Песня Марка резала ночной воздух, смешиваясь с гулом пробуждающегося города и воем сирен где-то внизу. Агенты на крыше замерли в нерешительности, их алгоритмы действий не предусматривали сценария, где цель предпочитает смерть захвату и при этом… поёт. Человек в белом, директор Департамента (Лео теперь был уверен в его должности), стоял неподвижно. Его лицо под холодным светом прожекторов было как маска, но в глазах, этих бездонных колодцах расчёта, мелькнула трещина. Не эмоция в привычном смысле, а скорее сбой в формуле, мгновение чистого, невычислимого недоумения перед иррациональностью живого чувства.
«Опустите оружие», — негромко, но чётко сказал он. Агенты повиновались, но их движения были заторможенными, будто они и сами не понимали, что происходит. Директор сделал шаг вперёд, осторожно, как учёный, приближающийся к опасному, но уникальному образцу. «Вы действительно готовы умереть? Все? Ради… этой идеи?» Его голос звучал искренне заинтересованно, без прежней снисходительности.
«Это не идея, — сказала Ирина, не отходя от края. Её седые волосы развевались на ветру. — Это жизнь. Та, что была до вас. И та, что будет после». «После? — Директор слабо улыбнулся. — Вы наивны. Даже если я позволю вам уйти, даже если этот… эмоциональный вирус продолжит распространяться, система выстоит. Мы просто скорректируем протоколы, введём новые фильтры. Люди устанут от хаоса чувств. Они сами попросят вернуть порядок. Стабильность. Предсказуемость».
Лео смотрел на него, всё ещё держа Майю. Девочка притихла, слушая разговор взрослых, её большие глаза перебегали с одного лица на другое. «Возможно, вы правы, — неожиданно согласился Лео. Его голос был спокойным, усталым. — Возможно, многие выберут вашу клетку обратно. Потому что свобода страшна. Она требует ответственности. Но уже будет поздно». «Почему?»
«Потому что вы уже проиграли самое главное, — Лео выпустил Майю, и та прижалась к ноге, но он сделал шаг навстречу директору, через нейтральную полосу крыши. — Вы проиграли монополию на правду. Вы всегда говорили, что ваша система — единственный путь к счастью. А теперь люди увидели, почувствовали, что есть другой. Может, болезненный, неудобный, но настоящий. Как только джинн вырвался из бутылки, его уже не загнать обратно словами о стабильности. Вы можете подавить бунт, но вы не сможете заставить их забыть. Забыть этот вкус… подлинности».
Он замолчал, переводя дыхание. Ветер стал сильнее, принося с собой запах дыма и далёкие, нестройные крики толпы. Город бурлил, как раненый зверь. Директор молчал, изучая Лео. Казалось, он впервые видит его не как объект, а как равного оппонента. «Что ты предлагаешь? Дуэль? Твоё чувство против моей логики?»
«Нет, — покачал головой Лео. — Я предлагаю эксперимент. Позволь нам уйти. Не всем. Мне и Майе. Остальные останутся здесь как заложники, если хотите. Дай нам шанс… жить. А вы наблюдайте. И решите потом, кто был прав». Это была отчаянная ставка. Лео не верил, что директор согласится. Но он видел в его глазах не только расчёт, но и что-то ещё — усталость. Усталость от вечного контроля, от бесконечной игры в бога над человеческими душами. Возможно, даже у этого человека где-то глубоко внутри оставалась искра любопытства, той самой, что двигала науку, а не контроль.
«Куда вы пойдёте? В ваши тоннели? Мы их уже нашли и запечатали». «Не в тоннели, — сказал Лео. Он обернулся и посмотрел на север, туда, где небо было чуть темнее, без неонового зарева. — Ты же говорила о «Логове», — обратился он к Ирине. Та кивнула, понимая его мысль. «Это миф». «Все легенды основаны на чём-то реальном, — сказал Лео, глядя на директора. — Дай нам карту. И транспорт до границы контролируемой зоны. Дальше мы сами. Если мы выживем и найдём это место… ты получишь свои данные. Координаты реального поселения аномалий. Или доказательство, что его нет. Ценная информация для вашей системы, не так ли?»
Директор задумался. Его пальцы постукивали по планшету. Это был рациональный аргумент, который он мог понять. Риск (отпустить двух аномалий) против потенциальной выгоды (уничтожение легендарного «Логова» или, что более ценно, его изучение и кооптация). А ещё… это был изящный способ снять напряжение с этой крыши без кровопролития, которое сейчас, на фоне городских волнений, могло стать искрой в пороховой бочке.
