Автортудей на случай блокировки дзеном. Там всё тоже самое. Собираем на главу - читаем.
Делимся, рекомендуем...
Об одиночестве Маячок знал всё. Ну а как иначе? Ведь он когда-то был построен, чтобы указывать путь домой кораблям, возвращавшимся из дальних путешествий, а в итоге, к своему большому стыду, выполнял свой долг чуть более десяти лет.
Ах, какое это было прекрасное время! Чайки и альбатросы кричали над головами, громады волн разбивались о высокий берег в мириадах брызг, горько-солёный аромат океана, казалось, пропитал всё вокруг: и людей, и почву, и даже старую, вечно всем недовольную, гадившую где придётся хромую кошку, которую обожала Адель - восьмилетняя дочка смотрителя маяка здоровяка Эрнеста. Какие прекрасные вечера они проводили вместе! Как Маячку нравилось, когда его фонарь надраивали до блеска сильные руки Эрнеста и маленькие ловкие ручки Адель. Они были его семьёй.
Однако счастье продлилось недолго. Дело в том, что океан неожиданно отступил, и там, где совсем недавно плескались волны, ровным полем вытянулась полоска суши. Эрнест, Адель и её хромая кошка покинули маяк и уехали навсегда. А люди своим трудом и стараниями превратили когда-то скрывавшееся под толщей воды океанское дно в улицы и переулки, застроив их площадями, маленькими скверами, домами, и симпатичными магазинчиками.
Не то чтобы Маячку не нравилось вокруг, - нравилось, но он сильно тосковал по компании Эрнеста и Адель. И даже по противной, вечно шипящей хромой кошке.
Правда, лет через пятнадцать Маячок попытались превратить в жилой дом. Тут даже поселился вечно пьяный художник, обожавший рисовать птиц и голых женщин. Он не был плохим человеком, нет. Гийом просто был бесхарактерным, и когда перед ним вставал выбор, выбирал тот путь, к которому не нужно было прилагать много усилий. Он умер в комнатке наверху во сне, в одиночестве, совсем уже пожилым человеком так и не дорисовав картину с одноглазым альбатросом клюющем рыбу на камне.
Потом внутри поселился торговец всяким хламом. Он Маячку не нравился, вечно норовил вбивать в него длинные гвозди и вешать на них странные картины. Всё какие-то треугольники, шары, людей с оранжевыми лицами и просто откровенную мазню без сюжета. Будто ребёнок на холст краски пролил. А ещё он всё время разбрасывал вокруг вещи, будь то мятые упаковки от продуктов или грязные носки, и расставлял вдоль стен странные скульптуры, выполненные из металлических полос, шестерёнок и цепей. Жуть! Как-то Хьюго вышел вечером за дверь, забыв её закрыть, и больше никогда не появлялся. Зато через неделю пришли люди в форме, тщательно, старательно собрали весь хлам торговца в картонные коробки, и… Маячок снова остался один.
Ещё через двадцать лет здесь поселилась миссис Габриэль. Она была вечно хмурой, постоянно ворчала себе под нос, и, если что-то было не по ней, била тростью по полу и стенам маяка. Её тяжёлый характер не нравился окружающим, кто-то из горожан даже обзывал её ведьмой, но пожилая женщина просто была одинока так же, как Маячок. Старая Габриэль тосковала по бросившему её сыну, читала и перечитывала пожелтевшие от времени письма покойного мужа, с тоской смотрела на проходившего мимо почтового ящика почтальона и вязала шерстяные носочки для внуков, которых никогда не видела. Маячку даже казалось, что он вот-вот подружится со старухо, но… одним пасмурным осенним утром её сбил грузовик зазевавшегося зеленщика, выезжавший с рынка. Вещи Габриэль так и остались нетронутыми, никто за ними не приехал. Даже незаконченное вязание на колченогом стульчике у кровати, накрытой красным пледом.
Годы шли, бежали десятилетия. Маячок вздыхал так, что штукатурка сыпалась на пол и стоял один-одинёшенек посреди растущего города. Внутри него никого не поселяли. Он был один, день за днём погружаясь в счастливые воспоминания о том, как в прежние времена его наполнял звонкий смех Адель, хриплый голос смотрителя Эрнеста и надоедливое мяуканье старой хромой кошки.
Его когда-то яркий хрустальный фонарь давно укутался слоем грязи, а ступени, ведущие наверх, покрылись ржавчиной. Впрочем умирать ему было ещё рано. Неожиданно Маячок открыл в себе второе дыхание.
Его полюбила местная ребятня, которая устраивала в маяке посиделки, шумные игры, пускала бумажных голубей с площадки у фонаря, весело смеялась и шутила. И он, натосковавшийся, радовался с ними, зная обо всех проблемах ребят, их мечтах и желаниях. Ведь они ничего не скрывали от него. Особенно малышка Трис в коротеньком зелёном платьице и сбитых тяжёлых башмаках явно на пару размеров больше. В жару курносая девчонка обожала прижаться потным, горячим лобиком к холодным перилам ограждающим площадку фонаря и старательно выдувать огромные мыльные пузыри тут же подхватываемые ветром-озорником. Здесь она забывала на время о пьющем суровом отчиме, бессловесной матери и не думавшей её защищать и старых заштопанных вещах вызывавших шутки товарищей.
