первая часть
Таня была красивой. Не той глянцевой красотой, которую видишь на обложках журналов, а настоящей, живой. Веснушки носу, морщинки в уголках глаз, чуть припухшие губы.
Ей было около 35, может чуть меньше.
- Вы кто?
Спросила Таня, и в её голосе не было страха. Только недоумение.
- Как вы сюда попали?
Оля подняла руку с ключами.
- Это ключи Сергея.
Она увидела, как меняется лицо женщины. Как из недоумения сменяется пониманием, понимание ужасом.
- Вы.
Таня прижала ладонь к губам.
- Вы Ольга?
- Он говорил обо мне?
- Он.
Таня покачнулась, схватилась за дверной косяк.
- Он говорил, что вы умерли. Давно. Ещё до того, как мы познакомились.
Мир снова рухнул. Оля не думала, что может быть ещё больнее. Но оказалось может.
- Умерла, - повторила она деревянным голосом. - Вот как?
- Я не понимаю.
Таня села прямо на пол, прислонившись спиной к стене.
- Я не понимаю. Если вы живы, то кто вы? Почему у вас ключи?
- Я его жена. Была. Десять лет. У нас дочь, ей восемь лет.
Таня закрыла глаза. По её щекам потекли слёзы.
- Нет. Нет. Это невозможно. Сережа бы не стал. Он не такой человек. Он добрый, честный. Он любит меня. Любит Матвея.
- Сергей погиб, - сказала Оля, и собственный голос показался ей чужим.
- Месяц назад. Автокатастрофа.
Крик, который издала Таня, был нечеловеческим. Это был крик раненого зверя, крик матери, потерявшей ребенка, крик женщины, у которой отняли всё. Оля стояла и смотрела, как рыжеволосая женщина бьётся в истерике на полу чужого их общего дома. И не чувствовала ничего. Ни злости, ни жалости, ни удовлетворения. Только пустоту. Они обе были жертвами. Обе любили одного человека. Обе верили ему. И обе были преданы.
- Мама?
Детский голос прорезал тишину.
- Мама, почему ты плачешь?
В дверях стоял мальчик.
Матвей. Сын Сергея. Брат Насти. Он смотрел на Олю темными глазами своего отца, и она видела в этих глазах тот же страх, который совсем недавно видела в глазах собственной дочери. Страх, что мир рушится. Страх, что взрослые снова врут. Страх, что ничего больше не будет, как прежде.
- Мама заболела, - сказала Оля, сама не понимая зачем.
- Иди в свою комнату, хорошо? Мы скоро придём.
Мальчик не двинулся с места.
- Где папа?
Спросил он.
- Папа обещал приехать на мой день рождения. Через неделю мне восемь.
Восемь. Ровно столько, сколько Насте. Оля опустилась на колени рядом с рыдающей Таней и впервые за этот страшный день почувствовала не злость, не боль, а странную, необъяснимую связь с этой женщиной.
Они были сёстрами по несчастью. И теперь им предстояло решить, что делать дальше. Ночь они провели в одном доме. Это было странно, нелепо, невозможно, но ни у одной из них не осталось сил уехать. Таня уложила Матвея спать, долго сидела у его кровати, гладила по волосам. Оля слышала, как она шепчет что-то сыну ,колыбельную, наверное, или просто слова утешения.
Когда Таня вышла из детской, её лицо было серым, постаревшим на 10 лет.
- Я сделаю чай, - сказала она.
- Или что-то покрепче. У нас есть коньяк. Серёжа любил.
Она осёклась. Имя застряло в горле. - Чай, — ответила Оля. Они сидели на веранде, глядя на ночное море. Луна растелила по воде серебряную дорожку, волны мерно шуршали о гальку.
В другой жизни это было бы красиво. Романтично даже. Но сейчас Оля видела только черноту, бесконечную черноту, которая поглотила всё, что она считала своей жизнью.
- Расскажите мне, — попросила Таня. Голос у нее охрип от слёз.
- Расскажите, как вы жили. Я должна понять.
И Оля рассказала. Про знакомство на дне рождения общих друзей.
Про ухаживание красивое, настойчивое, с цветами и ресторанами. Про свадьбу, на которой было 200 гостей, а она чувствовала себя принцессой. Про первые годы отношений, счастливые, наполненные планами и мечтами. Про беременность, про то, как Сергей плакал, впервые взяв на руки дочь.
- Он изменился после рождения Насти, - говорила Оля, и с каждым словом, прошлое обретало новые очертания.
