- Макс, ты уверен, что лосось - хорошая идея? Может, лучше запечем утку, как как в прошлом году? - спросила Ева за завтраком, не выпуская из рук телефон с открытым рецептом из кулинарного блога.
Она искала взгляд мужа, но Максим сидел за барной стойкой, уткнувшись в ноутбук. Пятая годовщина их свадьбы - деревянная, как ее еще называли. Ева заранее присмотрела подарок: смешные резные часы в виде совы. Она знала его страсть к коллекционированию всяких статусных безделушек.
Максим поднял голову рассеянно, будто вынырнул из цифр.
- Ммм… Лосось - отлично. Купи только стейки подороже. Не экономь.
Ева опустила глаза.
- Я просто подумала… Утка…
- Давай без сложностей. У меня завал на работе. Завтра презентация для инвесторов. Лосось - быстро, элегантно, все как надо. Я побежал на совещание в скайпе.
Он захлопнул ноутбук, прошел мимо и быстро поцеловал ее в висок. От него пахло непривычно - не тем, чем обычно. Сандал где-то на фоне, а поверх - резкая свежесть с нотками бергамота. Новый парфюм. И он даже не сказал.
- Я люблю тебя, - тихо прошептала Ева ему в спину.
- Я тебя тоже, - отозвался Максим уже из коридора, и входная дверь щелкнула.
Сердце неприятно сжалось. Эта отстраненность тянулась неделями - с тех пор, как мужа повысили в его Фармагене. Разговоры стали короче, паузы между ответами - длиннее. И Максим все чаще задерживался, прикрываясь критически важными встречами. Ева, мечтательная и нерешительная, списывала все на стресс. Она верила в идеальную любовь - ту, где двое становятся одним целым. А теперь чувствовала себя отдельной, словно отсеченной половинкой.
Ева работала флористом в маленьком, но уютном магазине Астра. Язык цветов был ей понятнее языка людей. Она умела собрать букет, который скажет прости громче любых слов, или я скучаю нежнее любого шепота. Но собственного мужа она теперь не могла прочитать.
Весь день ее кружили покупатели, букеты и композиции, и даже эта суета не спасала от главного - их годовщины. Решив, что сюрприз-ужин может растопить лед, Ева отпросилась пораньше.
Лучше бы она этого не делала.
Вернувшись, она замерла в прихожей у колонны, ведущей в гостиную. Максим ее не услышал - стоял спиной к двери. На кухонном столе лежал какой-то сверток. Муж аккуратно завернул его в толстый черный непромокаемый пакет, из тех, что берут для заморозки. Закончив, подкатил стул к стене, встал на него, открутил отверткой решетку вентиляции и засунул пакет глубоко внутрь.
Сердце Евы не просто сжалось - оно будто остановилось. А потом ударило в ребра так, что по венам разлилась ледяная вода. Она видела, как Максим прикручивает решетку обратно, спрыгивает со стула и оглядывается. Его лицо было не просто сосредоточенным - чужим. Расчетливым. Холодным.
В голове, где обычно жили пионы и гортензии, мгновенно выстроилась беспощадная цепочка: тайна, пакет в вентиляции, отстраненность, паузы, новый парфюм, который почему-то не поселился дома. Это не для нее. Для другой? Но почему он прячет подарок так, будто это улика? Или это не подарок?
Мысль резанула, как стеклом. Год назад она чуть не умерла - тяжелейший срыв беременности на позднем сроке, реанимация, неделя восстановления. Еве казалось, тогда она потеряла не только ребенка - часть себя. С тех пор ее мучил один и тот же сон: мальчик лет пяти, серьезные глаза, туман, и в руках - плюшевый медвежонок с оторванной лапой. Ева просыпалась в холодном поту и думала: это он. Это наш сын.
Максим на ее ночные рыдания реагировал раздраженно.
- Прекрати себя изводить. Это был просто сгусток клеток. Медицинский факт. У тебя стресс, гормоны. Не было никакого мальчика. Хватит мистики.
Он ни разу не обнял ее в такие моменты. Не разделил горя. Он просто хотел, чтобы проблема исчезла, и его удобная жена вернулась в прежнее состояние.
И вот теперь, когда она едва-едва начала склеивать их трещавший по швам брак, Максим… что? Завел любовницу? Ева отступила в тень прихожей. Она понимала: сейчас закричит. Должна бы ворваться, швырнуть ключи, потребовать объяснений. Но страх конфликта парализовал волю.
Она вдохнула глубже и громко сказала, будто только что вошла:
- Максим, я дома.
Муж вздрогнул и резко обернулся. На лице мгновенно расцвела обаятельная улыбка менеджера по продажам - той самой, которой он когда-то покорил ее.
- Ева? Ты что так рано? Я как раз собирался тебе звонить, позвать в ресторан.
Ева судорожно сглотнула, прижимая сумку к груди.
- Ой… я совсем забыла. Даже сливки для соуса не купила. И пармезан. Ты же любишь лосось под сливочно-сырным соусом, да?
Максим подошел и поцеловал ее. Поцелуй был холодным, как мрамор.
- Умница моя. Я быстро - в магазин через дорогу и обратно. Ты не спеши.
Он уже снова отвернулся к телефону. Ева выскользнула за дверь, чувствуя себя воровкой в собственном доме.
В магазин она, конечно, не пошла. Она брела, не разбирая дороги. Улицы были знакомыми, но будто чужими, выцветшими. Мир потерял краски, стал плоским и серым.
Она думала о Максиме - и о том, каким он был раньше. На свиданиях он повторял:
- Я сирота, я в приюте вырос. Всего добился сам. Прогрыз себе путь. Я сделал себя из ничего, Ева. И я дам тебе все.
Она восхищалась его силой и стальным стержнем. А теперь эта сила виделась ей цинизмом - расчетливым умением выгрызать теплое место, а потом искать развлечения поновее.
И память невольно перенесла ее в день их знакомства. Ева ехала в набитой электричке из пригорода, где помогала тете на даче. В руках - огромный нелепый букет гладиолусов, который тетя заставила взять. Цветы торчали во все стороны, тыкались в лица соседей.
- Девушка, уберите свой веник, - прошипела полная женщина рядом. - Совсем стыд потеряли.
Ева покраснела до корней волос, пытаясь прижать букет. В этот момент в вагон втиснулась смена контролеров.
- Ваш билетик. Проезд оплачиваем.
Ева, жонглируя гладиолусами, начала рыться в сумке. Билета не было. Он исчез.
- Я же покупала… Он был здесь… - лепетала она, чувствуя, как слезы подступают к глазам.
- Ага, все тут покупали, - рявкнул усатый контролер. - Штраф платим или выходим на следующей.
И тут совсем рядом прозвучал спокойный бархатный голос:
- Прошу прощения. Мне кажется, вы немного предвзяты.
Ева обернулась. Рядом стоял молодой человек в идеально белой рубашке и с обаятельной улыбкой. Максим.
- Посмотрите, - кивнул он контролеру.
- Ты на себя посмотри… - буркнул тот.
- Не на себя. Выше.
Контролер поднял глаза и увидел свой фирменный картуз: к козырьку аккуратно прилепился Евин билетик - подхваченный сквозняком и приклеившийся к чему-то липкому.
- Ваш билет просто решил, что с высоты птичьего полета вид на ваши прекрасные гладиолусы будет лучше, - невозмутимо сказал Максим, снял билетик и протянул контролеру.
Вагон грохнул от смеха. Даже суровая женщина с сумками фыркнула. Контролер, красный как рак, выхватил билет, прокомпостировал и ретировался.
- Спасибо… - прошептала Ева, глядя на незнакомца.
- Всегда к вашим услугам, - улыбнулся он. - Максим. А вас, как я понимаю, зовут Флора?
Ева улыбнулась сквозь слезы этой дурацкой шутки. Тогда он был ее рыцарем. Куда же делся этот рыцарь теперь?
Холодная капля упала ей на щеку и вырвала из воспоминаний. Начал накрапывать дождь - мелкий, осенний, противный. Ева огляделась: она стояла под навесом круглосуточного магазина и дрожала - то ли от холода, то ли от пережитого.
Рядом послышалось шарканье метлы. Это был Кирилл - новый дворник их района. Он сгребал мокрые листья в кучу, в оранжевой жилетке и прорезиненном плаще. Ева часто видела его по утрам, когда шла открывать Астру. Скромный, тихий, он обычно отводил глаза, будто стыдился своей работы.
Сейчас Кирилл остановился и посмотрел на нее иначе - прямо. В его взгляде не было ни осуждения, ни равнодушия. Только понимание.
Он молча подошел, расстегнул пряжки на тяжелом плаще и накинул ей на плечи. От плаща пахло озоном, прелой листвой и неожиданным теплом.
- Спасибо… Но вы же промокнете, - пролепетала Ева, кутаясь.
- Что поделать. Моя работа. И в дождь, и в снег, и в солнце, - коротко ответил он и развернулся к метле.
И тут из-за угла, всхлипывая, выбежала девочка лет пяти в розовой курточке.
- Дядь Кирилл! Дядь Кирилл!
Она вцепилась в его рабочие штаны.
- Мне страшно… Опять свет мигнул…
Кирилл мгновенно преобразился: застенчивость исчезла. Он опустился на корточки и крепко обнял малышку.
- Ты чего, Сонь? Я же сказал: жди дома. Тише, тише, моя хорошая. Это просто автомат на счетчике выбило. Не бойся. Я сейчас приду, мы включим.
Он поднял глаза на Еву, и щеки его залил густой румянец.
- Простите. Это племянница моя, Соня. Мы рядом живем, в соседнем доме. Родители ее год назад разбились в аварии. Теперь я присматриваю. Она одна у меня осталась.
Ева смотрела и не верила: сильный мужчина, не стесняющийся грязной работы, так нежно прижимал к себе испуганного ребенка. Дождь так же резко стих, как начался.
- Я сниму плащ. Спасибо вам, Кирилл. Вы очень хороший человек, - сказала Ева.
- Да чего там… - смутился он, забирая плащ. - Вы бы шли домой. Простудитесь.
Между ними на секунду повисло что-то теплое - искра простого человеческого понимания.
Домой Ева вернулась с ощущением, что должна действовать. Не истерикой - сначала правдой.
Максим вел себя так, будто ничего не случилось. Заказал пиццу, с аппетитом ел и рассказывал про логистику в отделе. Ева кивала, улыбалась и чувствовала, как внутри растет холодная, стальная решимость.
Ночью, дождавшись, когда он уснет, она написала подруге юности.
- Оль, привет. Спишь? У меня беда. Кажется, Макс мне изменяет.
Ольга работала системным администратором в крупном айти-холдинге. Год назад сама пережила предательство мужа - и стала циничным, но невероятно эффективным частным детективом для своих.
Ответ пришел почти сразу.
- Привет. Не сплю, жду отчет по серверам. Главное - без слез. Только факты. Что конкретно видела?
Ева описала пакет, вентиляцию, отстраненность и новый запах.
- Поняла. Похоже на классику жанра. Дай мне сутки. Проверю учетные записи, gps в машине, транзакции. Если есть вторая симка или левый аккаунт - тоже найду. Ты держись и делай вид, что веришь в его басни про завал на работе.
Следующие сутки стали пыткой. Ева играла любящую жену, обсуждала с Максимом планы, вздрагивала от каждого уведомления. Единственной отдушиной стали утренние встречи с Кириллом.
Теперь каждое утро Ева покупала у метро два больших стакана кофе.
- Держите, Кирилл. Это вам. На улице холод собачий.
Он смущенно брал стакан, и огрубевшие пальцы невольно касались ее ладони.
- Спасибо… Не стоило.
- Еще как стоило, - улыбалась Ева. - Вы же мне помогаете.
И это было правдой. Кирилл ждал ее у входа в Астру и молча заносил внутрь тяжелые ящики с водой, новые горшечные растения. Так, незаметно, они начали разговаривать. Кирилл рассказывал о службе в полиции, о ранениях и каких-то операциях - туманно, без деталей. А когда Ева спросила, почему такой сильный и явно умный мужчина работает дворником, он лишь пожал плечами.
- После службы трудно было. А тут тихо. И Соне присмотр нужен. В общем… пока в поисках себя.
Скоро малышка тоже стала частью их утреннего ритуала. Соня выбегала к Еве, сияя.
- Тетя Ева! А вы сегодня опять с розами?
Ева всегда находила для нее сломанный цветок - розу без бутона, яркую герберу, веточку гипсофилы. Девочка, лишенная материнской ласки, тянулась к ней. А Ева, чье сердце болело о нерожденном сыне, отвечала тихой нежностью. И в Кирилле она чувствовала ту простую надежность, которой ей так не хватало в глянцевом Максиме.
Вечером позвонила Ольга.
- Так, Головина, у меня для тебя две новости. Хорошая и… странная. С какой начать?
- Давай с хорошей, - выдохнула Ева.
- Любовницы у Макса нет. По крайней мере пока. Я перерыла все. Телефон чист, gps - дом, работа, спортзал. Платежей в отели, рестораны, ювелирки - ноль. Он чист.
Ева выдохнула, но тут же вспомнила черный пакет.
- А пакет? Оля, я видела пакет.
- А вот это и странное. Я копнула глубже. Твой Максим трижды за последние две недели был в элитной частной клинике Эковита. И у него там встречи с главврачом. Вера Павловна, женщина лет шестидесяти пяти.
Ева опустилась на кровать.
- Он что… болен?
- Не похоже. Я привлекла одного специалиста… не спрашивай. Он залез в его платежи. Максим делал Вере Павловне переводы. Крупные. Два раза по триста тысяч.
- Триста тысяч? За что?
- Назначение - благотворительный взнос. Но я пробила Веру Павловну: репутация железная, клиника дорогая. Ева, это хуже, чем любовница. Пахнет тайной сделкой. Шантаж, подкуп… Не знаю. Но это не вяжется с образом успешного менеджера.
Ева молчала. Зато идеально вязалось с человеком, который прячет пакеты в вентиляции.
На следующий день, ближе к концу смены, Соня влетела в Астру не с привычной улыбкой, а вся в слезах.
- Тетя Ева! Меня Колька из третьего подъезда толкнул! Сказал, что мы с дядей Кириллом нищие, что куртка у меня старая…
Кирилл появился следом, мрачный.
- Соня, не мешай Еве Петровне. Сколько раз говорил…
Ева не дала ему договорить. Подхватила девочку на руки, и в груди закипело: злость на Кольку - и нежность к Соне.
- Пойдем, моя хорошая. Не плачь. Знаешь, что мы сделаем? Мы сделаем самый красивый букет в мире - для тебя.
Она усадила Соню в подсобке, достала ленты, хризантемы, гипсофилу.
- Смотри: берешь вот так… и вот так…
Девочка мгновенно затихла, увлеклась, всхлипы редели. Кирилл стоял в дверях и смотрел на них с таким немым обожанием, что Еве стало неловко.
И тут колокольчик на двери звякнул резко, почти агрессивно.
- Ева, ты скоро? - раздался знакомый голос. - У нас сегодня ужин у моих партнеров. Ты опять забыла?
В магазин вошел Максим - дорогой костюм, уверенная походка. От него пахло успехом и тем самым новым парфюмом. Он окинул взглядом Кирилла в рабочей куртке, заплаканную девочку, стебли на полу - и лицо его скривилось.
- Что здесь происходит? Ты что, филиал благотворительного фонда открыла? Мы опаздываем.
Ева сдержалась.
- Максим, ребенку плохо…
- А меня не волнует этот ребенок, - тихо, но высокомерно сказал он и перевел взгляд на Кирилла. - И не волнует этот опекун. Жду в машине через две минуты.
Он уже развернулся, надменный и уверенный, как победитель. И в этот момент колокольчик звякнул снова.
В магазин вошла строгая седовласая женщина в элегантном пальто. Ева узнала ее сразу - по фотографии, которую прислала Ольга. Вера Павловна.
Главврач огляделась, и ее взгляд упал на Максима. Он увидел ее - и будто уменьшился. Спесь, лоск, надменность слетели, как дешевая позолота. Максим резко побледнел, сделал крошечный шаг назад, словно хотел спрятаться за стеллажом.
- Вера Павловна… - пролепетал он, и голос сорвался. - Здравствуйте. Какая неожиданная встреча.
Женщина смотрела на него холодно - как хирург на пациента, нарушившего режим.
- Максим, - отчеканила она. - Вот уж не ожидала увидеть вас здесь.
Потом перевела взгляд на Еву, все еще державшую Соню.
- Девушка, мне, пожалуйста, букет белых хризантем.
Максим сглотнул.
- Я… жду в машине, - выдохнул он и буквально выскочил из магазина.
Ева смотрела ему вслед, не понимая: чего он так испугался? Через несколько минут Максим уже уверял, что никакого ужина не будет - партнеры что-то перепутали. Они едут домой.
Той ночью Ева не спала. Лежала, глядя в потолок, и прокручивала сцену: паника мужа, ледяной взгляд Веры Павловны, переводы, пакет…
Около трех ночи послышался скрип в коридоре, потом шорох на кухне. Максим встал. Ева затаила дыхание. Она узнала звук - скрежет стула по плитке, металлический лязг. Он откручивал решетку вентиляции.
Ева дождалась, когда Максим вернется, когда его дыхание станет ровным и глубоким. И только тогда поднялась, на цыпочках прокралась на кухню. В лунном свете стул стоял у стены. Руки дрожали так, что отвертка едва держалась.
Винты поддались. Ева сунула руку в темное пыльное отверстие и почти сразу нащупала пакет. Он был там.
Она заперлась в ванной, села на холодный пол и рывком разрезала пакет заранее прихваченными ножницами.
Внутри не было ни денег, ни украшений, ни записок. Там лежала пачка старых, потрепанных писем, перевязанных выцветшей синей лентой. А рядом - маленький, очень старый плюшевый мишка: грязно-желтый, с одним пуговичным глазом и оторванной лапой.
Ева замерла. Она узнала его сразу. Это был тот самый медвежонок из ее кошмаров.
Дрожащими пальцами она развязала ленту. Письма были на листах из школьной тетради, написаны неровным детским почерком.
Моя дорогая приемная мама. Меня зовут Дима. Мне девять лет. Я очень хороший и умею мыть посуду. Тамара Ивановна говорит, что я тихий и не буду вам мешать. Я очень жду, когда вы меня заберете.
Ева закрыла рот ладонью, чтобы не вскрикнуть. Она читала дальше - одно письмо за другим. Они были полны тоски, надежды, осторожной радости.
Я видел вас на фотографии. Вы очень красивая. Я буду называть вас мама. Сегодня я получил пятерку по чтению. Вы будете мной гордиться.
И последнее:
Ура! Тамара Ивановна сказала, что вы меня выбрали. Приедете за мной на следующей неделе, и я уеду в большой город. Я уже собрал своего мишку. Это мой талисман, я его сам сшил, и он будет нас охранять. Я вас очень-очень жду. Ваш сын Дима.
Ева просидела на полу до рассвета, прижимая к груди чужие письма и самодельного медведя, который почему-то приходил к ней во сне. Это означало одно: Максим скрывал не любовницу. Он скрывал нечто гораздо страшнее - тайну маленького Димы.
Утром, с серым лицом и пустыми глазами, она встретила Кирилла у дверей Астры.
- Кирилл, мне нужна помощь. Я не знаю, что делать.
И она рассказала все - про пакет, про письма, про мишку с оторванной лапой.
Кирилл слушал молча. Его лицо, обычно мягкое, стало жестким.
- Мне кажется, - сказал он тихо, но твердо, - это не просто секрет. Похоже, ваш муж отчаянно скрывает что-то, связанное с детством и этим мальчиком.
- И что можно сделать?
- Нужно узнать правду. У меня есть знакомые… бывшие сослуживцы. Если этот Дима из приюта, значит, надо искать детдом.
Параллельно Ева позвонила Ольге.
- Оль, дело не в любовнице. Тут другое. Можешь проверить детство Макса? Он говорил, что сирота… но я уже не верю.
- Окей. Скидывай, что есть. Посмотрю, - ответила Ольга деловым тоном.
Через несколько часов она перезвонила.
- Держись за стул. Твой муж - патологический лжец. Он не сирота, который сам себя вытащил из болота. Он действительно был в детдоме номер семнадцать в Загорске до десяти лет. А потом его усыновила Лидия Васильевна Головина. Судя по всему, обеспеченная женщина. Когда умерла, оставила ему квартиру в центре. Ему тогда было восемнадцать. Он смешал правду с ложью. Врал тебе с самого начала.
Ева только и смогла прошептать:
- Ты уверена?