⏮️ Начало рассказа читать здесь:
Герман проснулся, когда она уже стояла в дверях.
«Куда ты?»
«Ухожу».
Он сел в кровати, непонимающе моргая.
«Как — уходишь? Куда? Зачем?»
«Я нашла тетрадь твоей матери. Я знаю про чай. Про привязку. Про двенадцать лет, которые ты у меня украл».
Герман побледнел.
«Ксюша, подожди. Ты не понимаешь. Мама хотела как лучше, она видела, что мы созданы друг для друга, просто ты не замечала...»
«Я замечала, что ты мне противен. А потом выпила твой чай и перестала замечать».
Она открыла дверь.
«Не уходи!» — Герман вскочил, бросился к ней. — «Ты не можешь уйти. Мы связаны. Если ты уйдёшь...»
«Я читала тетрадь. Знаю, что будет».
Он замер.
«И тебе всё равно?»
Ксения посмотрела на него — на этого грузного, жалкого человека, который двенадцать лет владел ею, как вещью. Который знал, что она околдована, и пользовался этим каждый день. Который смотрел, как она забывает себя, и называл это любовью.
«Мне всё равно», — сказала она и вышла.
=== ◈ === ◈ ===
Первую неделю она жила у бывшей коллеги, которую чудом нашла через соцсети. Ждала угрызений совести, сомнений, страха. Ничего не приходило. Только лёгкость — странная, пугающая, будто сняли гипс, который носила так долго, что забыла о нём.
Герман звонил каждый день. Сначала требовал, потом просил, потом умолял. Его голос становился всё слабее.
«Мне плохо, Ксюша. Физически плохо. Врачи ничего не находят, но я чувствую — уходит что-то. Как будто вытекает по капле».
Она слушала молча и клала трубку.
На двенадцатый день позвонил старший сын — Матвей, двенадцать лет.
«Мама, папа в больнице. Сердце. Врачи говорят — непонятно, все анализы в норме, но он угасает. Приезжай».
Ксения приехала. Не ради Германа — ради сына, который плакал в трубку.
Герман лежал в отдельной палате — бледный, с ввалившимися щеками. За двенадцать дней он постарел на двадцать лет. Увидев её, улыбнулся слабо:
«Пришла».
«Матвей попросил».
«Останься. Мне лучше, когда ты рядом».
Он приподнялся на локте, и мониторы подтвердили: пульс выровнялся, давление поднялось. Ксения видела, как возвращается цвет на его щёки, как проясняется взгляд.
Привязка работала. Рядом с ней он оживал. Без неё — умирал.
«Видишь? — прошептал Герман. — Мы не можем друг без друга. Мама знала. Она хотела, чтобы мы были вместе навсегда».
«Твоя мать хотела, чтобы ты был счастлив. Обо мне она не думала ни секунды».
«Какая разница? Главное — мы вместе. Останься, Ксюша. Я умру без тебя».
Ксения смотрела на него и думала о двенадцати годах, которые у неё отняли. О книгах, которые она не прочитала. О концертах, на которые не сходила. О друзьях, которых потеряла. О себе самой — той двадцатидевятилетней женщине, которая знала, чего хочет от жизни, и которую убили одним глотком травяного чая.
«Ты умрёшь, — согласилась она. — Но это не моя вина. Это сделала твоя мать, когда решила, что может распоряжаться чужой жизнью ради твоего счастья. И ты — когда согласился».
«Я люблю тебя».
«Нет. Ты любишь то, что она для тебя создала. Куклу, которая смотрела на тебя обожающими глазами. Меня настоящую ты даже не знал».
Она встала.
«Не уходи. Пожалуйста. Я не переживу».
«Я знаю».
Ксения вышла из палаты, не оглядываясь. В коридоре стоял Матвей — смотрел на неё с ужасом и непониманием.
«Мама, что происходит? Почему ты уходишь? Папа же...»
«Когда вырастешь, я тебе расскажу. Не сейчас».
Она обняла сына — коротко, неловко. Все эти годы она любила детей только как продолжение Германа. Теперь, когда морок спал, она не знала, что чувствует к ним. Может быть, со временем научится любить по-настоящему. А может быть, нет.
=== ◈ === ◈ ===
Герман умер через четыре дня. Острая сердечная недостаточность неясного генеза. Вскрытие показало абсолютно здоровое сердце. Врачи разводили руками, списали на стресс после смерти матери.
На похоронах Ксения стояла в стороне. Гроб опустили в землю рядом с могилой Зинаиды Павловны — мать и сын, воссоединившиеся в смерти. Сыновья плакали: Матвей сдержанно, младший Костя навзрыд.
После поминок Ксения вернулась в съёмную квартиру. Достала шнурок — она забрала его из больничной тумбочки в последний визит, пока Герман спал. Кожаное плетение с серебряным медальоном, а внутри — тонкие нити волос, русые и тёмные.
Чиркнула спичкой. Смотрела, как огонь пожирает кожу, как скручиваются и чернеют пряди. Пепел смыла в раковину.
Ничего не произошло. Никакой боли, никакого облегчения. Герман был мёртв, и вместе с ним умерла привязка, которая держала их обоих.
=== ◈ === ◈ ===
Через год Ксения снова работала редактором. Снимала квартиру в центре, ходила на концерты, читала запоем — навёрстывала упущенное. С сыновьями виделась раз в месяц. Они жили у тётки, сестры Германа, которая смотрела на Ксению с плохо скрываемой ненавистью.
Матвей однажды спросил:
«Ты любила папу? Хоть когда-нибудь?»
Ксения долго молчала.
«Мне казалось, что да. Двенадцать лет казалось».
«А на самом деле?»
«На самом деле меня не спрашивали».
Он смотрел на неё, пытаясь понять. Не понимал. Может быть, когда-нибудь она расскажет ему всё — про тетрадь, про чай, про привязку. Может быть, он поверит. А может быть, решит, что мать сошла с ума и придумала оправдание, чтобы не чувствовать вины за смерть отца.
Ксения не знала, что хуже.
По ночам ей иногда снился Герман — не грузный самоуверенный делец, а тот, последний, с ввалившимися щеками. Он протягивал к ней руки и шептал: «Останься».
Она просыпалась без страха.
Рядом с кроватью на тумбочке лежала книга — «Анна Каренина», которую она начала перечитывать впервые за двенадцать лет. На стене висел билет на завтрашний концерт в филармонии. В кухне ждал кофе, который она сварит сама, для себя, по своему вкусу.
Маленькие вещи. Ерунда, о которой нормальные люди не задумываются.
Для Ксении каждая из них была доказательством того, что она снова принадлежит себе.
Этого было достаточно.
© Михаил Вяземский. Все права защищены. При цитировании или
копировании данного материала обязательно указание авторства и
размещение активной ссылки на оригинальный источник. Незаконное
использование публикации будет преследоваться в соответствии с
действующим законодательством.