Дверной звонок прозвучал как обычно, но Марина почему-то вздрогнула. За дверью, усыпанная каплями осеннего дождя, стояла Валентина Степановна. В одной руке она держала мокрый зонт-трость, в другой – большой пакет из магазина «Детский мир» и какой-то небольшой предмет, аккуратно завернутый в пузырчатую пленку.
– Не стой в проеме, простудишься, – сказала свекровь, уверенно входя в прихожую. Её взгляд скользнул по стенам, будто проверяя, не появилась ли пыль за неделю её отсутствия.
– Мама, мы тебя не ждали, – растерянно улыбнулась Марина.
– Такой сюрприз, – ответила Валентина Степановна, снимая пальто. – Привезла кое-что важное. Для будущего.
Она прошла в коридор, ведущий к спальням, и остановилась перед дверью в самую маленькую комнату, ту самую, которую Марина мечтала сделать кабинетом.
– Вот эту комнату мы и будем обустраивать в первую очередь, – заявила свекровь, поворачиваясь к невестке. Голос у неё был ровный, деловой. – Я купила вам трёшку не для того, чтобы тут пустовало. В этой комнате будет детская. Жду внука к следующему году.
И прежде чем Марина успела что-либо сказать, отдышаться, понять, Валентина Степановна сняла со свертка пленку. В её руках оказалась изящная деревянная табличка, покрытая белым лаком. На ней было выгравировано одно имя: «Арсений».
***
Всё началось совсем иначе. Три месяца назад Марина с Алексеем жили в съемной однушке на окраине, в панельной девятиэтажке, где постоянно капал кран, а соседи сверху по ночам двигали мебель. Квартира была крошечной, с низкими потолками и окнами, выходящими на шумную дорогу. Но это было их пространство. Их угол. Здесь никто не указывал, какие шторы вешать или где хранить посуду.
Марина работала дизайнером интерьеров в небольшой студии, мечтала о том времени, когда сможет применить свои идеи к собственному жилью, а не только к проектам заказчиков. Алексей в свои тридцать уже был ведущим инженером в компании «КвантСофт», зарабатывал прилично, но на ипотеку в Москве денег всё равно не хватало. Они копили, планировали, смотрели варианты. Мечтали о трешке где-нибудь на окраине, с приличным ремонтом и просторными комнатами.
И вот однажды вечером Алексей вернулся домой с таким лицом, что Марина сразу почувствовала: что-то случилось.
– Мама хочет купить нам квартиру, – сказал он, снимая куртку. Голос был странный, натянутый.
– Что? – Марина оторвалась от ноутбука, где редактировала очередной проект. – Как это, купить?
– Ну, в смысле, оплатить. Целиком. Она продала дачу отца в Подмосковье. Та, что досталась ей после смерти. Говорит, что деньги должны пойти на наше будущее.
Марина молчала. С одной стороны, это был шанс. Реальный, осязаемый шанс жить нормально, не выбрасывая треть зарплаты на аренду. С другой стороны, она знала Валентину Степановну. Знала, как та умеет делать подарки, которые потом становятся невидимыми верёвочками, привязывающими к себе.
– А она… ничего не просит взамен? – осторожно спросила Марина.
– Нет, конечно нет, – быстро ответил Алексей, но взгляд его метнулся в сторону. – Просто хочет помочь. Мы же её единственная семья. Папы давно нет, я у неё один. Она всю жизнь на нас с отцом работала, бухгалтером вкалывала на трёх работах. Теперь на пенсии, и ей важно знать, что я устроен.
– Лёша, – Марина встала, подошла к нему, заглянула в глаза. – Ты понимаешь, что это будет не просто подарок? Что она будет считать эту квартиру чуть-чуть своей?
– Не будет, – он обнял её за плечи. – Квартира будет оформлена на меня. Мы с тобой там хозяева. Мама просто хочет помочь, вот и всё.
Марина хотела возразить, хотела сказать, что чувствует подвох, что отношения со свекровью и так были сложными, полными мелких придирок и советов. Но слова застряли в горле. Потому что перед глазами вставала картинка: просторная кухня, где можно готовить вместе, не толкаясь локтями. Комната, которую можно превратить в кабинет. Своё, настоящее жильё.
– Хорошо, – выдохнула она. – Давай посмотрим варианты.
***
Валентина Степановна выбрала квартиру сама. Трёшка в новостройке на окраине, в районе, похожем на Митино. Девятый этаж, панорамные окна, вид на новый парк и детскую площадку. Две спальни, одна поменьше комната, большая гостиная, совмещенная с кухней. Свежий ремонт от застройщика: бежевые стены, ламинат под светлое дерево, белые двери.
– Вот, смотрите, – говорила Валентина Степановна, когда они втроем осматривали пустые комнаты. – Здесь будет ваша спальня, вот эта большая. А вот эта, рядом с гостиной, под кабинет или гостевую. А вот эта маленькая, – она остановилась перед третьей дверью, – вот эта идеально под детскую. Окна на восток, солнце по утрам. И рядом с вашей спальней, удобно, когда малыш родится.
Марина стиснула зубы. Они с Алексеем были женаты два года, и разговоры про детей уже начинались. Сначала робко, потом всё настойчивее. Валентина Степановна как-то обмолвилась, что хочет внуков, пока сама ещё не старая, может помогать. Марина каждый раз отвечала уклончиво: мол, пока работа, карьера, надо встать на ноги. Но теперь, когда квартира появлялась как будто из воздуха, эта тема снова всплывала.
– Мам, давай не будем загадывать, – мягко сказал Алексей. – Всему своё время.
– Конечно, конечно, – кивнула Валентина Степановна. – Я ж ничего не говорю. Просто планировка удачная. Вот увидишь, Мариночка, как только вы тут обживётесь, сразу всё само собой получится.
Марина промолчала. Квартира и правда была хорошей. Светлой, просторной. Она уже мысленно расставляла мебель, подбирала цвет штор, представляла, как будет работать за столом у окна в той самой маленькой комнате, которую свекровь уже назначила детской.
***
Новоселье отметили скромно. Позвали родителей Марины, Валентину Степановну, пару друзей. Мама Марины, Галина Ивановна, учительница на пенсии, сразу оценила квартиру.
– Хорошее место, – сказала она дочери на кухне, пока накрывали на стол. – Только, доченька, ты не забывай: подарки бывают разные. Некоторые потом дорого обходятся.
– Мам, ну что ты, – отмахнулась Марина, хотя внутри всё сжалось. – Валентина Степановна просто хотела помочь.
– Помочь, – хмыкнула Галина Ивановна. – Ладно, надеюсь, я ошибаюсь.
Валентина Степановна в тот вечер была на высоте. Она принесла огромный букет, дорогой сервиз и много советов. Советовала, где лучше поставить диван, какие цветы подойдут для гостиной, где удобнее вешать зеркало в прихожей. Марина слушала, кивала, старалась не спорить. В конце концов, женщина действительно купила им жильё, разве можно обижаться на мелкие придирки?
Но с каждым днём этих мелочей становилось всё больше. Валентина Степановна приезжала раз в неделю, иногда чаще. Приносила то коврик для ванной, то новые полотенца, то набор кастрюль. Всё было качественное, дорогое, но выбранное по её вкусу. Марина чувствовала, как постепенно квартира наполняется чужими вещами, чужим духом.
