Марина нашла это случайно. Тетрадь в клеёнчатой обложке, спрятанная под стопкой нового постельного белья. Открыла — и села на пол прямо там, у шкафа свекрови. Потому что цифры в этой тетради перевернули всё, что она думала о Зое Ивановне последние три года.
***
Марина стояла перед открытым холодильником и чувствовала, как внутри закипает глухое, тягучее раздражение. На средней полке, словно насмешка, лежал пакет молока. Мягкий, расплывшийся, с синим штампом «Красная цена». Рядом притулился кусок сыра, похожего на застывший парафин, и батон колбасы, которую даже дворовые коты обходили стороной.
— Зоя Ивановна! — крикнула Марина в глубину квартиры. — Мы же договаривались!
На кухню, шаркая стоптанными тапками, вышла свекровь. В своём неизменном халате в цветочек, который Марина мечтала выбросить ещё три года назад. Зоя Ивановна посмотрела на невестку поверх очков — спокойно и даже с некоторым вызовом.
— Чего шумишь, Мариша?
— Молоко. Опять это молоко. Я же просила брать нормальное, в бутылке. Это даже в кофе не взбивается, оно водянистое совсем!
— Нормальное молоко, — невозмутимо парировала свекровь, забирая пакет из рук Марины и ловко пристраивая его обратно на полку. — Зачем переплачивать за упаковку? Тебе бутылка нужна или продукт? Состав один и тот же, я читала.
— Состав один, а вкус разный! — Марина захлопнула холодильник чуть сильнее, чем следовало. — Мы же даём вам деньги на хозяйство. Полную сумму. Почему мы должны есть эти… заменители еды?
Зоя Ивановна поджала губы. Это было её коронное выражение — «праведница в окружении расточителей».
— Копейка рубль бережёт, — изрекла она, и от этой народной мудрости у Марины свело скулы. — Вы молодые, вам не понять. Деньги сквозь пальцы текут. А я экономлю. Вон, по акции взяла сосиски. Две пачки по цене одной. Выгодно.
— Там мяса нет! — не выдержала Марина. — Одни субпродукты с соей. Вадик это есть не будет.
— Вадик будет есть то, что дают, если ты не станешь его баловать, — отрезала свекровь и повернулась к плите, где в кастрюле булькало нечто серое — суп из куриных спинок.
Марина выскочила из кухни, чувствуя, что если останется ещё на минуту, то наговорит лишнего.
Ей тридцать три года. Она работает старшим менеджером в логистической компании, муж Паша — инженер. Не богачи, но и не бедствуют. Могут позволить себе нормальную еду. Но живут в квартире свекрови — копили на первоначальный взнос по ипотеке, хотели сразу большую сумму внести. И вот третий год этого «райского» сосуществования медленно превращал Марину в неврастеничку.
Вечером пришёл с работы Паша. Уставший, голодный. Сел за стол, потёр лицо руками.
— Что на ужин?
Зоя Ивановна тут же возникла рядом с тарелкой.
— Макарошки с сосисками, Павлик. И салатик из капусты.
Марина сидела напротив и молча ковыряла вилкой слипшиеся макароны. Самые дешёвые, которые превращались в клейстер через пять минут варки.
Паша ел молча. Он вообще предпочитал не вмешиваться в кухонные войны. Его позиция была простой: мама пожилая, у неё свои привычки, потерпим.
— Мам, — осторожно начал он, прожевав кусок той самой акционной сосиски. — А может, в выходные шашлык сделаем? Мяса купим нормального. Шейку свиную.
— Зачем шейку? — тут же встрепенулась Зоя Ивановна. — В «Пятёрочке» куриные бёдра по скидке. Замаринуем в майонезе — отлично будет.
— Паш, я хочу мяса, — тихо, но твёрдо сказала Марина. — Свинину. Или говядину.
— Ой, делайте что хотите, — махнула рукой свекровь, обиженно поджимая губы. — Я же как лучше хочу. Экономлю ваш бюджет. Вам ещё ипотеку брать.
Это был её главный козырь. Ипотека. Любая трата, выходящая за рамки прожиточного минимума, объявлялась преступлением против будущего жилья.
— Зоя Ивановна, мы даём вам тридцать тысяч в месяц на продукты и коммуналку, — не выдержала Марина. — Коммуналка — пять. Остаётся двадцать пять. На троих взрослых и ребёнка — не шикарно, но и не куриные спинки! Куда деваются деньги?
Свекровь замерла. На кухне повисла тишина, нарушаемая только тиканьем старых часов на стене.
— Ты меня в воровстве подозреваешь? — голос Зои Ивановны дрогнул. Не от страха — от праведного гнева. — Я для вас стараюсь, выкраиваю, ищу где подешевле, ноги стаптываю по магазинам, а ты…
Она демонстративно всхлипнула, бросила кухонное полотенце на стол и ушла в свою комнату. Хлопнула дверь.
— Ну зачем ты так? — Паша укоризненно посмотрел на жену. — Мать обидела.
— Паша, она нас кормит отходами! — зашептала Марина. — Ты видел этот сыр? Им можно гвозди забивать. А хлеб? Она специально берёт вчерашний, потому что он на пять рублей дешевле. Или она жадничает, или копит себе «на чёрный день», как все пожилые.
— Ну и пусть копит, — вздохнул муж. — Ей так спокойнее. Потерпим ещё полгода, возьмём квартиру и съедем.
— Я до язвы желудка не дотерплю, — буркнула Марина, отодвигая тарелку.
Суббота началась с традиционного «похода по магазинам». Обычно Зоя Ивановна ходила одна, с сумкой-тележкой на колёсиках, обходя район в радиусе трёх километров в поисках лучших акций. Но сегодня Марина решила пойти с ней — под предлогом помощи, а на самом деле для контроля.
В супермаркете Марина уверенно направилась к витрине с молочкой. Взяла две бутылки хорошего молока, сметану, творог нормальной жирности. Обернулась — Зои Ивановны рядом не было.
Свекровь обнаружилась у корзины с уценёнными овощами. Она сосредоточенно перебирала помятые помидоры и сморщенные перцы.
— Зоя Ивановна, зачем? — взмолилась Марина. — Давайте возьмём нормальные помидоры. Вон те, на ветке.
— По триста рублей за килограмм? — ужаснулась свекровь. — С ума сошла? Эти по пятьдесят. Обрежем бочок, в зажарку пойдёт. Какая разница, что в суп класть?
— Я салат хотела сделать. Свежий.
— Свежий и из капусты можно. А помидоры зимой — баловство. Нитраты одни.
Марина стиснула зубы. В её тележке уже лежали нормальные продукты, но Зоя Ивановна, проходя мимо, незаметно выкладывала то, что считала излишеством. Марина клала обратно. Это напоминало немую битву.
У кассы свекровь устроила представление.
— Девушка, а почему у вас ценник на гречку сорок пять, а пробиваете по пятьдесят? — зычно спросила она кассиршу.
— Акция закончилась вчера, — устало ответила та.
— Так меняйте ценники! Я не буду брать по пятьдесят. Отмена!
— Зоя Ивановна, пять рублей разницы! — взмолилась Марина. Очередь сзади начала недовольно гудеть.
— Дело не в пяти рублях, а в принципе! — гордо заявила свекровь. — Нельзя позволять себя обманывать.
Они вышли из магазина. Марина тащила тяжёлые пакеты, Зоя Ивановна катила свою тележку, в которой позвякивали банки с самым дешёвым паштетом.
— Вот видишь, — наставительно говорила свекровь, шагая рядом. — Сэкономили рублей двести. А двести рублей на дороге не валяются. Это булка хлеба, пакет молока, и ещё на проезд останется.
