Родство слова сорванец с глаголом сорвать/сорваться лежит на поверхности. Однако причины, по которым лексема получила свое значение, далеко не очевидны. Попробуем их выяснить.
Этимологические словари русского языка не рассматривают слова сорванец. В словообразовательном отношении оно вполне прозрачно: это суффиксальное производное (с суффиксом -ец) от причастия сорванный. Словарь Д.Н. Ушакова приводит следующую дефиницию слова сорванец: «шалун, озорник, безобразник» и сопровождает ее пометой – разговорное. Словарь С.И. Ожегова (1972) тоже отмечает разговорный характер этого слова, а в качестве объяснительного синонима дает только озорник.
В современном разговорном языке сорванец употребляется, как правило, по отношению к детям и подросткам. Однако, кандидат филологических наук Н.С. Арапова указывает, что «детским» слово, по-видимому, стало только в XX веке, а в XIX оно обычно характеризовало взрослых людей. Так, в Словаре языка Пушкина сорванец толкуется как «наглый повеса, забияка». В «Капитанской дочке» старик Гринев пишет провинившемуся сыну:
Ты доказал, что шпагу носить еще недостоин которая пожалована тебе в защиту отечества, а не для дуэлей с такими же сорванцами, каков ты сам.
Здесь можно усмотреть отношение отца к сыну как к мальчишке. Но в письме А.С. Пушкина И.И. Дмитриеву 14 февраля 1832 года речь идет, бесспорно, о взрослых:
Киреевский, добрый и скромный Киреевский, представлен правительству сорванцом и якобинцем!
Или в «Сне Обломова» И.А. Гончарова (1849):
Впрочем, такого разврата там почти не случалось: это сделает разве сорванец какой-нибудь, погибший в общем мнении человек; такого гостя и во двор не пустят.
И значительно позже, в «Мелочах архиерейской жизни» Н.С. Лескова (1878): Вот и наскочил, – так тебе, сорванцу, и надо! Это относится не просто к взрослому человеку, а к полицейскому генералу, который направил митрополиту Филарету письмо с замечанием, что в московских приходских церквах плохо поют: Филарет же расценил это как дерзкое вмешательство не в свое дело и недопустимое превышение власти со стороны светского лица, пусть и генерала.
В лексикографии сорванец впервые фиксируется Словарем академии российской (1794), это слово определяется как «шалун, наглец». Современному же значению сорванец в Словаре академии российской более соответствует значение другого слова: вешаной – тот, которой неумеренно резвится. Эдакой вешаной (1789).
По мнению Н.С. Араповой, сопоставление этих слов дает подсказку к их начальным значениям. Исходно сорванец – это преступник, приговоренный к виселице и сорвавшийся с нее во время экзекуции (то же самое можно отнести и к причастию вешаный). Как известно, казнь через повешение была одной из самых распространенных, однако, если наказуемый срывался с виселицы, его оставляли жить. Такова была вера людей в Божий суд. Тем не менее в Петровское время такой человек свободы не получал:
Когда палач... кого имеет повесить, а веревка порветца, и осужденный с висилицы оторветца, и еще жив будет, того ради осужденный не свободен есть.
Артикул воинский 1715 г.
Оставшиеся в живых висельники считались весьма опасным элементом общества:
Чтоб черт побрал всех этих побродяг, которые сорвавшись может быть с виселицы приезжают сюда и ворочают как хотят всем домом.
Комедия «Мнимый мудрец», 1789 г.
В Вейсманновом Лексиконе (1731) дан такой пример: Galgenschwengel... бешеный, будто с виселицы сорвался.
Еще и в XIX веке простые люди верили в то, что сорвавшихся с виселицы повторно вешать нельзя, и когда при казни декабристов трое из них сорвались, но были повешены вторично, это вызвало в солдатской массе – даже среди тех, кто не сочувствовал бунту против царя, – протест и истолковывалось как дурное предзнаменование для царя и России.