– Лёш, мне кажется, или твоя мама совсем перестала спрашивать, когда приезжает? – как-то вечером сказала Марина.
– Ну, она же волнуется, – пожал плечами Алексей. – Хочет, чтобы у нас всё было хорошо.
– У нас и так всё хорошо. Мы взрослые люди, сами можем выбрать полотенца.
– Маринка, не злись. Она скоро успокоится. Просто радуется, что мы тут обжились.
Но Валентина Степановна не успокаивалась. Наоборот. Однажды Марина пришла с работы и обнаружила, что на кухне появился новый чайник, ярко-красный, совершенно не вписывающийся в светлую гамму интерьера.
– Мама приезжала, – сказал Алексей. – Принесла чайник. Говорит, что старый у нас какой-то дешёвый.
– Старый нормальный, – Марина почувствовала, как внутри разгорается глухое раздражение. – Мы его месяц назад купили.
– Ну, этот мощнее. Быстрее воду кипятит.
Марина сжала кулаки. Она понимала, что злится не на чайник, а на то, что свекровь всё больше вторгалась в их жизнь, не спрашивая, не советуясь. Просто делала так, как считала нужным. И Алексей не видел в этом проблемы.
***
Но настоящий перелом случился в тот октябрьский вечер, когда Валентина Степановна принесла табличку.
Марина стояла в коридоре, глядя на белую деревянную дощечку с именем «Арсений», и не могла вымолвить ни слова. Пальцы её похолодели. В горле встал комок.
– Красиво же, правда? – Валентина Степановна улыбалась, довольная собой. – Заказывала в мастерской на Арбате, дорого, но качество отличное. Вот сейчас мы её повесим на дверь, и комната станет по-настоящему детской. Я, кстати, уже присмотрела кроватку. В магазине «Домашний уют» видела, там сейчас распродажа. Можем в выходные съездить, вместе выберем.
– Валентина Степановна, – голос Марины прозвучал хрипло. – Мы с Алексеем пока не планируем детей.
– Как это не планируете? – свекровь нахмурилась. – Вы уже два года женаты. Марине двадцать восемь, самое время рожать. Потом будет сложнее, здоровье уже не то. Я вот родила Лёшу в двадцать девять, еле успела, говорю тебе. А второго так и не получилось.
– Мы сами решим, когда нам заводить детей, – Марина старалась говорить спокойно, но внутри всё кипело.
– Конечно, конечно, – Валентина Степановна махнула рукой, словно отгоняя муху. – Но планировать надо. Вот я и планирую. К следующему году внук у меня будет, я чувствую. И имя я уже выбрала. Арсений. Красивое имя, сильное. В роду у нас такого не было, но мне всегда нравилось.
Она подошла к двери маленькой комнаты, достала из сумки молоток и два маленьких гвоздика.
– Сейчас повесим, – деловито сказала она.
– Нет, – твёрдо произнесла Марина.
Валентина Степановна обернулась. В её глазах мелькнуло удивление.
– Что, прости?
– Я сказала, нет. Вы не будете вешать эту табличку.
Повисла тишина. Свекровь смотрела на Марину так, будто та произнесла что-то неприличное.
– Маринка, что случилось? – голос Валентины Степановны стал жёстким. – Я делаю тебе подарок, стараюсь, а ты…
– Я не просила об этом подарке, – Марина почувствовала, как внутри что-то рвётся. – Валентина Степановна, я очень благодарна вам за квартиру, правда. Но это не значит, что вы можете решать за нас, когда у нас будут дети и как их называть.
– Ах, вот оно что, – свекровь выпрямилась, лицо её побелело. – Значит, квартиру взять взяла, а слушать меня не хочешь? Так, да?
– Это не так, – Марина чувствовала, как дрожат колени. – Просто у нас разные представления о границах.
– О каких границах ты говоришь? – Валентина Степановна шагнула ближе. – Я тебе, девочка, жильё обеспечила, а ты мне про границы? Ты хоть понимаешь, сколько я на эту квартиру отдала? Это дача моего покойного мужа была, память о нём. Я всё продала, чтобы вы жили нормально, а ты…
– Мам, что случилось? – из гостиной вышел Алексей. Он только что был на видеоконференции, в наушниках, и явно не слышал разговора.
– Спроси у своей жены, что случилось, – Валентина Степановна развернулась к нему. В её голосе звенели обиженные нотки. – Я ей подарок принесла, хотела сюрприз сделать, а она мне грубит.
– Я не грубила, – Марина почувствовала, что сейчас заплачет. – Я просто попросила не вешать табличку на дверь.
– Какую табличку? – Алексей растерянно посмотрел на мать, потом на жену.
Валентина Степановна молча протянула ему дощечку. Алексей уставился на имя «Арсений», потом посмотрел на мать.
– Мам, это что?
– Для детской комнаты, – Валентина Степановна подняла подбородок. – Я решила, что пора уже. Вы молодые, здоровые, квартира есть, чего тянуть? К следующему году внук должен быть.
– Мам, – Алексей провёл рукой по лицу. – Мы об этом не договаривались.
– А зачем договариваться? – она смотрела на него с недоумением. – Я твоя мать. Я хочу внуков, имею право. Или ты не хочешь детей?
– Хочу, но не сейчас. Мы с Мариной ещё не готовы.
– Не готовы, – свекровь усмехнулась. – Вечно вы не готовы. То денег нет, то квартиры нет. Теперь всё есть, а вы всё равно тянете. Знаешь, в моё время так не жили. Родили ребёнка, и как-то справлялись.
– Мама, сейчас другое время, – Алексей старался говорить спокойно, но Марина видела, как напряглись его плечи.
– Другое, другое, – Валентина Степановна схватила табличку из его рук, подошла к двери маленькой комнаты и начала прибивать её гвоздями. Удары молотка раздавались гулко, словно выстрелы.
Марина стояла, не в силах пошевелиться. Алексей молчал, глядя в пол.
Когда табличка была прибита, Валентина Степановна отступила на шаг, оценивая результат.
– Вот, – удовлетворённо сказала она. – Теперь порядок. Арсений. Мой внук. Скоро всё будет, как надо.
Она повернулась, взяла сумку и направилась к выходу.
– Я пошла. Завтра зайду, обсудим кроватку.
Дверь захлопнулась. Марина и Алексей остались стоять в коридоре. Тишина давила на уши.
– Лёш, – тихо начала Марина.
– Она просто хочет как лучше, – устало сказал он. – Ты же знаешь, какая она. Всю жизнь одна, после смерти отца. Я у неё единственный. Ей просто хочется быть нужной.
– Но это не значит, что она может указывать нам, как жить, – голос Марины дрожал. – Мы даже не обсуждали имя. Арсений? Серьёзно? Она сама всё решила.
– Ну, имя нормальное.
– Лёша, ты о чём? – Марина почувствовала, что начинает злиться уже на него. – Дело не в имени. Дело в том, что твоя мать считает, будто может распоряжаться нашей жизнью.
– Не распоряжается она, – он избегал её взгляда. – Просто заботится.
– Заботится, – Марина горько усмехнулась. – Знаешь, что это напоминает? Это напоминает программирование. Она повесила табличку, чтобы мы каждый день видели это имя и думали, что должны родить ребёнка. Как будто мы куклы, которых она расставляет по местам.
– Ты преувеличиваешь.
– Я не преувеличиваю, – Марина шагнула к двери, сорвала табличку с гвоздей. Дерево треснуло, один угол откололся. – Вот что я думаю об этом подарке.
– Маринка, зачем ты… – Алексей кинулся к ней, но она уже держала сломанную табличку в руках.
– Я не хочу жить так, Лёш. Я не хочу, чтобы твоя мать диктовала, когда нам рожать и как называть детей. Это наша жизнь. Наша.
Она швырнула табличку на пол и пошла в спальню, захлопнув за собой дверь.
***
Той ночью Марина почти не спала. Лежала, глядя в потолок, прокручивая в голове случившееся. Алексей пришёл спать поздно, лёг на край кровати, не притронувшись к ней. Утром они разошлись молча: он на работу, она в студию.
Весь день Марина пыталась сосредоточиться на проекте, но мысли возвращались к квартире, к свекрови, к той проклятой табличке. Она поймала себя на том, что завидует своим клиентам. Вот они, приходят, заказывают дизайн, спокойно обсуждают детали, никто не влезает в их жизнь. А у неё самой своё жильё превратилось в поле боя.
Вечером, когда Марина вернулась домой, Алексей уже был там. Он сидел на кухне, перед ним стояла чашка остывшего кофе.
– Мама звонила, – сказал он, когда Марина сняла обувь. – Обиделась. Сказала, что ты сломала её подарок.
– Я не сломала, я сняла, – устало ответила Марина. – И да, она треснула. Извини, но я не могла смотреть на эту табличку.
– Ты понимаешь, что она вложила в эту квартиру все свои сбережения? – Алексей посмотрел на неё, и в его глазах была боль. – Она продала дачу. Единственное, что осталось от отца. Для неё это был страшный шаг.
– Я понимаю, – Марина села напротив. – И я благодарна. Но это не даёт ей права контролировать нашу жизнь, Лёш. Отношения со свекровью не должны быть такими. Она не спрашивает, не советуется. Она просто делает, как хочет.
– Может, мы слишком резко отреагировали? – он взял её руку. – Может, стоило просто поговорить с ней спокойно?
– Я пыталась, – Марина почувствовала, как снова подкатывают слёзы. – Но она меня не слышит. Для неё я просто сноха, которая должна выполнять её ожидания.
– Она не такая.
– Тогда какая она, Лёш? – Марина высвободила руку. – Объясни мне. Потому что я вижу женщину, которая считает, что раз купила нам жильё, то имеет право распоряжаться нашей жизнью. Давление родственников, когда свекровь покупает квартиру, вот это реальность, а не моя выдумка.
– Она просто одинока, – он потёр лицо ладонями. – После смерти папы прошло пять лет, но она так и не оправилась. Работа была её спасением, а теперь на пенсии, времени много, думать не о чем. Вот она и зациклилась на внуках.
– Это не оправдание.
– Я знаю, – он тяжело вздохнул. – Но попробуй её понять. Ей шестьдесят. В её представлении семья, это когда все вместе, когда дети, внуки. Она выросла в другое время. Для неё понятие личное пространство в браке просто не существует.
– Но оно существует для нас, – твёрдо сказала Марина. – И если она этого не понимает, то мы должны ей объяснить. Чётко, ясно. Установить границы.
– Как? – Алексей беспомощно развёл руками. – Она моя мать. Я не могу просто взять и сказать ей: не приезжай, не звони, не лезь в нашу жизнь.
– Я не прошу тебя это говорить, – Марина наклонилась ближе. – Я прошу тебя встать на мою сторону. Сказать ей, что мы взрослые люди и сами решим, когда заводить детей. Что квартира наша, и мы сами будем решать, что в ней делать.
– А если она обидится?
– Пусть обижается, – Марина поняла, что звучит жёстко, но сдерживаться больше не было сил. – Лёш, я не могу жить в постоянном напряжении. Каждый раз, когда звонит дверь, я боюсь, что это она. Боюсь, что она опять что-то принесла, опять начнёт указывать. Это не нормально.
Алексей молчал. Марина видела, как он мучается, разрываясь между ней и матерью. Знала, что ему тяжело. Валентина Степановна действительно воспитывала его одна последние годы, они были очень близки. Но Марина не могла больше молчать.
– Мне нужно подумать, – наконец сказал он. – Поговорить с мамой. Спокойно, без эмоций.
– Хорошо, – Марина встала. – Но помни: я жду от тебя поддержки. Не завтра, не через неделю. Сейчас. Потому что если ты не выберешь, на чьей ты стороне, я сделаю этот выбор за тебя.
***
Следующие дни были напряжёнными. Валентина Степановна не звонила, не приезжала. Алексей ходил мрачный, часами сидел за компьютером, но работы явно не делал. Марина старалась вести себя обычно, но внутри всё сжималось в тугой узел.
В пятницу вечером Алексей сказал, что едет к матери.
– Хочешь, поехали вместе? – предложил он.
– Нет, – Марина покачала головой. – Тебе нужно поговорить с ней наедине. Это разговор между тобой и твоей матерью.
Он уехал. Марина осталась одна в квартире, которая теперь казалась чужой. Ходила из комнаты в комнату, смотрела на вещи, которые принесла Валентина Степановна. Красный чайник на кухне. Коврик в ванной с узором, который Марина терпеть не могла. Картина в гостиной, изображающая каких-то пасторальных коров на лугу.
Марина подошла к двери маленькой комнаты. На ней остались два отверстия от гвоздей и царапина, где откололась краска. Она провела пальцем по шероховатой поверхности. Эта комната должна была стать её кабинетом. Местом, где она могла бы работать, творить, быть собой. А теперь она стала символом конфликта, поля битвы за право распоряжаться собственной жизнью.
Она открыла дверь и вошла внутрь. Комната была пустой, если не считать пары коробок с вещами, которые они ещё не разобрали. Окно выходило на восток, сейчас за ним темнело вечернее небо. Марина включила свет и села на пол, прислонившись спиной к стене.
Позвонила мама.
– Маринка, как ты? – голос Галины Ивановны был осторожным.
– Нормально, мам.
– Врёшь плохо. Что случилось?
И Марина рассказала. Про табличку, про конфликт со свекровью, про то, как Алексей не может выбрать сторону. Говорила долго, и с каждым словом становилось чуть легче.
– Знаешь, доченька, – сказала Галина Ивановна, когда Марина замолчала. – Я тебе ещё на новоселье хотела сказать, но промолчала. Бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Валентина Степановна купила вам эту квартиру не просто так. Она купила себе право голоса в вашей жизни.
– Но так нельзя, мам. Это же подарок был.
– Для неё это инвестиция. В сына, во внуков, в будущее, которое она себе представила. И теперь она считает, что вы обязаны жить по её сценарию.
– Что мне делать?
– Бороться, – твёрдо сказала мама. – Отстоять границы в семье. Это твоя жизнь, Маринка. Твоя и Лёшина. Не Валентины Степановны. Если ты сейчас сдашься, потом будет только хуже. Она будет указывать, как воспитывать детей, куда их отдавать в садик, какую школу выбрать. И так всю жизнь.
– А если Лёша не поддержит?
Повисла пауза.
– Тогда у тебя будет сложный выбор, – тихо сказала Галина Ивановна.
***
Алексей вернулся поздно, за полночь. Марина не спала, сидела на кухне с книгой, которую не читала. Он вошёл, скинул куртку, сел напротив.
– Как прошло? – спросила Марина.
– Тяжело, – он выглядел измученным. Под глазами залегли тени. – Мама плакала. Говорила, что я неблагодарный, что она всю жизнь на меня положила, а я теперь от неё отворачиваюсь.
– И что ты ей сказал?
– Сказал, что люблю её, но у меня своя семья. Что мы с тобой сами решим, когда заводить детей. Что квартира, это наше пространство, и она не может просто приезжать и делать, что хочет.
Марина почувствовала, как внутри что-то оттаивает.
– И как она?
– Не поняла, – Алексей горько усмехнулся. – Для неё это предательство. Она говорит, что ты меня настроила против неё. Что до тебя у нас всё было хорошо.
– До меня ты жил с ней и выполнял все её желания, – Марина старалась не повышать голос. – Это разные вещи.
– Я знаю, – он потянулся к ней, взял за руку. – Знаю, Маринка. И я на твоей стороне. Правда. Просто мне больно видеть, как она страдает.
– Она не страдает, Лёш. Она манипулирует. Слезами, обидами. Это классическое психологическое давление в семье.
– Может быть, – он устало потёр глаза. – Я сказал ей, что нам нужна пауза. Что она не должна приезжать без предупреждения. И что все решения о нашей жизни мы принимаем сами.
– Как она отреагировала?
– Сказала, что больше не будет мне мешать. Что раз я такой взрослый и самостоятельный, пусть живу как хочу. А она, значит, никому не нужна.
Марина вздохнула. Она ожидала чего-то подобного.
– Лёш, это манипуляция. Она хочет, чтобы ты почувствовал вину и вернулся, извинился.
– Может и так, – он сжал её руку. – Но пока я здесь. С тобой.
Марина встала, обняла его. Они стояли на кухне, под жёлтым светом лампы, и Марина чувствовала, как напряжение последних дней медленно отступает. Не уходит совсем, нет. Но хотя бы отступает.
***
Две недели Валентина Степановна не выходила на связь. Не звонила, не писала. Алексей нервничал, несколько раз пытался дозвониться, но она не брала трубку. Марина видела, как это его гложет, но старалась держаться. Знала, что если сейчас проявит слабость, всё вернётся на круги своя.
За эти две недели они привели квартиру в порядок. Марина убрала красный чайник, заменила коврик в ванной, сняла картину с коровами. Заказала мебель для маленькой комнаты, той самой, которую Валентина Степановна назначила детской. Письменный стол, удобное кресло, полки для книг и образцов тканей. Комната превращалась в кабинет. В её личное пространство.
Алексей не возражал. Более того, помогал собирать мебель, вешать полки. Марина видела, что он старается, пытается показать, что действительно на её стороне. И это грело.
Но в глубине души она понимала: конфликт не исчерпан. Валентина Степановна не из тех, кто сдаётся. Она затаилась, но обязательно вернётся. И надо быть готовой.
В конце второй недели Марине позвонила коллега по работе, Светлана. Они иногда встречались на обед, обсуждали проекты и жизнь.
– Слушай, у меня такой вопрос, – сказала Светлана. – Ты знала, что Валентина Степановна, свекровь твоя, в больнице?
Марина замерла.
– Что? Где ты это слышала?
– Мне сегодня Оксана из соседнего отдела рассказывала. Её мать с твоей свекровью знакома, они вместе в какой-то группе для пенсионеров состоят. Говорит, что Валентина Степановна неделю назад с давлением свалилась, скорую вызывали.
Марина похолодела. Лёша ничего не говорил. Значит, не знал.
– Светка, спасибо. Я узнаю.
Она позвонила Алексею. Тот был на совещании, ответил коротко.
– Лёш, твоя мама в больнице. Ты знал?
Пауза. Потом тихо:
– Откуда ты знаешь?
– Неважно. Это правда?
– Да. Мне соседка её звонила позавчера. Сказала, что мама лежит в больнице, с давлением проблемы. Я хотел тебе сказать, но… боялся, что ты подумаешь, будто это манипуляция.
Марина сжала телефон.
– А это не манипуляция?
– Не знаю, – голос Алексея был измученным. – Честно, Маринка, не знаю. Может, и вправду заболела. Ей шестьдесят, давление в её возрасте, это серьёзно.
– Ты к ней ездил?
– Да. Вчера вечером. Она выглядит плохо. Бледная, осунувшаяся. Врачи говорят, что стресс. Что ей нельзя волноваться.
– И что ты ей сказал?
– Ничего, – он вздохнул. – Просто сидел рядом, держал за руку. Она плакала. Говорила, что чувствует себя никому не нужной.
Марина закрыла глаза. Вот оно. Чувство вины, которое Валентина Степановна так умело культивировала. Теперь она больна, слаба, и вся ответственность ложится на них. На Марину, которая «довела» свекровь до больницы своим упрямством.
– Лёш, давай вечером поговорим, – тихо сказала она.
– Давай.
***
Вечером они сидели в гостиной. Алексей рассказал всё подробно. Валентина Степановна действительно попала в больницу с гипертоническим кризом. Соседка нашла её без сознания на лестничной площадке, вызвала скорую. Врачи сказали, что это стресс, что в её возрасте такие вещи опасны.
– Она думает, что я её бросил, – говорил Алексей, глядя в пол. – Что выбрал тебя, а её оставил умирать в одиночестве.
– Это не правда, – Марина старалась говорить ровно, хотя внутри всё сжималось от злости и жалости одновременно. – Ты не бросал её. Ты просто обозначил границы. Это нормально.
– Для неё это одно и то же.
– Тогда это её проблема, Лёш. Не твоя и не моя.
– Но она же в больнице, – он поднял на неё глаза, и в них была мольба. – Что если что-то случится?
– Ничего не случится, – Марина подошла, села рядом. – Врачи сказали, что состояние стабильное, да? Значит, это просто давление. Его поправят, и она выйдет.
– А если нет?
– Лёш, послушай меня, – она взяла его лицо в ладони. – Твоя мать взрослая женщина. Она отвечает за своё здоровье. Да, ей тяжело. Да, она переживает. Но это не значит, что мы должны отказаться от своей жизни, чтобы ей было комфортно. Понимаешь? Отношения со свекровью, это не про то, чтобы жертвовать собой. Это про баланс, про уважение. А у вашей мамы этого уважения к нам нет.
– Была, – поправил он. – У моей мамы.
Марина кивнула. Правильнее было говорить так. Валентина Степановна была его мамой, и он имел право волноваться.
– Хорошо. У твоей мамы. Но суть не меняется. Если мы сейчас испугаемся, вернёмся, извинимся, повесим обратно эту табличку, всё начнётся заново. Только в следующий раз будет хуже.
Алексей молчал. Марина видела, как он борется с собой.
– Я схожу к ней завтра, – наконец сказал он. – Отвезу продукты, фрукты. Посижу. Но границы ставить не перестану. Договорились?
– Договорились, – Марина поцеловала его в щёку.
***
Алексей ездил к матери каждый день. Марина не возражала, хотя каждый раз, когда он уезжал, внутри сжималось тревожное предчувствие. А вдруг Валентина Степановна снова начнёт давить? А вдруг он не выдержит?
Но Алексей держался. Возвращался усталый, мрачный, но твёрдый. Рассказывал, что мама идёт на поправку, скоро выпишут. Что она ведёт себя тихо, почти не говорит, только смотрит на него грустными глазами.