Марина молчала. Она думала о том, что двести рублей — это цена её нервных клеток, которые умирали тысячами каждый раз, когда она видела в холодильнике эти проклятые продукты по акции.
Вечером, когда уложили семилетнего Вадика спать, Марина спросила у мужа:
— Может, у неё долги? Может, в какую-нибудь финансовую пирамиду влезла? Или мошенникам перевела? Ну не может нормальный человек так трястись над каждой копейкой, имея нормальный бюджет.
— Марин, какие долги? Она из дома почти не выходит, кроме магазина. Телефон у неё кнопочный, интернета нет. Просто старая закалка.
— Какая закалка, Паша? Ей шестьдесят семь! Она родилась в конце пятидесятых. Голода не видела. Это не закалка — это скупость. Патологическая.
На следующей неделе случился настоящий скандал. Вадик, придя из школы, попросил йогурт.
— Нет йогурта, — сказала бабушка. — Кефирчику попей с сахаром. Полезнее.
— Ба, ну я хочу тот, с шариками! — заныл внук.
— Шарики — это химия, — отрезала Зоя Ивановна. — И вообще, йогурты эти — деньги на ветер. Две ложки съел, а стоит как килограмм картошки.
Марина, услышав это, выскочила из комнаты.
— Я вчера покупала йогурты! Четыре штуки. Где они?
Свекровь спокойно посмотрела на неё:
— Я их не трогала.
— В смысле не трогали? Я положила их в холодильник. На верхнюю полку.
— А, эти… — Зоя Ивановна сделала неопределённый жест рукой. — Так срок годности там заканчивался. Я оладушки испекла.
— Оладушки?! Из йогуртов по семьдесят рублей за штуку? Зоя Ивановна, вы издеваетесь? У них срок годности был ещё три дня!
— Показалось, что крышки вздулись, — пожала плечами свекровь. — Не выбрасывать же. А оладьи знатные вышли, пышные. Вадик с удовольствием поел.
Марина почувствовала, как к горлу подкатывает ком. Это было уже не просто экономией. Это было вредительство. Словно свекровь специально уничтожала всё, что казалось ей «барством».
— Знаете что, — тихо сказала Марина. — С завтрашнего дня мы питаемся отдельно. Я буду покупать продукты сама. Готовить сама. И ставить на отдельную полку.
Зоя Ивановна побледнела. Губы её задрожали.
— Вот как? Брезгуете материнской стряпнёй? Разделиться решили? Как соседи в коммуналке?
— Как люди, которые хотят нормально питаться! — не выдержала Марина.
— Ну и пожалуйста! — свекровь демонстративно отвернулась. — Готовьте свои деликатесы. Только потом не жалуйтесь, что денег на ипотеку не хватает.
Эксперимент с раздельным питанием продержался ровно три дня. Это было невыносимо неудобно. Две кастрюли супа на одной плите. «Чья это колбаса лежит на моей полке?». Демонстративные вздохи Зои Ивановны, когда Марина резала хорошую ветчину.
— Жируете, — комментировала свекровь, проходя мимо стола, где семья ужинала стейками. — А масло растительное опять подорожало.
В четверг Зоя Ивановна слегла. Давление. Лежала в своей комнате, охала, пахла корвалолом.
— Марин, — позвал Паша. — Может, маме скорую вызвать?
— Сейчас померяю давление, — вздохнула Марина. Злость на свекровь боролась с чувством долга. Всё-таки мать мужа.
Она зашла в комнату свекрови. Там пахло лавандой и старостью. Зоя Ивановна убиралась тщательно, но в комнате всё равно витал особый дух — запах прожитых лет.
— Зоя Ивановна, давайте руку.
Сто шестьдесят на девяносто. Многовато, но не критично.
— Таблетку пили?