Казалось, всё налаживается, но однажды дети пропали, а затем на дверь маяка повесили тяжёлый железный замок и табличку «ГОТОВИТСЯ К СНОСУ». Маячок не боялся смерти, он просто стал ещё больше грустить.
Был уже поздний декабрьский вечер когда дверь внизу вдруг скрипнула. Снежок падал с неба, ложился на крыши домов вокруг, щекотал козырёк прикрывавший фонарь Маячка. Кто-то вскрыл прогнивший от времени замок и торопливо застучал ногами по ржавым, но вполне ещё крепким ступенькам. Это была испуганная молодая женщина, по щекам её текли крупные слёзы, плащик на ней был порван, также как и белый вязаный шарфик. Маячок тут же узнал в молодой женщине Трис - одну из тех ребят, что когда-то, почти вчера, лет пятнадцать назад, дали ему второе дыхание и надежду. Нет, она была уже не той курносой девчонкой в зелёном платьице и больших старых башмаках, обожавшей надувать мыльные пузыри, но это точно была она. За девушкой с проклятиями неслись двое типов в чёрных куртках и кепках, лица мерзавцев были закрыты платками. Боже, у одного из преследователей даже был нож!
Трис, вытирая разбитые губы, бежала наверх, кричала, звала на помощь. Маячок распахнул все свои окна, чтобы её услышали, но, увы, на помощь никто не торопился. Он во все глаза смотрел вокруг, но нет - ни полиция, ни даже припозднившийся прохожий к нему не бежали.
И вот Трис оказалась на площадке с фонарём, на самой вершине Маячка. Она снова кричала, плакала, комкая замаранный кровью шарфик, просила не трогать её, но мужчины были безжалостны, посмеиваясь, зная, что деваться ей просто некуда, они, неторопливо приближаясь к своей жертве. Девушка прижалась спиной к ржавым перилам ограждения, и Маячок из последних сил старался, чтобы перила не подвели, не сломались под её весом.
Когда один из мужчин сбив шапку с головы Трис схватил её за волосы и занёс сверкнувший в лунном свете нож, Маячок понял, что не может оставаться в стороне. Только не сейчас.
Напрягшись, он резко распахнул одну из тяжёлых створок, защищавших тяжёлое хрустальное яйцо фонаря, и одновременно перестал удерживать перила. Распахнувшаяся створка ударила злоумышленника по голове, а перила ограждения легко подались вперёд, позволив его телу рухнуть вниз, на покрытую тонким снежком мостовую. Не успокоившись и ещё больше гневаясь, второй мужчина, бросил Трис на пол и принялся душить её. Тогда Маячок решительно набросил мерзавцу на шею старый чёрный провод, намотанный вокруг фонаря, и дважды со скрипом, со скрежетом, провернул стеклянную громаду по кругу по часовой стрелке, ломая ему шею. Он не хотел этого, но обижать своих друзей никому позволить не мог. Всё закончилось так же внезапно как началось.
Вскоре маяк и окрестности наполнились людьми. Их было очень много. Любопытные зеваки, соседи, проживающие неподалёку от Маячка, даже журналисты с камерами и микрофонами, приехала полиция, супруг малышки Трис с дочкой на руках (для него она была всё той же курносой малышкой прижимавшейся горячим лбом к холодным перилам, а то, что у неё были свои дети, роли не играло). Все говорили о чуде, о том, что одинокий старый маяк сегодня спас жизнь. О чём думал Маячок? Он думал о том, что перед своим уходом сделал по-настоящему хорошее дело.
И вдруг важный полицейский в шляпе, взглянув сверху на ночной, заснеженный город, огни фонарей, теплящиеся светом окна домов, красивые улочки и симпатичные переулки, произнёс: «Какая красота! И почему я никогда не поднимался сюда раньше?» А Трис, в объятьях супруга, и с прижавшимся к ноге доченькой (так похожей на неё в детстве), коснувшись рукой одной из старых облупленных стен перед уходом сказала: «Спасибо тебе, Маячок. Мы не дадим тебя снести. Никогда! Твой фонарь снова будет гореть...»
Маячок был счастлив почти так же, как тогда, когда внутри него раздавался звонкий смех Адель, хриплый голос Эрнеста и шипение противной, вечно всем недовольной старой, хромой кошки…
Появился канал в телеграме там выкладывать рассказы буду рандомно всех приглашаю.
Страничка ВК здесь
Ссылка на литрес здесь
Помним, что появление продолжения этой истории зависит только и исключительно от вас
Карта Сбербанка 2202 2068 6315 1200 для тех кто хочет поддержать канал и автора
5559494152788146 Альфа-банк
По сотовому 9097220424 в сбер для Владимира Александровича С.
юмани 410018781696591