– Она хочет, чтобы я почувствовал вину, – сказал он как-то вечером. – Ты права была. Это манипуляция. Но понимаешь, Маринка, даже когда знаешь, что тебя манипулируют, всё равно больно. Она же моя мать.
– Знаю, – Марина обняла его. – Мне тоже её жаль. Правда. Но мы не можем жить ради неё.
– Не можем, – согласился он.
Через десять дней Валентину Степановну выписали. Алексей забрал её из больницы, отвёз домой, помог устроиться. Марина предложила было поехать вместе, но он попросил не надо.
– Ей нужно время, – сказал он. – Она всё ещё обижена на тебя. Если ты приедешь, будет только хуже.
Марина согласилась. Хотя было обидно. Получалось, что конфликт со свекровью теперь определял всю их жизнь. Разделил на «до» и «после».
***
Прошёл ещё месяц. Ноябрь выдался серым и дождливым. Марина погрузилась в работу, старалась не думать о проблемах с семьей. Алексей продолжал навещать мать раз в неделю, но о том, что там происходит, рассказывал мало. Только один раз обмолвился, что Валентина Степановна спрашивала, не передумали ли они насчёт детей.
– И что ты ответил? – спросила Марина.
– Сказал, что когда будем готовы, тогда и заведём.
– Она что-то сказала?
– Промолчала.
Марина чувствовала, что свекровь не сдалась. Просто выжидает. Ищет новый способ надавить, добиться своего. И вот однажды вечером, когда Марина работала в своём кабинете, бывшей «комнате Арсения», Алексей вошёл с каким-то странным выражением лица.
– Мама хочет с нами поговорить, – сказал он.
– О чём?
– О квартире.
Марина отложила планшет.
– Что насчёт квартиры?
– Она говорит, что передумала дарить её нам просто так. Хочет, чтобы мы выплачивали ей деньги. Постепенно, по частям. Типа как ипотека, но без банка.
Марина почувствовала, как внутри всё холодеет.
– Серьёзно?
– Серьёзно, – Алексей сел на край стола. – Она сказала, что поняла свою ошибку. Что нельзя дарить взрослым детям такие дорогие подарки, потому что они перестают ценить. Что если мы хотим быть независимыми, то пусть будем независимыми до конца. Заплатим за квартиру.
Марина молчала, переваривая информацию. С одной стороны, это было возмутительно. Валентина Степановна сама купила им квартиру, сама настояла, а теперь требует деньги. С другой стороны, это был шанс. Шанс действительно стать независимыми, разорвать эту удушающую связь.
– Сколько она хочет?
– Половину стоимости, – Алексей избегал её взгляда. – Говорит, что половину дарит, а половину мы должны выплатить. Можно в рассрочку, без процентов. За пять лет, например.
Марина быстро прикинула. Квартира стоила около девяти миллионов. Половина, это четыре с половиной. За пять лет, это семьдесят пять тысяч в месяц. Посильно, но тяжело. Придётся экономить, отказаться от части развлечений. Но зато они будут свободны.
– А если мы откажемся?
Алексей наконец посмотрел на неё.
– Она намекнула, что может попросить нас съехать. Юридически квартира оформлена на меня, но она дарственная. Мама говорит, что может попробовать оспорить дарение, если докажет, что мы неблагодарные.
– Это бред, – Марина встала. – Так дарственные не работают.
– Может, и бред. Но судиться с собственной матерью я не хочу, – он потёр лицо руками. – Маринка, что делать?
Марина подошла к окну, посмотрела на огни города. Дождь барабанил по стеклу. Внизу, на детской площадке, пустой и мокрой, качались качели.
– Давай заплатим, – тихо сказала она.
– Что?
– Давай заплатим ей половину стоимости. В рассрочку, как она хочет. Только оформим всё официально, через договор. Чтобы потом не было никаких претензий.
– Ты серьёзно?
– Абсолютно, – Марина повернулась к нему. – Понимаешь, Лёш, я думала об этом. Пока мы живём в квартире, которую купила твоя мама, мы зависим от неё. Она всегда может это использовать. А если мы заплатим, квартира станет по-настоящему нашей. Мы никому ничего не будем должны. Ни морально, ни юридически.
– Но это же деньги. Большие деньги.
– Да. Но это цена нашей свободы, – Марина подошла, обняла его. – Это цена права жить так, как мы хотим. Без давления родственников, без чувства вины. Понимаешь?
Алексей молчал, обнимая её. Потом тихо сказал:
– Ты самая сильная женщина, которую я знаю.
– Я просто хочу, чтобы у нас была нормальная жизнь, – ответила Марина.
***
Через неделю они встретились с Валентиной Степановной у нотариуса. Оформили договор: Алексей с Мариной обязуются выплатить четыре миллиона пятьсот тысяч рублей в течение пяти лет, по семьдесят пять тысяч ежемесячно. Валентина Степановна сидела напротив, прямая, с каменным лицом. Подписала документы, не глядя на них.
Когда они вышли из нотариальной конторы, она наконец заговорила.
– Значит, решили откупиться?
– Мама, не надо так, – Алексей попытался взять её за руку, но она отстранилась.
– Я правильно всё поняла. Вы хотите жить своей жизнью, без меня. Вот и живите. Только запомни, Алексей: когда мне понадобится помощь, когда я стану совсем старая и немощная, не стучитесь ко мне. Вы выбрали независимость, получите её сполна.
– Валентина Степановна, – Марина шагнула вперёд. – Мы не хотим жить без вас. Мы хотим жить со взаимным уважением. Это разные вещи.
– Уважением, – свекровь усмехнулась. – Ты сломала мой подарок, гнала меня из квартиры, довела меня до больницы, и теперь говоришь про уважение?
– Я не гнала вас. Я просто попросила соблюдать границы.
– Границы, – Валентина Степановна покачала головой. – Вы, молодые, все эти слова модные знаете. Границы, личное пространство. А про семью забыли. Про то, что семья, это когда все вместе, когда помогают друг другу.
– Помогать, это не значит указывать, как жить, – твёрдо сказала Марина. – И навязывать свои планы.
– Я не навязывала. Я хотела внуков. Это что, преступление?
– Нет. Но это наше решение, когда их заводить.
Валентина Степановна молчала, глядя на Марину. Потом перевела взгляд на сына.
– Ты её выбрал, значит, живи. Но помни: я всё сделала для тебя. А ты предпочёл чужого человека.
– Мама, Марина не чужой человек, – голос Алексея дрогнул. – Она моя жена.
– Жена, – свекровь кивнула. – Ну что ж. Пусть она тебе теперь и мать заменит.
Она развернулась и пошла прочь. Алексей сделал шаг за ней, но Марина удержала его.
– Отпусти, – тихо сказала она. – Ей нужно время.
Они стояли на улице, под мелким ноябрьским дождём, и Марина чувствовала, как у Алексея дрожат плечи. Он не плакал, но было видно, что близок к этому.
– Всё будет хорошо, – прошептала она, обнимая его. – Рано или поздно она поймёт.
Но сама в это не верила.
***
Декабрь пролетел незаметно. Работы было много, Новый год приближался, нужно было думать о подарках, о праздниках. Марина с Алексеем жили тихо, почти замкнуто. Валентина Степановна не звонила. Алексей пытался дозвониться несколько раз, но она не брала трубку. Один раз он поехал к ней, но дверь не открыли, хотя из-за двери доносились звуки телевизора.