— Пила, — слабо отозвалась свекровь. — Мариночка, там в шкафу, в нижнем ящике, тонометр мой старый лежит, механический. Этот твой электронный врёт всё. Достань, а?
Марина полезла в шкаф. Нижний ящик был забит постельным бельём — новыми комплектами, ещё в упаковках, которые хранились «на чёрный день». Марина порылась рукой между стопками простыней. Пальцы наткнулись на что-то твёрдое.
Это был не тонометр.
Это была толстая общая тетрадь в клеёнчатой обложке. Марина машинально достала её.
— Нашла? — простонала с кровати Зоя Ивановна.
— Сейчас, ищу…
Марина открыла тетрадь. Первые страницы были исписаны аккуратным учительским почерком Зои Ивановны — она тридцать лет проработала в школе учителем географии.
Январь 2023 Приход: пенсия — 18 500. От детей — 30 000. Расход: квартплата — 5 200. Лекарства — 1 800. Еда — 12 000. Экономия: 29 500. Перевод на счёт В.: 23 000.
Марина моргнула. Перечитала. Еда — двенадцать тысяч? На четверых? В месяц? Это по сто рублей в день на человека. Как она умудрялась? И что за «счёт В.»?
Она перелистнула страницу.
Февраль 2023 Экономия: 28 000. (Акция на гречку, не брала мясо, Паша доедал суп три дня). Перевод на счёт В.: 23 000.
Март 2023 Марина ругалась за масло. Пришлось купить «Олейну», дорого. Экономия меньше. Перевод на счёт В.: 20 000.
Марина листала дальше, и сердце её начинало биться где-то в горле. Каждый месяц свекровь скрупулёзно, до копейки, высчитывала расходы. Она ужимала бюджет до невозможного. Она кормила их этими проклятыми макаронами и дешёвым молоком, чтобы… чтобы что?
В конце тетради, между страницами, лежал сложенный листок. Выписка из банка.
Накопительный счёт «Образование». Владелец: Смирнов Вадим Павлович. Дата открытия: 15.01.2020. Баланс на 01.10.2023: 840 000 рублей.
Марина села на пол прямо там, у шкафа.
Восемьсот сорок тысяч. Копила с самого рождения внука.
Это были не «гробовые». Это были деньги на институт Вадику.
Зоя Ивановна экономила на сосисках, на себе, на их комфорте. Терпела скандалы, обиды, насмешки невестки. Чтобы через десять лет у внука был старт в жизни.
— Мариша, ну что там? — голос свекрови звучал уже тревожнее. — Не можешь найти?
Марина захлопнула тетрадь. Руки дрожали. Она сунула её обратно под стопку белья, нащупала старый тонометр и встала.
— Нашла, Зоя Ивановна. Нашла.
Она подошла к кровати. Свекровь лежала — маленькая, сухонькая, с сеточкой морщин вокруг глаз. На тумбочке стоял стакан с водой и надкусанное печенье — самое дешёвое, без названия, по акции.
Марина начала накачивать манжету. Слышала, как шумит кровь в ушах.
— Зоя Ивановна, — тихо сказала она. — Вы зачем… зачем вы йогурты тогда в оладьи пустили?
— Так просроченные же, — удивилась вопросу свекровь. — Или ты про то, что я экономлю? Ой, Мариша, ну не начинай. У меня свои привычки.
Она не сказала. Не похвасталась. Не упрекнула. Просто «привычки».
Марина закончила измерение. Сто пятьдесят на девяносто. Упало.
— Полежите, я сейчас чай сделаю. С лимоном.
— Лимоны нынче дорогие, — привычно проворчала Зоя Ивановна. — Там варенье смородиновое есть, своё.
Марина вышла из комнаты. Зашла на кухню. Паша сидел в телефоне. Вадик рисовал за столом.
Марина открыла холодильник. Достала пакет дешёвого молока. Посмотрела на него. Потом вылила в раковину. Пакет полетел в мусорное ведро.
