Найти в Дзене
Еда без повода

— Или ты принимаешь мою жену, или остаешься в прошлом с Катей, — поставил ультиматум сын

Валентина Петровна разглядывала фотографию в серебряной рамке — та стояла на комоде уже восемь лет. Свадьба Димы и Лизы. Молодые, счастливые, будущее впереди. Она помнила, как выбирала эту рамку в ювелирном, как продавщица говорила: "На всю жизнь хватит, серебро не тускнеет". Не хватило. За окном моросил октябрьский дождь. В квартире пахло яблочным пирогом — Валентина Петровна пекла с утра, потому что Лиза обещала заехать после работы. С Машей, внучкой. Шесть лет девочке, первый класс. Валентина Петровна купила ей новые фломастеры, те самые, с блестками, о которых Маша мечтала вслух в прошлый раз. Телефон завибрировал на столе. "Мама, мы не сможем сегодня. Извини. Лиза устала, у Маши завтра контрольная. В субботу обязательно". Валентина Петровна перечитала сообщение три раза. От Лизы. Не от Димы. Она так и не внесла в телефон номер его новой жены. Контакт так и остался безымянным — просто цифры. Хотя Дима женился полгода назад. Хотя эта женщина, Марина, звонила дважды, приглашала в гос

Валентина Петровна разглядывала фотографию в серебряной рамке — та стояла на комоде уже восемь лет. Свадьба Димы и Лизы. Молодые, счастливые, будущее впереди. Она помнила, как выбирала эту рамку в ювелирном, как продавщица говорила: "На всю жизнь хватит, серебро не тускнеет".

Не хватило.

За окном моросил октябрьский дождь. В квартире пахло яблочным пирогом — Валентина Петровна пекла с утра, потому что Лиза обещала заехать после работы. С Машей, внучкой. Шесть лет девочке, первый класс. Валентина Петровна купила ей новые фломастеры, те самые, с блестками, о которых Маша мечтала вслух в прошлый раз.

Телефон завибрировал на столе.

"Мама, мы не сможем сегодня. Извини. Лиза устала, у Маши завтра контрольная. В субботу обязательно".

Валентина Петровна перечитала сообщение три раза. От Лизы. Не от Димы.

Она так и не внесла в телефон номер его новой жены. Контакт так и остался безымянным — просто цифры. Хотя Дима женился полгода назад. Хотя эта женщина, Марина, звонила дважды, приглашала в гости, даже приезжала однажды с букетом хризантем.

Валентина Петровна тогда открыла дверь на цепочке.

— Здравствуйте, Валентина Петровна. Я Марина. Мы хотели бы...

— Я занята, — ответила она и закрыла дверь.

Через неделю Марина прислала сообщение: "Я понимаю, что это сложно. Но мне важно, чтобы у нас были хорошие отношения. Дима вас очень любит".

Валентина Петровна не ответила. Вместо этого она написала Лизе: "Лизонька, как дела? Соскучилась по вам с Машенькой".

Лиза отвечала всегда. Быстро, тепло, с смайликами. Присылала фотографии Маши с уроков рисования, с прогулок, с дня рождения. На одной из фотографий Маша держала торт со свечками, а рядом стояла Лиза и... Валентина Петровна. Они праздновали втроем, без Димы. Он был в командировке, так удачно совпало.

— Бабушка, а почему папа с Мариной не пришли? — спросила тогда Маша, задувая свечки.

— Папа занят, солнышко. Ну и ладно, нам и так хорошо, правда?

Маша кивнула, но Валентина Петровна заметила, как Лиза отвела взгляд.

В субботу утром Валентина Петровна накрывала на стол. Лиза обещала приехать к обеду. Скатерть — та самая, в мелкий цветочек, которую Валентина Петровна когда-то подарила им на новоселье. Лиза вернула ее после развода.

— Заберите, мама. Мне больно на нее смотреть.

— А мне не больно? — хотела спросить Валентина Петровна тогда, но промолчала.

Звонок в дверь. Маша влетела в квартиру как вихрь, бросилась обниматься.

— Бабуль! А я пятерку получила по чтению! И учительница сказала, что у меня самый красивый почерк!

Лиза вошла следом, усталая, с темными кругами под глазами. Сняла куртку, села на кухне.

— Как дела, доченька? — Валентина Петровна налила чай в чашки с розами, те самые, что покупала к их с Димой свадьбе.

— Нормально, — Лиза обхватила чашку ладонями. — Работа, Маша, дом. Успеваю еле-еле.