– Она меня игнорирует, – сказал он, вернувшись. – Как ребёнок.
– Может, ей действительно нужно время, – попыталась утешить Марина, хотя сама была встревожена.
Они праздновали Новый год вдвоём, в своей квартире. Марина приготовила ужин, Алексей открыл шампанское. Сидели на диване, смотрели в окно на салюты, которые взрывались над городом. Было уютно, тихо. Но в глубине души Марина чувствовала пустоту. Что-то не закончилось. Что-то висело в воздухе, ожидая своего часа.
В начале января Алексею на работе предложили повышение. Новая должность, больше ответственности, больше денег. Он пришёл домой радостный, взволнованный.
– Представляешь, теперь я буду руководить всем отделом! Зарплата вырастет процентов на сорок. Мы сможем быстрее выплатить маме долг.
– Это здорово, – Марина обняла его. – Я так горжусь тобой.
– Хочу сказать маме, – он достал телефон. – Может, она обрадуется, захочет встретиться.
Он набрал номер. На этот раз Валентина Степановна ответила. Алексей включил громкую связь, и Марина слышала её голос, сухой и холодный.
– Слушаю.
– Мам, привет! У меня новость. Мне дали повышение на работе.
– Поздравляю.
– Мам, ну не будь такой. Я хочу тебя видеть. Давай встретимся, отметим.
– Зачем? У тебя своя жизнь, у меня своя.
– Мам, пожалуйста, – в голосе Алексея появились умоляющие нотки. – Ты же моя мать. Я скучаю.
Пауза. Потом тихо:
– Хорошо. Приезжай в субботу. Один.
И трубку отключили. Алексей посмотрел на Марину.
– Видишь? Она не хочет, чтобы ты приезжала.
– Ничего, – Марина пожала плечами, хотя внутри кольнуло. – Поезжай сам. Может, вам правда нужно поговорить наедине.
***
В субботу Алексей уехал к матери. Марина осталась дома, пыталась работать, но не получалось. Мысли возвращались к свекрови, к тому, что она скажет Алексею. Вдруг она снова начнёт давить? Вдруг придумает новый способ манипулировать?
Алексей вернулся поздно вечером. Выглядел усталым, но не расстроенным.
– Как прошло? – спросила Марина.
– Нормально, – он снял куртку, прошёл на кухню, налил себе воды. – Мама выглядит лучше. Готовила обед, мы поговорили. Она поздравила меня с повышением.
– И всё?
– Ну, она опять про детей заговорила. Спросила, не планируем ли мы в этом году. Я сказал, что пока нет.
– Как она отреагировала?
– Промолчала. Потом сказала, что время идёт, что мне тридцать, тебе двадцать восемь, что надо думать о будущем.
Марина села на стул.
– И что ты ответил?
– Ответил, что мы думаем. Но решать будем сами, – он подошёл, обнял её со спины. – Не волнуйся, Маринка. Я не поддался.
Но Марина волновалась. Потому что знала: это только начало. Валентина Степановна не из тех, кто сдаётся.
***
Прошло полгода. За это время многое изменилось. Марина получила большой заказ, работа шла хорошо, приносила не только деньги, но и удовольствие. Алексей освоился на новой должности, зарабатывал действительно больше. Они выплачивали свекрови деньги каждый месяц, строго по графику, переводом на карту. Валентина Степановна подтверждала получение короткими сообщениями: «Получила». Больше ничего.
Иногда Алексей ездил к ней в гости. Возвращался молчаливым, задумчивым. Марина не спрашивала, о чём они говорят. Понимала, что это его личное пространство, его отношения с матерью. Она не хотела вмешиваться, если он сам не просил.
Но в конце июня случилось то, чего Марина боялась. Алексей пришёл домой и сказал:
– Мама попросила о встрече. Втроём. С тобой.
Марина замерла.
– Зачем?
– Говорит, что хочет поговорить. Спокойно, по-взрослому. Без обид и упрёков.
Марина недоверчиво посмотрела на мужа.
– И ты ей веришь?
– Не знаю, – он пожал плечами. – Но я хочу попробовать. Маринка, уже полгода прошло. Может, она правда передумала, поняла что-то. Давай дадим ей шанс?
Марина колебалась. С одной стороны, хотелось верить, что возможно примирение. С другой, она прекрасно помнила все прошлые конфликты, помнила табличку с именем, помнила больничную манипуляцию.
– Хорошо, – наконец сказала она. – Но на нейтральной территории. Не у неё дома и не у нас. В кафе, например.
– Договорились.
***
Встреча была назначена на воскресенье, в небольшом кафе в центре. Марина оделась строго, собрала волосы в пучок, даже накрасилась, чего обычно не делала в выходные. Хотела выглядеть уверенно, собранно. Алексей был напряжён, молчал всю дорогу.
Валентина Степановна уже сидела за столиком у окна. Она похудела, постарела. Волосы, всегда аккуратно уложенные, теперь были просто зачёсаны назад. Одета скромно, без обычных украшений. Когда они подошли, она встала, неловко улыбнулась.
– Здравствуйте.
– Здравствуйте, Валентина Степановна, – Марина села напротив.
Алексей сел рядом с матерью, как будто пытаясь быть посредником между двумя женщинами.
Официант принёс меню. Заказали кофе, молчание затягивалось. Наконец Валентина Степановна заговорила.
– Я хотела извиниться, – сказала она, глядя в стол. – За то, как вела себя. За табличку, за давление. Я много думала эти месяцы. И поняла, что была не права.
Марина молчала, ожидая продолжения. Слова звучали правильно, но что-то в интонации свекрови настораживало.
– Видишь ли, Мариночка, – Валентина Степановна подняла глаза. – Я всю жизнь посвятила сыну. После смерти мужа он был для меня всем. Я работала на трёх работах, чтобы он ни в чём не нуждался. Оплачивала репетиторов, институт, всё. И когда он женился, я поняла, что теперь должна отступить. Но отступать не хотелось. Потому что без него я никто.
Голос её дрогнул. Марина почувствовала укол жалости, но заставила себя оставаться настороже.
– Я понимаю, как вам было тяжело, – осторожно сказала Марина. – Но понимаете ли вы, как было тяжело нам? Когда вы указывали, как обставлять квартиру, когда заводить детей, как их называть?
– Понимаю, – кивнула Валентина Степановна. – Теперь понимаю. Я перешла границы. Эти ваши современные слова про личное пространство, про уважение, я их не знала. В моё время было иначе. Семья жила вместе, старшие решали, младшие слушались.
– Но сейчас не ваше время, – твёрдо сказала Марина.
– Знаю, – свекровь вздохнула. – Знаю, Мариночка. И я хочу наладить отношения. Хочу, чтобы вы меня простили. Чтобы мы могли общаться нормально, как семья.
Марина посмотрела на Алексея. Тот сидел с надеждой в глазах, ждал, что она согласится, что всё наладится.
– Валентина Степановна, – медленно начала Марина. – Я готова попробовать. Но при одном условии: вы больше не будете вмешиваться в нашу жизнь. Не будете давать советы, которые мы не просим. Не будете требовать внуков. Не будете приезжать без предупреждения. Согласны?
Валентина Степановна помолчала, потом кивнула.
– Согласна.
– И ещё, – добавила Марина. – Если у нас когда-нибудь будут дети, мы сами решим, как их называть. Без вашего участия.
Лицо свекрови дрогнуло. Она быстро отвернулась к окну.