«Хорошо, — наконец сказал он. Его голос снова стал холодным и деловым. — Но не вы двое. Только ты. Девочка останется. Как гарантия». Лео почувствовал, как у Майи перехватывает дыхание, и её пальцы впиваются ему в руку. «Нет, — твёрдо сказал он. — Она со мной. Без обсуждений. Иначе никакой сделки. Мы прыгаем». Он снова взял Майю на руки и сделал шаг назад, к самому краю. Ирина и другие тоже приготовились.
Директор увидел в их глазах твёрдую решимость. Он взвесил риски ещё раз. Девочка была ценной аномалией, но взрослый, способный на такие действия, представлял большую угрозу внутри системы. Лучше вытолкнуть его наружу, в дикую зону. «По рукам, — кивнул он. — Вы получите карту и вездеход на гибридных двигателях, способный пройти по старым дорогам. Вы уезжаете сейчас. Остальные, — он кивнул на Ирину, — остаются под стражей до тех пор, пока мы не получим от тебя сигнал о достижении цели или… пока не истечёт срок в три месяца. Если через три месяца сигнала нет, мы сочтём эксперимент завершённым, а вас — погибшими. Они будут подвергнуты стандартной коррекции».
Лео посмотрел на Ирину. Та молча кивнула. Она доверяла ему. И верила в легенду больше, чем хотела показать. «Договорились», — сказал Лео. Процедура заняла меньше часа. Под наблюдением агентов Лео и Майю провели через здание к подземному гаражу, где их ждал брутального вида вездеход с колёсами выше человеческого роста. Директор лично вручил Лео планшет с картами и зашифрованным каналом связи для единственного, разрешённого сообщения. «Не пытайтесь вернуться в город или связаться с кем-либо. Все ваши биометрические данные внесены в список самых разыскиваемых. Вас уничтожат на месте».
Лео кивнул. Он усадил Майю на пассажирское сиденье, сам сел за руль. Инструкции по управлению были простыми. Двери гаража открылись, впуская их в тёмный туннель, ведущий к поверхности за пределами города. Он взглянул в последний раз на директора, стоявшего в свете прожекторов. Тот смотрел на них без ненависти, без гнева. С холодным, научным интересом. Лео завёл двигатель, и вездеход с рёвом рванул вперёд, в туннель, навстречу неизвестности.
Они ехали несколько часов по разрушенным дорогам, мимо заброшенных посёлков и ржавеющих ферм. Контролируемая зона осталась позади. Здесь не было эмоциональных реклам, да и вообще никаких признаков жизни. Только ветер, шуршащий в сухой траве, да далёкие очертания гор на горизонте. Майя сначала молчала, прижавшись к окну, потом уснула, измученная пережитым.
Лео вёл машину, и в его душе царила странная пустота после бури. Он сделал это. Они были свободны. Но цена была высокой — друзья в заложниках, сестра где-то в городе, а впереди лишь миф и бескрайняя пустота. Он следовал по карте, которая отмечала лишь основные ориентиры: высохшая река, цепь холмов, руины старого завода. Легенда говорила, что «Логово» находится в долине за горами, куда не долетают дроны-разведчики из-за магнитных аномалий.
Дни сливались в однообразную череду: дорога, поиск укрытия на ночь, скудная еда из запасов вездехода. Лео учил Майю различать съедобные коренья, показывал ей созвездия. Они разговаривали. Обо всём. О её страхах, о его воспоминаниях о мире до Рационализации, о надеждах. В эти моменты страх отступал, и Лео понимал, что даже если они не найдут «Логово», это путешествие уже было тем, ради чего стоило бороться — возможностью просто быть вместе, без масок, без страха.
Через две недели пути двигатель начал капризничать, а потом заглох окончательно. Запасные части закончились. Они шли пешком, неся на себе рюкзаки с водой и остатками еды. Ландшафт стал суровее, холоднее. Появились сосны, скалы. Однажды ночью на них напала стая одичавших собак. Лео, защищая Майю, отбивался импровизированным факелом, получив несколько болезненных укусов за руку. Они чудом смогли оторваться от преследования.
Раны воспалились, у Лео начался жар. Он мог идти всё медленнее, часто останавливаясь. Майя, маленькая и хрупкая, тащила оба рюкзака, вела его под руку, уговаривая не сдаваться. В её глазах он видел не детский страх, а стальную решимость, которая потрясала его до глубины души. «Ты должен дойти, дядя Лео. Для всех».