— Ты чего? — удивился Паша.
— Испортилось, — коротко бросила Марина.
Она оделась, взяла ключи от машины.
— Я в магазин. Скоро буду.
В супермаркете Марина шла вдоль рядов, не глядя на ценники.
Она взяла докторскую колбасу. Настоящую, в натуральной оболочке, за восемьсот рублей килограмм.
Взяла сыр — пармезан, твёрдый, янтарный.
Взяла хлеб — чиабатту, горячую, хрустящую.
Взяла форель — слабосолёную, яркую.
Взяла хороший чай. И конфеты — те самые, трюфели, которые Зоя Ивановна как-то обмолвилась, что любила в молодости, но «сейчас таких не делают».
Вернулась домой. Молча накрыла на стол. Нарезала колбасу толстыми, щедрыми ломтями. Сделала бутерброды с рыбой. Заварила свежий чай.
— Идите есть! — позвала она.
Зоя Ивановна вышла, держась за поясницу. Увидела стол. Замерла.
— Мариша, это что? Праздник какой?
— Просто ужин, — сказала Марина, не глядя ей в глаза. — Садитесь, Зоя Ивановна. Вам силы нужны.
Свекровь села. Посмотрела на колбасу. На рыбу. На конфеты.
— Дорого же, — тихо, почти шёпотом сказала она. Но без привычного осуждения. Растерянно.
— Нормально, — ответила Марина. Она взяла самый большой бутерброд с форелью и положила свекрови на тарелку. — Ешьте. Это полезно. Для сосудов.
Зоя Ивановна подняла на невестку глаза. В них стояли слёзы.
Она поняла.
Марина знала, что она поняла.
Они сидели и пили чай. Вадик уплетал бутерброд с колбасой, болтая ногами. Паша довольно жмурился.
— Вкусно, — сказала Зоя Ивановна, откусывая трюфель. — Как раньше.
— Как раньше, — эхом отозвалась Марина.
Она смотрела на свекровь и думала: праведница она или безумная? Жить впроголодь, терпеть раздражение невестки, чтобы через десять лет внук смог поступить в университет? Это подвиг или глупость?
Марина не знала ответа. Но знала одно: больше она никогда не скажет ни слова про дешёвые сосиски. Но и есть их не позволит.
— Завтра, — сказала Марина, подливая свекрови чаю, — пойдём вместе куртку Вадику смотреть. Я видела хорошую, финскую.
Зоя Ивановна встрепенулась:
— На рынке можно за две тысячи взять! Зачем финскую?
— Потому что финская тёплая и не промокает, — твёрдо сказала Марина. — И мы её купим. А продукты… продукты я буду покупать сама. А вы, Зоя Ивановна, — она накрыла морщинистую руку свекрови своей ладонью, — вы просто бабушка. Любите внука. А деньги… деньги мы заработаем.
Зоя Ивановна помолчала. Потом вздохнула, поправила очки и неожиданно лукаво улыбнулась:
— Ну, раз сама… Тогда хоть сумку свою носи для продуктов. А то вечно покупаешь пакеты на кассе по пять рублей. Знаешь, сколько за год набегает?
Марина рассмеялась. Впервые за три года искренне рассмеялась на этой кухне.
— Знаю, Зоя Ивановна. Теперь знаю.
Вечером, когда все уснули, Марина лежала и смотрела в потолок. Она думала о тетрадке в нижнем ящике. О восьмистах сорока тысячах. О куриных спинках и акционных сосисках.
Русская женщина. Способная на тихий подвиг ради призрачного будущего — и готовая терпеть ненависть ради тех, кого любит.
Марина повернулась на бок и обняла мужа.
Завтра будет новый день. И она купит эту многоразовую сумку для продуктов. Чтобы Зоя Ивановна была спокойна.
А колбасу она всё-таки будет брать докторскую. Потому что любить — это важно. Но и жить надо. Сейчас.