Оля всегда боялась телефонных звонков после полуночи. Есть в этом мире определенная закономерность, хорошие новости могут подождать до утра. А вот беда стучится в двери именно тогда, когда человек беззащитен, когда сон уже окутал сознание теплым коконом забытия.
В ту ночь она проснулась от вибрации телефона на тумбочке. Сергей был в командировке очередной, бесконечной, как все десять лет, их брака. Она уже давно перестала спрашивать, куда он уезжает и зачем. Просто принимала это как данность, муж-человек занятой, муж-человек важный, муж обеспечивает семью. А она домохозяйка, мать их восьмилетней дочери Насти, женщина, которая давно разучилась мечтать о чём - то большем.
- Ольга Дмитриевна? Голос в трубке был казенным, официальным. Вам необходимо приехать в городскую больницу. Ваш муж.
Дальше она не слышала. Точнее слышала, но слова не складывались в предложение, предложения не обретали смысла. Авария. Грузовик.
Мгновенная смерть. Не мучился. Не мучился. Словно это должно было её утешить. Следующие две недели Оля помнила урывками. Похороны, на которых было неожиданно много людей, коллеги Сергея, его партнеры по бизнесу, друзья, о существовании которых она даже не подозревала. Поминки в ресторане, который он сам когда-то выбрал для их свадьбы.
Бесконечные соболезнования, рукопожатия, объятие незнакомых женщин, пахнущих дорогими духами. И Настя. Настя, которая не плакала. Которая просто замолчала, и две недели не произнесла ни слова. Это шок, объяснила детский психолог, к которой Оля привела дочь, на третий день после похорон. Дайте ей время. Дети переживают горе иначе, чем взрослые.
Она заговорит, когда будет готова. Но Оля и сама не была готова. Ни к чему. Ни к пустой кровати, ни к тишине в доме, ни к тому, что больше никто не позвонит среди ночи и не скажет привычное «задержусь еще на пару дней, дела». Дела. Вся их жизнь состояла из его дел. Через месяц после похорон нотариус вызвал её для оглашения завещания.
Оля узнала, что Сергей был гораздо богаче, чем она предполагала. Квартира в центре, загородный дом, счета в нескольких банках, доли в компаниях. Все это теперь принадлежало ей и Насте.
- Есть еще личные вещи, — сказал нотариус, передавая ей картонную коробку.
- Это было в сейфе его офиса. Ключи, документы, кое-какие бумаги. Разберетесь сами.
Коробка простояла в углу спальни ещё две недели. Оля обходила её стороной, словно та была заминирована. Словно чувствовала стоит открыть, и её жизнь изменится снова. А она не хотела перемен. Она хотела просто выжить, просто дышать, просто дотянуть до того дня, когда боль станет чуть менее острой. Но в один из вечеров, когда Настя наконец уснула, Оля достала коробку.
Внутри лежали документы на машины две, о второй она не знала. Страховые полисы. Договоры аренды офисных помещений. И связка ключей на брелоке с адресом. Оля повертела брелок в руках. Улица Прибрежная, дом 17. Она никогда не слышала о таком адресе. Это был не их район, не их город.
Судя по названию, где-то у моря. Сергей любил море. Каждый год, иногда дважды, он уезжал отдохнуть в одиночестве. Говорил, что ему нужна перезагрузка, что бизнес высасывает все силы, что он просто снимает домик где-нибудь на побережье и несколько дней смотрит на волны. Оля никогда не спорила. Никогда не просилась с ним. Понимала или думала, что понимала его потребность в уединении.
10 лет. Он ездил туда 10 лет. А у неё в руках ключи от дома, который, судя по всему, принадлежал ему. Ей. Теперь ей. Первым порывом было позвонить маме. Рассказать, посоветоваться. Но мама жила далеко, и у нее было свое горе, папа два года назад перенес инсульт, и теперь она круглосуточно за ним ухаживала.