Он шёл, почти не сознавая дороги, движимый лишь её волей и мыслью, что не может подвести её. И вот, когда силы были почти на исходе, они перевалили через очередной горный хребет и увидели долину. Небольшую, зелёную, с чистой речкой и дымком, поднимающимся из труб… не пластиковых и не металлических, а настоящих, кирпичных домов. Это не было высокотехнологичным убежищем. Это была деревня.
Люди в простой одежде работали в огородах, дети бегали по улице, смеясь тем самым настоящим, бесплатным смехом. На краю деревни стояла вышка, увенчанная странным устройством — вероятно, генератором помех, скрывающим это место от сканеров. Они спустились вниз, и их заметили. К ним навстречу вышли несколько человек с охотничьими ружьями, но без агрессии, с осторожным любопытством. Лица у них были обычными, живыми, со всеми морщинами и эмоциями, нарисованными самой жизнью, а не купленными у системы.
«Кто вы?» — спросил седовласый мужчина с глазами, похожими на глаза Ирины — уставшими, но живыми. «Мы… мы искали «Логово», — с трудом выговорил Лео, и его ноги подкосились. Сильные руки подхватили его. Последнее, что он видел перед тем, как потерять сознание, было лицо Майи, озарённое самой настоящей, самой чистой улыбкой облегчения и надежды.
Он очнулся в простой, но чистой комнате, на кровати под тёплым одеялом. Его раны были перевязаны, жар спал. У окна сидела Майя и что-то рассказывала девочке её возраста. Они обе смеялись. В дверь постучали. Вошёл тот самый седовласый мужчина. Он представился Олегом. Он был одним из старейшин общины, которую здесь называли просто «Дом».
Да, это было то самое «Логово» из легенд. Не высокотехнологичная крепость, а просто поселение людей, сбежавших от системы в разные годы. Они жили сельским хозяйством, охотой, ремёслами. У них была своя школа, где учили не только читать, но и понимать свои чувства, управлять ими, а не подавлять. Здесь не было нейрокомов, не было валюты. Был обмен, была взаимопомощь.
Лео рассказал свою историю. Олег слушал внимательно. Когда Лео упомянул о директоре и сделке, лица Олега стало серьёзным. «Ты должен отправить сигнал, — сказал он. — Но не тот, который они ждут». «Что вы имеете в виду?» «Мы давно знаем, что система рано или поздно найдёт нас. Мы готовились. У нас есть передатчик, более мощный, чем тот, что в городе. Он может отправить не координаты, а нечто иное. Твой эмоциональный паттерн, который ты передавал в городе, мы записали с помех. У нас есть технологи, которые сохрaнили знания старого мира. Мы можем транслировать его на постоянной основе, на низких частотах, которые они не смогут полностью заглушить. Как фоновый шум свободы. Это будет напоминать тем, кто наверху, что мы есть. Что выбор есть всегда».
Лео согласился. Через неделю, когда он окреп, они поднялись на вышку. Олег показал ему простую консоль. «Просто подумай о них. О тех, кто остался там. И… почувствуй». Лео закрыл глаза. Он думал о сестре. О Ирине, Марке, Лене, запертых в камерах Департамента. О всех людях в городе, которые однажды проснулись от его передачи. Он думал о Майе и её будущем здесь, в Доме.
И он позволил себе почувствовать всё: надежду, тоску, любовь, решимость. Не хаотичный взрыв, как тогда, а глубокое, мощное, устойчивое чувство — чувство дома, обретённого после долгого пути. Технолог нажал кнопку. Сигнал ушёл в эфир. Не координаты. Не крик. А тихую, но настойчивую увертюру свободы.
Лео знал, что система, возможно, никогда не рухнет. Что многие предпочтут удобную ложь неудобной правде. Но теперь у тех, кто захочет искать, будет маяк. А у таких, как Майя, будет место, где можно вырасти, не боясь «коррекции». Он спустился с вышки. Майя ждала его внизу, она играла с другими детьми. Увидев его, она подбежала и взяла за руку. «Всё хорошо?»
«Всё хорошо, — сказал Лео. Он смотрел на долину, на дымок из труб, на смеющихся детей. Здесь не было валюты. Здесь было просто жизнь. Со всеми её горестями и радостями, бесплатными, как воздух, и бесценными, как само существование. Он был последним, кто умел чувствовать бесплатно в том старом мире. Но здесь, в этом новом, он был просто одним из многих. И это было самым большим чудом из всех.
Ветер донёс до него звук колокола — звали к общему ужину. Он взял Майю на плечи, и они пошли вниз, к дому, к людям, к будущему, которое наконец-то принадлежало им самим.