, и можно было бы подождать попутного транспорта, на тот случай, если квадроцикл всё-таки не выдержит, но солдат отказался. Сказал на прощание:
– Мои ребята уже там, надо поскорее встать рядом. Отдохнул, поел и выспался, хватит.
Парфёнова, которая тоже проснулась ни свет, ни заря, вышла проводить Илью. На прощание крепко пожала ему руку, а потом долго стояла и смотрела, как потрёпанный квадрик быстро удаляется, отбрасывая широкими колёсами комья мокрой земли вперемешку со снегом. Медсестра подняла голову. Небо было затянуто низкими тяжёлыми тучами. В полночь оттуда посыпались снежные хлопья. Сначала мелкие, потом всё крупнее, а к часу начался настоящий снегопад, который к утру всё закрыл пушистым белым покрывалом.
Валя стояла и вдыхала свежий морозный воздух, на душе было тихо и даже радостно. Всё-таки замечательно, когда у тебя есть родной человек, – такой отважный брат, способный ради тебя броситься хоть к чёрту в зубы, но вырвать из его клокочущей огнём пасти, а потом мчаться до эваковзвода, только чтобы там спасли. Подумала и… стало грустно. Костю-Студента вытащить не успели, а Дед… его никто бы не сумел уберечь.
– Валя, ты чего здесь стоишь одна? – послышался позади голос их нового водителя, Ската.
– Да так… просто думаю о разном.
Он встал рядом, глубоко задышал, расширяя ноздри.
– Хорошо… свежо и чисто.
Помолчали.
– Послушай. Я прошлый раз насчёт призраков говорил.
– Да?
– Так это… Ты не подумай, что в самом деле их вижу или слышу. У меня с котелком, – он постучал по голове, – всё в порядке. Просто воображение…
– Какое?
– Ну… – Скат усмехнулся. – Богатое слишком. У меня это с детства. Представлять люблю. Помнишь, как в песне? «Фантазёр ты меня называла…»
– Помню, – ответила Валя и улыбнулась. – Только не увлекайся слишком. И порой лучше никому о своих фантазиях не рассказывать.
– Это точно, – согласился Скат.
Они вернулись в подвал. Оставалось еще немного времени, чтобы поспать.