— А Дима помогает?

Лиза усмехнулась.

— Помогает. Алименты переводит вовремя. Машу забирает каждые выходные. Ну, почти каждые.

— Почти?

— Иногда у них с Мариной планы. Театр там, выставка. Маша говорит, что Марина водит ее в музеи.

В голосе Лизы прозвучала горечь, которую она пыталась скрыть за равнодушием.

Валентина Петровна сжала кулаки под столом.

— Какая она, чтобы водить мою внучку по музеям? Кто ей дал право?

— Мама, ну что вы... Она же жена Димы. Она старается, наверное.

— Старается! — Валентина Петровна встала, прошлась по кухне. — А кто старался восемь лет? Кто растил Машу, стирал, готовил, терпел? Ты! Ты, Лизонька! А эта... эта чужая женщина теперь играет в маму!

Лиза молчала, глядя в чашку.

— Мама, давайте не будем. Дима сделал выбор. Я приняла. Вы тоже должны.

— Я не должна! — вырвалось у Валентины Петровны. — Он мой сын, но это не значит, что я обязана одобрять его ошибки!

— А если это не ошибка?

Повисла тишина. Из комнаты донесся смех Маши — она смотрела мультики.

Лиза тихо поставила чашку.

— Валентина Петровна... Мне тяжело так жить. Когда Дима узнает, что я у вас, он...

— Что он? — резко спросила Валентина Петровна. — Запрещает?

— Нет. Но просит. Говорит, что Марина страдает. Что она чувствует себя лишней. Что вы... вы не даете им шанса.

— Шанса? — Валентина Петровна почувствовала, как к горлу подкатывает ком. — А мне кто даст шанс? Я что, должна забыть восемь лет? Забыть, как ты плакала у меня на кухне, когда он ушел? Как Маша спрашивала: "Бабушка, а папа вернется?"

— Мама...

— Не мама! Я для тебя всегда буду мамой, Лизонька. Потому что я тебя люблю. Не как невестку — как дочь. И это не изменится, даже если Дима женится еще десять раз!

Лиза встала, подошла, обняла.

— Я знаю. Я тоже вас люблю. Но мне страшно, что из-за меня вы потеряете Диму.

Валентина Петровна хотела ответить, но не нашла слов.

Вечером того же дня, когда Лиза с Машей уже уехали, раздался звонок. Валентина Петровна взглянула на экран — Дима.

Она долго смотрела на высвечивающееся имя, прежде чем ответить.

— Алло?

— Мама, нам нужно поговорить. Я сейчас подъеду.

Он не спрашивал, удобно ли ей. Просто сообщил. Валентина Петровна почувствовала, как сжимается сердце.

Через двадцать минут Дима стоял на пороге. Промокший от дождя, с жестким выражением лица. Он прошел в квартиру, даже не разуваясь, остановился посреди коридора.

— Мама, так больше продолжаться не может.

— Здравствуй, сынок. Как дела? Как здоровье? — Валентина Петровна сняла с вешалки полотенце, протянула ему. — Вытрись хоть.

Дима машинально взял полотенце, провел по мокрым волосам, но в глазах его не было тепла.

— Мама, я серьезно. Марина сегодня плакала. Снова. Уже третий раз за неделю.

— И что я должна с этим делать?

— Перестать общаться с Лизой как с родной дочерью! — голос Димы сорвался на крик. — Перестать выкладывать их фотографии с Машей! Перестать делать вид, что Марины не существует!

Валентина Петровна прошла на кухню, села за стол. Дима последовал за ней, остановился у двери.

— Она видит эти фотографии, мама. Видит, как ты пишешь Лизе каждый день. Как зовешь их на обеды. А когда Марина пыталась с тобой познакомиться, ты даже дверь не открыла.

— Я была занята.

— Брось! — Дима ударил кулаком по дверному косяку. — Ты нарочно! Ты не хочешь ее принимать, потому что злишься на меня! За развод! Но это моя жизнь, мама! Моя!

— А Маша? — тихо спросила Валентина Петровна. — Это тоже твоя жизнь? Или ты о ней забыл, когда нашел замену?

— Какую замену?! — Дима побледнел. — Я не искал замену! Я полюбил другого человека! Это бывает! Люди расстаются, люди снова влюбляются! Это нормально!

— Нормально бросить жену с ребенком?

— Я не бросил Машу! Я вижу ее каждую неделю! Я плачу алименты больше, чем должен по закону! Я...