– Хорошо, – тихо сказала она. – Как скажете.
Кофе остыл. Они сидели за столиком втроём, и Марина чувствовала, что что-то не так. Валентина Степановна согласилась слишком быстро, слишком покорно. Это было непохоже на неё.
– Мам, всё хорошо? – Алексей взял её за руку.
– Хорошо, сынок, – она улыбнулась, но улыбка не коснулась глаз. – Просто я поняла, что стареею. Что скоро буду совсем никому не нужна. Вот и хочу хоть как-то сохранить связь с вами.
– Ты нужна, мам, – Алексей сжал её руку. – Всегда будешь нужна.
Валентина Степановна посмотрела на Марину.
– А ты так думаешь, Мариночка?
Марина медлила с ответом. Хотелось сказать правду: что она не знает, что слишком много обид накопилось, что доверие разрушено. Но видела, как Алексей смотрит на неё с надеждой, и не смогла.
– Конечно, – выдавила она из себя. – Вы мать Алексея. Это уже делает вас важной частью нашей семьи.
– Частью, – эхом повторила Валентина Степановна. – Ну что ж. Хоть что-то.
***
После той встречи отношения формально наладились. Валентина Степановна стала звонить раз в неделю, спрашивать, как дела, не нужна ли помощь. Приезжала раз в месяц, всегда предупреждая заранее. Вела себя сдержанно, вежливо. Больше не давала непрошеных советов, не приносила подарков, которые не заказывали.
Но Марина чувствовала фальшь. В каждом слове, в каждом жесте свекрови читалась затаённая обида. Валентина Степановна играла роль покорной, понимающей матери, но делала это слишком демонстративно. Будто показывала: вот, смотрите, я всё делаю правильно, а вы всё равно недовольны.
Алексей не замечал этого. Или не хотел замечать. Он радовался, что конфликт исчерпан, что мать с женой наконец-то нашли общий язык. Марина не разубеждала его. Зачем портить хрупкий мир?
Но в августе случилось событие, которое всё изменило. Марина обнаружила, что беременна.
Она сделала тест рано утром, когда Алексей ещё спал. Две полоски. Чёткие, яркие. Марина стояла в ванной, глядя на тест, и не знала, что чувствовать. С одной стороны, она хотела детей. Когда-нибудь. С другой, сейчас было не лучшее время. Работа шла хорошо, карьера строилась, выплаты по квартире ещё не закончились.
И главное, был страх. Страх, что Валентина Степановна воспримет эту новость как свою победу. Что всё, чего они добились, все границы, которые установили, рухнут в один момент.
Марина спрятала тест, умылась, вышла из ванной. Алексей уже проснулся, сидел на кровати, проверял телефон.
– Доброе утро, – сказала она, стараясь говорить обычным голосом.
– Доброе, – он улыбнулся. – Ты бледная какая-то. Всё в порядке?
– Да, – Марина села рядом. – Лёш, нам надо поговорить.
Он отложил телефон, посмотрел на неё внимательно.
– Что случилось?
– Я беременна.
Тишина. Алексей смотрел на неё, и по его лицу скользили эмоции: удивление, радость, растерянность.
– Ты... правда?
– Правда. Только что сделала тест.
Он обнял её, крепко, и Марина почувствовала, как он дрожит.
– Это же замечательно, – прошептал он. – Маринка, это же счастье.
– Да, – она обняла его в ответ. – Но, Лёш, есть одна проблема.
– Какая?
– Твоя мама.
Он отстранился, посмотрел на неё.
– Что с ней?
– Когда она узнает, всё начнётся заново. Советы, указания, вмешательство. Ты же её знаешь. Она считает, что имеет право голоса в воспитании внуков.
– Не будет она вмешиваться, – Алексей покачал головой. – Мы же договорились. Она обещала.
– Лёш, она обещала, потому что детей не было. А теперь будут. И всё изменится.
– Не изменится, – он взял её за руки. – Я не позволю. Мы с тобой справимся. Вместе.
Марина хотела верить. Но внутри сидел холодный, тяжёлый страх.
***
Они решили пока никому не говорить. Подождать хотя бы до конца первого триместра, когда риски снизятся. Марина прошла обследование, врач подтвердил беременность, всё было в порядке. Срок небольшой, семь недель.
Но уже через неделю Валентина Степановна как будто почувствовала что-то. Позвонила Алексею, сказала, что хочет заехать, привезти банки с вареньем, которое сама закрывала.
– Мам, можно в следующий раз? – попытался отложить Алексей. – У нас сейчас не очень удобно.
– Неудобно? – в голосе свекрови прозвучало подозрение. – Что случилось?
– Ничего не случилось. Просто устали, хотим отдохнуть.
– Хорошо, – она помолчала. – Тогда в воскресенье приеду. Ладно?
Алексей посмотрел на Марину. Та пожала плечами. Всё равно рано или поздно свекровь узнает.
– Ладно, – согласился он.
В воскресенье Валентина Степановна приехала с двумя огромными пакетами. Варенье, компоты, домашние заготовки.
– Вот, сынок, – говорила она, выставляя банки на стол. – Витамины нужны, здоровье беречь надо.
Марина сидела на диване, наблюдая за свекровью. Та выглядела оживлённой, почти счастливой. Суетилась, раскладывала банки, что-то рассказывала. И вдруг остановилась, посмотрела на Марину.
– Ты что-то бледная, Мариночка. Ешь мало, наверное?
– Нормально ем, – Марина постаралась улыбнуться.
– Нет, бледная, – Валентина Степановна прищурилась. – И под глазами круги. Ты не заболела?
– Нет, просто устала. Работы много.
Свекровь молчала, разглядывая её. Потом медленно сказала:
– Или ты беременна?
Повисла тишина. Алексей замер с банкой в руках. Марина почувствовала, как сердце ухает вниз.
– С чего вы взяли? – голос её прозвучал слишком высоко.
– Да я же не слепая, – Валентина Степановна села на стул. – Лицо другое. Глаза другие. Да и ты, Лёша, – она повернулась к сыну, – ведёшь себя странно. Нервничаешь, прячешь что-то.
Алексей посмотрел на Марину. Та медленно кивнула. Бессмысленно скрывать.
– Да, мам. Марина беременна. Срок маленький, мы пока никому не говорили.
Лицо Валентины Степановны преобразилось. Глаза загорелись, на губах появилась улыбка.
– Внук, – прошептала она. – У меня будет внук.
– Или внучка, – заметила Марина. – Мы ещё не знаем.
– Внук, – упрямо повторила свекровь. – Я чувствую. Мальчик будет. Арсений.
И Марина поняла, что всё начинается заново.
Следующие недели подтвердили худшие опасения. Валентина Степановна звонила каждый день. Спрашивала, как самочувствие, что ела Марина, принимает ли витамины, ходит ли к врачу. Присылала ссылки на статьи о беременности, рецепты полезных блюд, советы по выбору роддома.
Марина терпела. Старалась отвечать вежливо, но каждый звонок давался всё тяжелее. Внутри росло раздражение, смешанное со страхом. Она видела, как свекровь снова берёт контроль, снова влезает в их жизнь, и не знала, как остановить это.
– Лёш, поговори с ней, – попросила Марина однажды вечером. – Она звонит по пять раз на день. Я не выдерживаю.
– Она волнуется, – Алексей пожал плечами. – Это же её первый внук. Естественно, что она переживает.
– Но это моя беременность. Моё тело. Мой ребёнок.
– Наш ребёнок, – поправил он. – И мамин внук. Давай не будем устраивать скандалов. Потерпи немного.
Но терпеть становилось всё сложнее. Особенно когда Валентина Степановна приехала с огромной коробкой.
– Что это? – спросила Марина, глядя на коробку в прихожей.
– Кроватка, – гордо объявила свекровь. – Нашла в магазине «Домашний уют», та самая, что я ещё полгода назад присматривала. Решила не тянуть, купила. Вот, давайте соберём, поставим в детскую.
– Валентина Степановна, – Марина собрала всю свою выдержку. – Мы сами выберем кроватку. Когда придёт время.
– Какое время? – свекровь нахмурилась. – Уже второй триместр скоро начнётся. Надо готовиться. Я ещё коляску присмотрела, хорошую, импортную. На следующей неделе привезу.
– Нет, – твёрдо сказала Марина. – Не надо.
– Как это не надо? – Валентина Степановна выпрямилась. – Ребёнку нужна коляска.
– Нужна. Но мы купим её сами.
– Зачем тратить деньги? Я куплю. Мне не жалко для внука.
– Речь не о деньгах, – Марина почувствовала, как внутри закипает. – Речь о том, что это наше решение. Наш ребёнок, наши покупки.
– Опять ты за своё, – свекровь скрестила руки на груди. – Я хочу помочь, а ты отталкиваешь.
– Я не отталкиваю. Я прошу соблюдать границы, о которых мы договаривались.
– Какие границы, когда речь о ребёнке? – голос Валентины Степановны повысился. – Это мой внук! Мой!
– Нет, – Марина шагнула вперёд. – Это мой ребёнок. Мой и Алексея. А вы, бабушка. Просто бабушка. Не мать, не главная по воспитанию. Бабушка, которая может помогать, если её попросят. Но не указывать, не диктовать.
Валентина Степановна побледнела.
– Ты... – она задохнулась от возмущения. – Ты смеешь мне говорить, кто я для этого ребёнка?
– Смею, – Марина стояла, не отводя взгляда. – Потому что это правда.
– Лёша, – свекровь повернулась к сыну, который всё это время молчал, стоя в дверях гостиной. – Ты слышишь, что она говорит? Ты позволишь ей так со мной разговаривать?
Алексей смотрел на них обеих, лицо его было напряжённым, усталым.
– Мам, – медленно начал он. – Марина права. Мы сами решим, что покупать для ребёнка. Ты можешь помогать, но не решать за нас.
– Значит, так, – Валентина Степановна схватила сумку. – Значит, я опять никто. Опять меня отталкивают. Ну ладно. Живите как хотите. Только когда вам понадобится помощь с ребёнком, когда будете не высыпаться и разрываться между работой и памперсами, не вспоминайте обо мне. Я уже не приду. Потому что меня не ценят.
Она схватила коробку с кроваткой и поволокла к двери.
– Мам, стой, – Алексей кинулся к ней. – Не уходи так.
– Отпусти, – она вырвала руку. – Я всё поняла. Мне тут не рады. Я лишняя.
Дверь захлопнулась. Алексей стоял посреди прихожей, растерянный, несчастный. Марина подошла, хотела обнять, но он отстранился.
– Зачем ты так с ней? – тихо спросил он.
– Что значит «так»? Я просто попросила не вмешиваться.
– Ты её унизила. Сказала, что она просто бабушка. Ты понимаешь, как это звучит?
– Понимаю, – Марина почувствовала, как голос дрожит. – И это правда, Лёш. Она бабушка, а не мать этого ребёнка. Мать, это я.
– Но она имеет право участвовать в жизни внука.
– Имеет. Когда мы позволим. А не по её желанию.
Он молчал, отвернувшись. Марина видела, как напряжены его плечи, как сжаты кулаки.
– Я устал, Маринка, – наконец сказал он. – Устал быть между вами. Между матерью и женой. Мне кажется, что я всем делаю только хуже, а сам разрываюсь на части. Муж между женой и матерью, это про меня. И я не знаю, как из этого выйти.
Марина подошла, обняла его сзади.
– Прости, – прошептала она. – Я не хочу, чтобы тебе было тяжело. Но я не могу позволить ей снова захватить нашу жизнь. Если мы сейчас сдадимся, дальше будет только хуже. Она будет решать, как кормить ребёнка, как одевать, во сколько укладывать спать. Всё.
– Может, это не так страшно? – он повернулся, посмотрел на неё. – Может, стоит позволить ей помогать? Нам и правда будет тяжело с ребёнком.
– Помогать и контролировать, это разные вещи.
– Ты просто не даёшь ей шанса. Отталкиваешь на каждом шагу.
– Потому что каждый её шаг, это попытка влезть в нашу жизнь!
Они стояли, глядя друг на друга, и Марина поняла: что-то ломается между ними. Что-то важное, что держало их вместе.
– Я поеду к маме, – сказал Алексей. – Извинюсь. Попытаюсь объяснить.
– Лёш, не надо, – Марина схватила его за руку. – Подожди. Давай сначала успокоимся, обсудим всё спокойно.
– Нет, – он высвободил руку. – Я должен с ней поговорить. Сейчас.
Он ушёл. Марина осталась одна в пустой квартире, и впервые за всё время почувствовала настоящий, леденящий страх. Страх, что может потерять его. Что проблемы молодой семьи, когда свекровь вмешивается в жизнь, могут разрушить их брак.
***
Прошло полгода. На двери комнаты, которая теперь служила Марине кабинетом, не было никаких табличек. Только тихая царапина от гвоздика, которую не мог закрасить ни один слой краски.
В дверь позвонили. На пороге стояла Валентина Степановна. Она выглядела старше и как-то съёжившейся. В руках у неё был всё тот же пакет из «Детского мира», но теперь помятый.
– Лёша дома? – спросила она, не глядя Марине в глаза.
– Нет. На работе. Заходите.
Свекровь молча прошла в гостиную. Её взгляд упал на закрытую дверь бывшей «комнаты Арсения». Она долго смотрела на неё, а потом тихо, почти шёпотом, сказала:
– Я… купила новые обои. Для мальчика. С корабликами. Считала, что это счастливая примета.
Марина взяла со стола чашку с остывшим чаем, ощущая, как дрожат её пальцы. Живот округлился, стал заметен под свободным платьем. Двадцать четыре недели. Совсем скоро УЗИ покажет пол ребёнка.
– Валентина Степановна, – начала она так же тихо. – Мы с Алексеем…
– Знаю, – перебила её свекровь. Она повернулась, и в её глазах Марина, к своему ужасу, увидела не злость, а растерянную, детскую обиду. – Он сказал. Что вы никуда не торопитесь. Что у вас свои планы. Что я… надавила.
Она положила пакет на пол.
– Забирай эти обои. Выбросишь. Или… может, когда-нибудь…
Она не договорила, быстро направилась к выходу. На пороге остановилась.
– А имя Арсений… оно ведь красивое, правда? – спросила она, и голос её дрогнул.
Марина не нашлась, что ответить. Дверь за свекровью тихо закрылась. Она стояла в прихожей, одна, глядя на помятый пакет с обоями, на который падал косой вечерний свет из окна. Внутри шевелился ребёнок, напоминая о будущем, которое им всем предстояло прожить. Вместе или порознь, она пока не знала.