- Стал отстраненным. Я думала, это нормально. Мужчины иначе переживают появление детей. Я думала, он привыкнет, вернётся. А он уезжал всё чаще.
Таня молча слушала. Потом заговорила сама.
- Мы познакомились восемь с половиной лет назад. Здесь, в этом посёлке. Я работала в местной библиотеке. Он зашёл спросить дорогу к пляжу и… Остался. На три дня. Потом уехал, но через месяц вернулся. И снова остался. Он говорил, что вдовец. Сказал, что жена умерла от болезни, что он долго не мог прийти в себя, что переехал сюда, чтобы начать новую жизнь. Я не проверяла. Зачем? Он был таким. Настоящим. Искренним. Я не могла поверить, что он способен лгать.
Оля горько усмехнулась.
- Мы обе не могли. Когда я забеременела, он предложил жить вместе. Этот дом он купил для нас. Сказал, что продал квартиру в городе, что хочет быть рядом с морем. Я была счастлива. Так счастлива, что не задавала вопросов.
- А его отлучки? Он ведь уезжал?
- Бизнес.
Таня скривилась, словно слово обожгло ей губы.
- Всегда бизнес. Иногда на неделю, иногда на две. Говорил, что ездит по делам, что встречается с партнёрами. Я верила. Господи, какой же я была дурой.
- Мы обе, - повторила Оля.
Они замолчали. Море шумело внизу, равнодушное к человеческому горю.
- Матвей - произнесла Оля наконец.
- Он. Он знает? Что отец умер?
- Нет. Я не смогла сказать. Пока не смогла. Он ждет Серёжу на день рождения. Каждый день спрашивает, когда папа приедет.
- Настя тоже ждала. Она не разговаривала месяц после похорон. Только недавно начала.
Таня повернулась к ней, и в её глазах блеснуло что-то похожее на понимание.
- Они ведь брат и сестра. Настя и Матвей. Да, они должны узнать друг о друге.
Оля не знала ответа. Она вообще ничего больше не знала.
Его мать,- вспомнила она вдруг.
- Зоя Павловна. Она приезжает к нам каждый день, помогает с Настей. Она знала?
Таня покачала головой.
- Серёжек говорил, что его родители умерли давно. Что он вырос в детском доме? Ложь. Снова ложь. Бесконечная паутина лжи, в которой они обе запутались.
- Она точно не знала - сказала Оля.
- Зоя Павловна. Она бы не смогла молчать. Она слишком любила Сергея, слишком гордилась им, если бы узнала о второй семье, устроила бы скандал.
- Значит, он врал всем. Не только нам.
Утро наступило внезапно, словно кто-то включил свет в темной комнате. Оля не спала ни минуты. Таня тоже они так и просидели на веранде до рассвета, разговаривая, плача, снова разговаривая. К утру злость ушла. Осталось только усталость и странное, необъяснимое чувство родства с этой незнакомой женщиной.
- Я должна вернуться,- сказала Оля, вставая.
- Настя ждет.
- Вы расскажете ей? О нас?
- Не знаю. Пока не знаю.
Таня проводила её до машины. На пороге они остановились, неловко глядя друг на друга.
- Я не ненавижу вас,- сказала Таня.
- Хочу, чтобы вы знали. Вы не виноваты. Мы обе не виноваты. Виноват только он.
- Он мёртв, — ответила Оля.
- Мёртвых нельзя ненавидеть.
- Можно. Ещё как можно.
Дорога домой показалась бесконечной. Оля вела машину на автопилоте, почти не видя дороги. В голове крутились обрывки разговоров, лица, фотографии. Сергей улыбался ей с этих фотографий счастливый, влюбленный, живой, чужой.
Она больше не знала человека, с которым прожила десять лет. Бабушка Зоя открыла дверь раньше, чем Оля успела достать ключи.
- Где ты была?
Голос свекрови звенел от тревоги. Я звонила всю ночь. Настя волновалась.
- Мама!
Настя выбежала в прихожую, бросилась к Оле, обхватила руками.
- Мама, я думала, ты тоже. Как папа?
- Я здесь маленькая. Я вернулась. Зоя Павловна смотрела на невестку пристальным, изучающим взглядом.
- Ты плакала. Что случилось? Где ты была?
Оля подняла глаза. Свекровь стояла в дверях кухни высокая, статная, всё ещё красивая, несмотря на свои 65.