— Ты водишь ее в музеи со своей новой женой, — перебила Валентина Петровна. — Играешь в счастливую семью. А Лиза работает на двух работах, чтобы...

— Хватит! — Дима сел напротив, закрыл лицо руками. — Хватит делать из Лизы жертву. Она сама так решила — работать больше. Я предлагал помощь. Она отказалась.

— Из гордости.

— Из принципа! — Дима поднял голову, посмотрел матери в глаза. — Потому что не хочет быть мне ничем обязанной. И это ее право. Но ты... ты используешь ситуацию. Ты поддерживаешь с ней отношения, как будто мы все еще семья. А мы нет, мама. Моя семья теперь — это Марина.

— И Маша.

— Конечно, и Маша! Но Марина тоже! Она моя жена! И если ты хочешь, чтобы я оставался твоим сыном, ты должна это принять!

Валентина Петровна встала, подошла к окну. За стеклом темнело, дождь усиливался.

— Ты шантажируешь меня? — спросила она, не оборачиваясь.

— Я ставлю границы, — ответил Дима. — Я люблю тебя, мама. Но я не могу больше смотреть, как моя жена страдает. Как она каждый день видит, что моя собственная мать предпочитает мою бывшую. Это унизительно. Для нее. Для меня.

— А для меня? — Валентина Петровна обернулась, и Дима увидел слезы в ее глазах. — Для меня это не унизительно? Принять, что мой сын бросил семью? Что внучку я теперь вижу украдкой, по остаточному принципу? Что какая-то чужая женщина важнее, чем восемь лет жизни?

— Она не чужая! — Дима встал. — Она моя жена! И да, мама, она важна для меня. Так же важна, как когда-то была Лиза. Так же важна, как ты. Но ты заставляешь меня выбирать!

— Нет! Ты сам выбрал! Тогда, когда ушел!

Повисло молчание. Тяжелое, давящее.

Дима медленно надел куртку.

— Я дам тебе время подумать, — сказал он глухо. — Но я не приду сюда снова, пока ты не будешь готова познакомиться с Мариной. Нормально познакомиться. Пригласить на чай. Поговорить. Дать шанс.

— А если я не буду готова? — спросила Валентина Петровна.

Дима остановился у двери.

— Тогда не удивляйся, что Машу я буду забирать сам. Без заездов к тебе. Потому что я не хочу, чтобы моя дочь росла в атмосфере, где одна бабушкина любовь строится на отрицании другой женщины.

Он вышел. Дверь закрылась с тихим щелчком.

Валентина Петровна стояла посреди кухни и смотрела на стол. На чашки с розами. На скатерть в цветочек. На фотографию в серебряной рамке на комоде.

Потом она взяла телефон и открыла переписку с Лизой. Последнее сообщение: "Спасибо за обед, мама. Вы лучшая. Маша передает поцелуй".

Валентина Петровна начала печатать ответ, но пальцы дрожали. Она стерла текст. Написала снова. Снова стерла.

В конце концов она положила телефон и подошла к комоду. Взяла фотографию в серебряной рамке. Посмотрела на счастливые лица Димы и Лизы.

— Серебро не тускнеет, — прошептала она. — А люди?

Рамка звякнула, когда Валентина Петровна поставила ее обратно. Но уже лицом к стене.

На следующее утро она набрала номер. Тот самый, безымянный.

— Алло? — голос был осторожным, почти испуганным.

— Марина? Это... это Валентина Петровна. Мама Димы.

Пауза.

— Да. Здравствуйте.

— Я... — Валентина Петровна сглотнула. — Я хотела пригласить вас с Димой на чай. В воскресенье. Если вам удобно.

Еще одна пауза. Долгая. А потом:

— Мы будем очень рады. Спасибо.

Валентина Петровна положила трубку и закрыла глаза.

Ей предстояло многое. Убрать скатерть. Спрятать чашки с розами. Испечь новый пирог. И найти силы открыть дверь не прошлому, а будущему.

Даже если это будущее все еще пугало больше, чем что-либо в ее жизни.

Вопросы для размышления:

  1. Имела ли право Валентина Петровна сохранять близкие отношения с бывшей невесткой, или ее верность прошлому действительно была формой мести сыну за его выбор?
  2. Где проходит граница между защитой своих чувств и эмоциональным манипулированием близкими, когда речь идет о таких болезненных семейных изменениях?

Советую к прочтению: