Долина Дев — не поэтическое имя, а география смерти. Узкий проход между рекой Везер и лесом, где германцы, как волкодавы, ждали римскую волчицу.
«Вот, например, не струсил же теперешний прокуратор Иудеи, а бывший трибун в легионе, тогда, в долине Дев, когда яростные германцы чуть не загрызли Крысобоя-великана».
Михаил Булгаков, «Мастер и Маргарита».
In furor germanico, unus stetit — non vir, sed murus.
Продолжение, начало:
Битва при Идиставизо
Лето 16 года от Рождества Христова.
При Иставизо восьми римским легионам и двум преторианским когортам противостояли около 50 тысяч отчаянных воинов из союза германских племён. Основную силу, как и в битве в Тевтобургском лесу, составляли херуски, возглавляемые легендарным вождём Арминием — героем одного из самых сокрушительных поражений Рима со времён битвы при Каннах, когда Ганнибал нанёс римской армии унизительное поражение.
Германик организовал армию следующим образом:
— в центре расположились легионы, включая XII «Молниеносный»;
— на флангах — вспомогательные войска: пращники с Балеарских островов, галльская кавалерия, критские лучники;
— в резерве — тяжёлая пехота и две турмы кавалерии под командованием Пилата.
Общим руководством кавалерии занимался Луций Стертиний.
Херуски быстро заманили в ловушку батавов, римских союзников, которые, несмотря на своё германское происхождение, выбрали римскую стабильность вместо варварского хаоса.
Часто случается, что свои предают своих — причины могут быть разными. Это касается не только батавов.
Против своих бывших товарищей сражались не только экс-бойцы вспомогательных отрядов легионов, среди которых был Арминий, обладавший высоким статусом римского всадника. К ним присоединились и дезертиры, выбравшие свободу (по сути анархию), жизнь среди варваров, награбленные богатства, которые стали добычей в той исторической битве в густом лесу, стоившей Риму трёх легионов.
Переправа через Везер
Рассвет над Везером был рыжим, как ржавчина на мече. Легионы Германика уже переходили реку по мосту из плотиков и брёвен, построенному батавскими инженерами за ночь. Вода — мутная, холодная, пахнущая глиной и страхом.
Марк вёл свой манипул в третьей волне. Над головой — крики пращников с холмов. Первые glandes просвистели рядом. Один солдат — из Тарраконы — упал, схватившись за глаз. Марк не остановился.
Он знал: при переправе на реке нельзя стоять. Стоящий — мишень.
Легат легиона V «Алауда» Тиберий Клавдий Нигер, верхом на белом коне, крикнул:
— Ad hostem! Non ad flumen!
Река казалась бесконечной, а крики врага с противоположного берега становились всё громче. Вода доходила до колен, замедляя шаги, но манипул продолжал двигаться вперёд, словно единый организм.
Спереди раздался глухой удар — это щит центуриона встретил первую волну германских дротиков. Крысобой поднял свой щит, прикрывая голову, и продолжал идти. Вокруг слышались всплески воды и хриплые команды офицеров. Кто-то рядом упал, но никто не обернулся — в этом хаосе каждый шаг мог стать последним.
Наконец, подбитые гвоздями калиги Марка ощутили твёрдую почву под водой. Берег был близко. Впереди уже виднелись первые ряды германцев, их размалёванные лица с провалами ртов были искажены воинственным криком...
Карьерный рост Крысобоя
«На изуродованном лице Крысобоя не выражалось ни утомления, ни неудовольствия, и казалось, что великан кентурион в силах ходить так весь день, всю ночь и еще день, – словом, столько, сколько будет надо»
Михаил Булгаков, «Мастер и Маргарита».
Марк Крысобой был поистине неутомим. Он командовал первой центурией в первой когорте, то есть исполнял обязанности примипила, primus pilus, что считалось высшей честью среди центурионов.
По своему положению Крысобой являлся сейчас не просто помощником командира легиона, а его правой рукой, человеком, от которого зависела слаженность и эффективность действий всей армии.
Ему поручалась охрана легионного орла — символа чести и славы легиона, утрата которого считалась величайшим позором. Кроме того, он отвечал за подачу сигналов к началу движения легиона, управление звуковыми командами для всех когорт, что требовало исключительной концентрации и понимания тактики.
Во время марша он возглавлял армию, демонстрируя своим примером дисциплину и стойкость, а в сражении занимал место на правом фланге в первом ряду — самом опасном и ответственном участке. Его центурия включала 400 элитных воинов-ветеранов, каждый из которых был испытан в десятках битв.
Эти солдаты, закаленные временем и трудностями, были не просто бойцами, а настоящими мастерами своего ремесла, готовыми следовать за своим командиром в любой бой, несмотря на опасность.
Бешеная энергия центуриона
Голос Крысобоя — хриплый, но уверенный, раздавался словно из разных точек сражения:
— Pila parate!
— Scuta frontem!
— Gladii stricti!
Первый залп пилум — сотни древков рассекли воздух. Германские щиты дрогнули, заколыхались, как раненые птицы, застигнутые бурей. Затем раздался боевой клич: Barritus! — и волна тел с рёвом обрушилась на римские линии.
Бой не был хаосом, он походил на смертоносный механизм. Римляне, как безжалостные зубчатые колёса, перемалывали врага: шаг вперёд, удар гладия, боковой манёвр, смена ряда. Германцы же атаковали, как неудержимая волна: мощная, но неизбежно разбивающаяся о камень римской крепости.
Когорта справа от Марка дрогнула — херуски прорвались. Манипул Марка занял освободившийся выступ, и германцы, подобно стае голодных волков, обрушились на него.
Они не просто рубили — они терзали римскую волчицу с Капитолия, ту самую, что вскормила своими сосцами первых царей: Ромула и Рема.
Но на этот раз их целью был не символ, а живой матёрый волк.
Их жертвой стал Марк Крысобой.
Травля римского волка
Марк стиснул зубы, напрягая мышцы до предела. Он рывком выбросил руку вперёд, ударив ближайшего германца рукоятью меча в лицо. Тот пошатнулся, но не отпустил scutum. Второй варвар, удерживавший его за руку, зарычал и попытался подтянуть Марка ближе, но центурион, собрав все силы, резко дёрнул руку, вырвавшись из хватки.
Шлем звенел от ударов палицы, и в ушах стоял гул, но Марк продолжал сражаться. Он знал, что время на исходе. Воины легиона держались, но их строй начал колебаться. Если он не поднимется сейчас, если не вдохновит их своим примером, всё будет потеряно.
Стиснув меч, он поднялся на ноги. Кровь стекала по лицу, но глаза горели решимостью. Марк сделал шаг вперёд, затем ещё один, отталкивая врагов. Его голос, пронзительный и властный, прорезал шум битвы:
— Легионеры! За мной! Держите строй!
Крик взбодрил солдат, вернув им уверенность. Они сомкнули щиты, оттесняя германцев назад. Марк, несмотря на боль и усталость, продолжал двигаться вперёд, как буря, пробивая себе путь сквозь врагов. Легион оживал, словно единый организм, подчиняясь воле своего командира.
Битва ещё не была выиграна, но надежда вновь зажглась в сердцах римлян.
Пилат спешит на выручку
Слева донёсся дробный стук копыт.
— Equites! A dextra! — проревел голос с фланга.
Это была турма Пилата. Галльские всадники, в кожаных кирасах, с spatha и щитами parma, ворвались в пролом. Пилат, без шлема, с развевающимся плащом, рубил так, будто мстил за всех, кого не спас в прошлой жизни.
Через мгновение — тишина. Только стоны раненых и хрип умирающих.
Пилат спрыгнул с коня, подбежал к Марку.
— Жив? — спросил он, как будто спрашивал у камня.
Марк кивнул. Один глаз — открыт. Второй — залит кровью. Нос — раздавлен. Щека — рваная.
Марк, опершись на меч, медленно поднял голову. Лицо его было в крови, но глаза горели.
— Жив, — прохрипел он, с трудом переводя дыхание. — Но, кажется, мне досталось.
Пилат оглядел его, оценивая раны. Затем резко махнул рукой, подзывая ближайшего медика.
— Ты не умрёшь, — сказал он твёрдо, будто это был приказ. — Ты мне ещё нужен.
Марк усмехнулся, но тут же поморщился от боли.
— Как всегда, ты заботишься о своих интересах, командир.
Пилат расхохотался, скаля белые ровные зубы.
Тот не ответил, лишь помог ему подняться. Вокруг уже собирались выжившие, тяжело дыша и опираясь на оружие. Турма Пилата стояла неподалёку, держа коней, готовая вновь ринуться в бой по первому приказу.
— Это ещё не конец, — сказал Пилат, оглядывая поле боя. — Они вернутся. А мы должны быть готовы.
Марк кивнул, пытаясь выпрямиться. В его глазах не было страха, только решимость.
— Тогда не будем терять времени, господин.
Приказа умирать не было
— Ты держался слишком долго, — сказал Пилат. — Надо было отступать. Но ты жив, клянусь Гераклом!
— Приказа умирать не было, — прохрипел Крысобой.
Пилат нахмурился, его взгляд стал тяжелее.
— Ты всегда был упрямцем, Марк. Но иногда упрямство стоит слишком дорого.
Марк попытался улыбнуться, но боль пронзила его тело, и он только тихо выдохнул.
— Упрямство... или верность? — прошептал он. — Я сделал то, что должен был.
Пилат отвернулся, чтобы скрыть свои эмоции. Он не хотел показывать, что его тронули слова Марка.
— Ты был хорошим воином, — сказал он наконец. — Теперь ты должен научиться стать хорошим щитом для меня, Пилата Понтийского. Нас обоих ждут великие дела, дружище!
— Но теперь ты должен отдыхать. Это приказ.
Смерть Луция, как выгода для всех
Позже, среди трупов, Марк нашёл Луция Секстия. Мальчишка лежал на спине, глаза — открыты, рука — сжимает меч. На груди — рана от framea.
Чистая смерть. Быстрая. Достойная. Обещание, данное сенатору Луцию Секстию Авлу Старшему — было исполнено.
Можно было не сомневаться, что отец юного героя сделает при дворе Тиберия блестящую политическую карьеру. Может даже станет консулом, как знать!
Марк снял с пальца кольцо юноши. И спрятал его рядом с первым, подаренным его отцом.
Не он убил Секстия. Но он знал: смерть мальчика — принесёт всем благо.