Зачем добавлять ей тревог? Вторым порывом было позвонить подруге Ире, единственному близкому человеку, который оставался рядом все эти годы. Но Ира сейчас была в отпуске с мужем их первый отпуск за три года. Оля не могла испортить ей отдых своими странными находками. Третьим порывом было выбросить ключи и забыть. Не ворошить прошлое.
Сергей мертв, и какая теперь разница, что он скрывал? Какая разница, где он проводил те дни, когда её не было рядом? Но Оля знала, она не сможет жить дальше, не узнав правды. Эти ключи будут преследовать её во снах, будут звенеть в голове каждый раз, когда она закроет глаза. Она должна поехать.
- Мам, а куда ты собираешься?
Настя стояла в дверях спальни, и это были первые слова, которые она произнесла за месяц.
Оля вздрогнула. Повернулась к дочери.
- Настенька! Ты заговорила!
- Ты уезжаешь? Как папа уезжал?
В голосе девочки не было упрека. Только страх. Тот первобытный детский страх, что все взрослые рано или поздно исчезают. Оля опустилась на колени, обняла дочь.
- Я вернусь. Обещаю. Мне нужно кое-что проверить. Ты побудешь у бабушки Зои.
Бабушка Зоя была мамой Сергея. Женщина строгая, властная, но внучку любившая беззаветно. После смерти сына она приезжала каждый день, готовила обеды, убирала квартиру, молча сидела рядом с Настей, когда та смотрела мультики. — Это связано с папой? — спросила Настя.
- С тем, куда он уезжал. Оля замерла. — Дети видят больше, чем кажется взрослым. Дети чувствуют то, что взрослые старательно прячут.
— Да, — честно ответила она. — Мне нужно понять. — Кое-что понять.
— Тогда поезжай, — На следующее утро Оля села в машину. Навигатор показывал 4 часа пути.
4 часа до побережья, до улицы Прибрежной, до дома номер 17. 4 часа до правды, которая она чувствовала это всем сердцем, перевернет всё, что она знала о своей жизни. Дорога петляла между холмами, потом вырвалась к морю. Оля давно не видела моря. Последний раз ещё до свадьбы, когда они с Сергеем ездили в отпуск. Тогда он был другим.
Веселым, открытым, влюбленным. Когда это изменилось? Когда он начал отдаляться, закрываться, уезжать в свои таинственные командировки? Она помнила. Это случилось уже после рождения Насти. Тогда он впервые сказал мне нужно побыть одному. Столько лет лжи. Навигатор привел её к небольшому поселку, раскинувшемуся вдоль берега. Аккуратные домики, цветущие сады, запах соли и йода в воздухе.
Улица Прибрежная оказалась тихой, утопающей в зелени. Дом номер 17 стоял в самом конце, прямо над обрывом. Белые стены. Синие ставни. Веранда с видом на море. Точно такой дом Оля когда-то рисовала в своих девичьих мечтах. Она вышла из машины. Ноги не слушались. Сердце колотилось так громко, что казалось его слышит весь поселок.
Ключ подошёл к замку. Оля толкнула дверь и едва не упала. В прихожей, на стене, висела огромная фотография. Сергей улыбающийся, счастливый, каким она не видела его много лет обнимал женщину. Рыжеволосую, зеленоглазую, незнакомую. И между ними мальчик. Лет 7−8. С глазами Сергея.
Оля не помнила, сколько простояла в прихожей. Минуту? Час? Время остановилось, сжалось в точку, сконцентрировалось в этой фотографии на стене. Мальчик был похож на Сергея до невозможности. Те же темные волосы, та же ямочка на подбородке, тот же прищур, когда улыбнётся. Настя унаследовала от отца разрез глаз и упрямый характер.
Но этот ребёнок, этот ребёнок был его копией. Женщина рядом с Сергеем выглядела счастливой. По-настоящему счастливой, не той натянутой улыбкой, которую Оля привыкла видеть на семейных фото. Она обнимала Сергея так, словно он принадлежал только ей. Словно никакой другой семьи не существовало. Оля заставила себя сделать шаг вперед. Потом ещё один.
Дом был обжитым. Не дача, не временное пристанище, настоящий дом, в котором живут. На кухне стояла посуда в сушилке. В холодильнике продукты, часть из которых ещё не испортилась. На подоконнике герань в глиняном горшке, которую явно поливали несколько дней назад. Здесь кто-то был. Совсем недавно. В гостиной ещё фотографии. Сергей с мальчиком на рыбалке.
Сергей с женщиной на веранде, оба держат бокалы с вином. Мальчик, задувающий свечи на торте семь свечей, торт в форме корабля. Семь лет. Этому ребёнку было семь лет. Насте восемь. Оля почувствовала, как пол уходит из-под ног. Она опустилась на диван, обхватила голову руками. Всё это время. Все эти годы. Он жил двойной жизнью.
У него была другая женщина, другой ребёнок, другой дом. Дом у моря, тот самый, о котором она когда-то мечтала вслух. А он только отмахивался, зачем нам дом у моря? Мы же городские люди. Он построил этот дом. Но не для неё. Слёзы пришли неожиданно. Не тихие, не благородные, а те, от которых перехватывает дыхание, от которых трясутся плечи и из горла вырывается звериный вой.
Оля плакала, и вместе со слезами из неё выходило все 10 лет брака, 10 лет надежд, 10 лет веры в то, что у неё есть семья. Семьи не было. Была иллюзия. Когда слезы закончились, она встала и начала методично обходить дом. В спальне большая кровать, застеленная бельём в голубую полоску. На тумбочке фотография в рамке Сергей целует рыжеволосую женщину.
Подпись на обороте «Наша первая годовщина». «Люблю тебя, Таня». Таня, у этой женщины было имя. Она была настоящей, живой, любимой. В детской кровать в форме машины, полки с игрушками, стол с разбросанными карандашами и недорисованным рисунком. Мальчик рисовал море и корабль. И подписал внизу корявыми буквами «Я» и «Папа».
Оля взяла рисунок. Руки дрожали так сильно, что бумага захрустела. Этот ребёнок любил Сергея. Этот ребёнок называл его папой. Этот ребёнок ждал, когда папа вернётся. А папа уже никогда не вернётся. Она нашла документы в ящике письменного стола. Свидетельство о рождении — Матвей Сергеевич, отец Сергей Андреевич, мать Татьяна Игоревна.
Дата рождения — на полгода позже, чем у Насти. Полгода. Сергей завёл любовницу, когда Оля была беременна. Когда она носила под сердцем их дочь, он уже спал с другой женщиной. Уже планировал эту вторую жизнь. От осознания этого стало физически больно. Оля согнулась, прижав руки к животу, словно её ударили. Как? Как он мог?
Как можно было столько лет смотреть ей в глаза, целовать на ночь, говорить «люблю» и при этом вести двойную жизнь? Где он находил силы на эту ложь? Где находил время? Командировки. Все эти бесконечные командировки. Оля вспомнила, иногда Сергей уезжал на неделю, иногда на две. Говорил, что бизнес требует его присутствия в других городах. Она никогда не проверяла.
Никогда не сомневалась. Доверяла слепо, как дура. А он в это время был здесь. С Таней. С Матвеем. В доме с белыми стенами и синими ставнями. Звук открывающейся двери заставил её вздрогнуть.
- Сережа? — женский голос из прихожей.
- Сережа, ты вернулся раньше? почему не позвонил.
Оля замерла. Сердце остановилось, а потом забилось с утроенной силой.
Шаги. Скрип половиц. И женщина та самая, рыжеволосая, появилась в дверях комнаты. Несколько секунд они смотрели друг на друга.
продолжение