Арапова утверждает, что существительному сорванец близко по значению слово оторва. Оно образовано от глагола оторвать(ся) и тоже связано с казнью на виселице: оторва – это преступник, оторвавшийся при повешении, оставшийся в живых и продолжающий свое антисоциальное поведение. В Толковом словаре В.И. Даля слово дано с пометой «московское» и сопровождается толкованием «бесстыжий наглец, отчаянный, окаянный». В современном просторечии слов оторва – теоретически общего рода, как пройдоха, раззява, растрепа, но в речи чаще адресуется женщинам.
В Словаре Даля мы находим также слова урванецъ, урвенъ и урва –«сорванец, сорвиголова». Н.С. Арапова также связывает эти слова с казнью на виселице. Но здесь, мне кажется, далеко не все так однозначно. Если вешаной и сорванец недвусмысленно указывают на образ висельника, то форма урванец восходит к глаголу урвать, который более соответствует другим смысловым посылам. Во-первых, урвать – «оторвать, вырвать для себя часть чего-либо (обычно предназначенного для других). Например: Собака урвала кусок мяса. Во-вторых, «получить, добыть, приобрести что-либо не вполне честным, добросовестным способом». Например: урвать деньги, урвать запчасти для автомобиля. В-третьих, урвать – «с трудом высвободить, выделить время для чего-либо». Например: урвал час для встречи с другом; урвать время для ремонта обуви. Ни в одном примере словоупотребления мы не находим тождества урвать=сорваться.
Приставка у- придает глаголу совсем иное смысловое наполнение: урвать более соответствует «вырвать». Это значит, что урванец – скорее, не «сорвавшийся висельник», а преступник, подвергшийся другой экзекуции – вырыванию ноздрей. Эта уродующая лицо кара заключалась в иссечении (откусывании щипцами) крыльев носа. Увечащие наказания, в том числе и разрывание ноздрей, кроме устрашения выполняли функцию обозначения преступника, выделения его из окружающей массы людей. Видя человека без ноздрей, окружающие понимали, что этого человека стоит опасаться. С деэтимологизацией урванец и сорванец практически слились, начав обозначать сначала преступника, а потом – хулигана, шалопая, озорника. Со временем слово урванец вышло из употребления, но сохранило о себе память в фамилии Урванцев.
В тот же ряд «сорвавшихся висельников» Арапова ставит и повес. Слово отмечается в словарях с 1771 года. Его исконное значение, отмечает языковед, – «висельник, преступник, заслуживший виселицу». Позднее слово подвергалось той же семантической эрозии, что и слова сорванец и оторва. В середине XVIII века оно уже значит «безобразник, бездельник, совершающий различные (часто небезопасные) проделки». В XIX веке повеса приобретает «донжуанский» оттенок и окончательно закрепляется за лицами мужского пола, но в XVIII веке оно употреблялось и применительно к женщинам. В свое время я предлагал другую этимологию слова повеса, но, возможно, версия Араповой ближе к истине.
К перечисленным словам нужно добавить и существительное сорвиголова (по Далю также оторвиголова). Слово имеет более позднюю лексикографическую фиксацию: по данным семнадцатитомного Словаря современного русского литературного языка оно впервые зафиксировано в Словаре академии наук 1847 года. Но Г.П. Князькова (Русское просторечие второй половины XVIII века) отмечает его в текстах XVIII века. Для составителей академического словаря 1847 года сорвиголова и сорванец были синонимами. Но у сорвиголова другая словообразовательная мотивировка, нежели у сорванец. Существительное сорвиголова возникло на базе фразеологизма сорвать голову кому-либо:
За дерзость такову я голову с тебя сорву
И.А. Крылов. Волк и Ягненок
Сорвать голову некогда было устойчивым выражением, подобные примеры мы можем найти еще в текстах XVII века. Сорвиголова первоначально – «тот, кто готов оторвать кому-либо голову», то есть человек, которого не останавливают ни закон, ни нормы морали.