Она вырастила Сергея одна, без мужа, который ушёл к другой, когда сыну было три года. Она работала на двух работах, чтобы дать ему образование. Она гордилась им больше жизни. Она не знала. Не могла знать.
- Мне нужно поговорить с вами, - сказала Оля.
- Когда Настя уснёт.
- Это серьёзно?
- Да. Очень.
Вечером, когда Настя наконец заснула, они сели на кухню.
Оля положила на стол связку ключей с брелоком.
- Я нашла это в вещах Сергея.
Зоя Павловна взяла ключи, повертела в руках. Нахмурилась.
- Что это за адрес?
- Дом у моря. Туда он ездил все эти годы. Туда, где вы думали, он отдыхает в одиночестве.
- Оля, что ты хочешь сказать?
Оля достала фотографию. Ту самую, из прихожей дома, Сергей, Таня, Матвей. Она взяла маленькую копию с собой. Зоя Павловна смотрела на снимок долго. Очень долго. Потом подняла глаза на невестку, и Оля увидела в них то, чего никак не ожидала. Узнавание.
- Вы знали, - выдохнула Оля.
- Вы знали.
Зоя Павловна отложила фотографию.
Руки её дрожали, но лицо оставалось неподвижным маска, которую она носила всю жизнь.
- Я не знала, — произнесла она медленно.
- Не так, как ты думаешь.
- Тогда как?
Оля почувствовала, как внутри поднимается волна гнева.
- Как вы могли знать и молчать? Все эти годы вы приходили к нам в дом, нянчили Настю, улыбались мне, а сами.
- Я не знала о ребёнке.
Голос Зои Павловны сорвался.
- Клянусь тебе, я не знала о мальчике. Я знала только. Подозревала, что есть женщина.
Оля откинулась на спинку стула. Кухня вдруг показалась слишком маленькой, душной, словно стены сдвигались.
- Расскажите мне. Всё.
Зоя Павловна встала, налила себе воды.
Выпила залпом. Снова села.
- Три года назад. Я нашла в кармане его пиджака чек из ювелирного магазина. Серьги с изумрудами. Дорогие. Я подумала это для тебя. Подарок на годовщину. Но годовщина прошла, а серег не было.
- И вы решили.
- Я решила, что ошиблась. Что подарок для деловых партнеров, для жены компаньона, для кого угодно. Я не хотела думать плохо о собственном сыне.
- Но потом…
Зоя Павловна сжала руки в кулаки.
- Потом я увидела его с ней. Год назад. Случайно, в торговом центре. Он держал её под руку, смеялся. Так смеялся. Я давно не видела его таким счастливым. А потом они поцеловались.
- И вы снова промолчали.
- Я поговорила с ним.
Зоя Павловна ударила кулаком по столу.
- Я вызвала его на разговор, я требовала объяснений.
- А он?
- Он сказал, что это не мое дело. Что он взрослый мужчина и сам разберётся со своей жизнью. Он попросил меня не вмешиваться.
- И вы послушались? А что мне оставалось? Рассказать тебе? Разрушить семью? Лишить Настю отца?
Оля закрыла глаза. Голова раскалывалась от боли.
- Вы должны были мне сказать.
- Я думала, это интрижка. Думала, он одумается. Мужчины.
Зоя Павловна запнулась.
- Мой муж тоже уходил. Тоже находил себе развлечения. Но он всегда возвращался. Пока однажды не ушёл навсегда. Я думала, Сергей другой. Думала, кровь не обязательно передается. Оказалось, передается.
Они молчали. За окном шумел дождь первый за много дней. Оля думала о Тане, которая сейчас, наверное, сидит на той же веранде и смотрит на море. А Матвей, который завтра снова спросит, когда приедет папа.
- Мальчику семь лет, - сказала она наконец.
- Через неделю будет восемь. Почти как Настя.
Зоя Павловна побледнела.
- Семь. Значит, он.
- Он завёл её, когда я была беременна. Когда носила Настю.
Свекровь закрыла лицо руками. Плечи её затряслись, но плача не было слышно, только тихие, сдавленные всхлипы.
- Я вырастила чудовище, — прошептала она.
- Своими руками вырастила чудовище.
- Вы не виноваты.
- Виновата. Я слишком его любила. Слишком баловала. После ухода отца я хотела дать ему всё, компенсировать. А вместо этого научила его брать, не отдавая. Брать и врать.
Оля протянула руку, коснулась ладони свекрови.
- Мы все не виноваты. И все виноваты. Это уже не имеет значения.
продолжение