Лена переехала в старый деревянный дом в деревне, доставшийся ей от бабушки. Дом был огромным, скрипучим, но почти дармовым. Первое, что она сделала, — заказала строгую дверь и поставила решётки на окна первого этажа. В деревне была пара неприятных случаев, и теперь она боялась грабителей больше, чем привидений.
Привидение, впрочем, не заставило себя ждать. И оно было не тем, чего она ожидала.
Первой странностью был холод. Не сквозняк, а стоячий, сырой холод, скапливающийся в углу коридора, у двери в подвал. Никакие обогреватели не могли его прогнать. Пахло оттуда же — ржавчиной, влажной землёй и чем-то сладковато-кислым, как протухшее варенье.
А потом начались звуки. Ни шёпота, ни шагов.
Звон цепи.
Тяжёлый, металлический, сухой лязг. Будто кто-то в подвале таскал за собой по бетонному полу якорь. Раз. Пауза. Протащили. Раз. Пауза. Ещё раз.
Лена, вооружившись кухонным ножом и телефоном с фонариком, спустилась в подвал. Она была городской и смелой. В подвале — сыро, темно, паутина. Старый хлам, покрытый плесенью. И ржавая, толстая цепь, прикованная одним концом к чугунной батарее у стены. Второй конец был свободен. Она лежала на полу, будто её только что бросили. Больше ничего.
Но звук продолжался. Каждую ночь. Не только из подвала. Он доносился из-за дверей, из тёмного угла за печкой. Звон цепи. То близко, то далеко. Но с каждым днём — всё ближе.
Через неделю Лена увидела его впервые. Не полностью. Она повернулась на кухне и мельком заметила в дверном проёме в коридор — фигуру. Высокую, сухую, сгорбленную. Обтянутую чем-то тёмным, похожим на истлевшие чёрные брюки и рубашку. К ноге фигуры, у пола, тускло поблёскивала та самая толстая цепь. Она исчезла, едва Лена моргнула. Но в воздухе повис запах — ржавчины и того самого сладковатого гниения.
Теперь она поняла. Это не грабитель. Это что-то другое. Она полезла в бабушкины старые бумаги, спросила у самой древней соседки в деревне. История оказалась простой и жуткой. В этом доме жил старик, последний хозяин до бабушкиной семьи. Скряга и затворник. Говорили, он так боялся воров и растрат, что в последние годы жизни приковал себя цепью к батарее в подвале, чтобы не пойти в магазин и не потратить деньги. Там его и нашли, уже мёртвого, от голода. Цепь пришлось спиливать.
Дух не хотел покоя. Он хотел того, чего был лишён. Тепла. Жизни. Сытого тела.
Звон цепи теперь слышался постоянно. Он преследовал Лену по дому. Она запиралась в спальне — лязг раздавался прямо за дверью, и по щели под ней протягивался, извиваясь, ржавый кончик цепи. Она включала свет — и видела, как тень в углу комнаты дергается, а с потолка капает чёрная, маслянистая жидкость, пахнущая железом.
Однажды ночью она проснулась от ощущения, что кровать трясётся. Не дрожит, а именно подёргивается, будто кто-то тянет её за ножки. Она села и закричала. Из-под кровати, с оглушительным лязгом, выскользнула и взметнулась в воздух та самая цепь. Она висела в темноте, как гигантская змея, концом упираясь в тень под шкафом. А из этой тени выползло Оно.
Нечто было похоже на старого деда. Его лицо было высохшим, как пергамент, натянутым на череп. Глазницы — пустыми чёрными дырами. Но рот… рот был влажным, тёмным, и из него капала чёрная слюна. Он был одет в лохмотья, которые казались частью его высохшей кожи. И он был привязан. К его лодыжке, плотно, почти вросшей в кость, была прикована та самая цепь. Он не парил. Он шаркал, волоча её за собой. Его костяные пальцы были вытянуты, не чтобы схватить, а чтобы проткнуть и впитать свою еду.
Лена откатилась к стене, нащупывая выключатель. Свет вспыхнул. Существо не исчезло. Оно зашипело — сухой, шелестящий звук, как у гневающейся змеи, — и отступило в тень, увлекая за собой цепь. Но страх остался. Он теперь висел в доме, гуще воздуха.
На следующую ночь цепь появилась не из тени. Она упала ей на плечи с потолка в коридоре, холодная и неожиданно тяжёлая. Лена вскрикнула, сбросила её. Цепь, будто живая, извилась и схватила её за лодыжку, обвившись дважды. Хватка была ледяной и стальной. Лена с трудом отцепила её, но на коже остались синяки в форме звеньев, которые не проходили.
Она решила бежать. Собрала сумку, дождалась утра. Но когда попыталась открыть входную дверь, та не поддалась. Не заклинило — её удерживала цепь, обмотанная снаружи вокруг ручки и петли, и натянутая так туго, что дерево стонало. Она бросилась к окнам. Решётки, которые она сама поставила, были опутаны той же ржавой цепью, звено в звено. Она заперла себя сама. В капкане с голодным духом.
Следующие часы были адом. Звон цепи теперь доносился отовсюду сразу. Она бегала по дому, а цепь появлялась то перед ней, преграждая путь в коридоре, то сзади, пытаясь зацепить её за ногу. «Дедушка» показывался всё чаще. Он не нападал сразу. Он преследовал. Его пустые глазницы следили. А из щели, где должен быть рот, большими и густыми каплями, капала чёрная слюна.
Кончилось это в гостиной. Лена, спасаясь от лязга на лестнице, вбежала туда и поскользнулась. Пол был покрыт той же чёрной, маслянистой жидкостью. Она упала на спину. И в этот момент цепь, свисавшая с люстры, камнем упала ей на грудь, пригвоздив к полу. Она была невероятно тяжёлой, как будто её тянули вниз невидимые руки.
Из-за печки, волоча свою цепь, вышло нечто. Он приближался неспешно, с тем же ужасным шарканьем. Его костяные пальцы щёлкали в воздухе. Лена металась, пытаясь сбросить с себя ржавую тяжесть, но цепь лишь туже прижимала её.
Он наклонился над ней. Запах ржавчины, могильной земли и гнилого мяса ударил в нос. Его пустые глазницы смотрели сквозь неё. Один холодный, острый палец коснулся её виска, потом щеки. Прикосновение не морозило. Оно высасывало тепло, оставляя за собой онемевшую, восковую полосу на коже.
Потом он открыл свой чёрный, капающий рот и припал к её горлу. Не для укуса. Это было похоже на поцелуй вампира, только хуже. Лена почувствовала, как из неё вытягивается не кровь, а само тепло, сама жизнь. Силы покидали её, тело становилось тяжёлым и ледяным. Она пыталась кричать, но из горла вырывался лишь слабый хрип. Её взгляд затуманился.
Призрак, оторвавшись, смотрел на неё с голодным удовлетворением. Он стал чуть менее высохшим, на его щеках появился слабый, болезненный румянец. Он получил свою порцию.
А потом он потянул свою цепь и пополз обратно в тень, в подвал. И её тело, холодное и послушное, волоча новую, свою собственную цепь, поползло за ним. Не потому что она хотела. Потому что цепь тянула. Вниз. В холод. В вечный голод, который теперь стал и её уделом.
В доме воцарилась тишина. Только из глубины подвала иногда доносится двойной лязг — старый и новый. И ждёт, когда кто-то новый принесёт в дом своё питательное тепло. Чтобы снова утолить вечный голод.
Любите страшные истории? Подписывайтесь на канал, ставьте палец вверх и пишите комментарии! Отличного Вам дня!