Глава 3. Ночные росчерки
Решение пришло не как озарение, а как тихий, холодный вывод под утро. Доносить напрямую – глупо и опасно. Играть в ту же игру подбрасывания писем – ниже ее достоинства и умственных способностей. Оставался единственный путь: стать настолько полезной и незаменимой для императрицы, чтобы любая попытка ее дискредитации разбивалась о каменную стену доверия Екатерины. И для этого нужны были не только переводы, но и понимание.
На следующее утро в кабинете она работала с удвоенной энергией. Она не просто читала письма — она заранее изучала контекст, готовила краткие справки о людях и событиях, упомянутых в депешах. Когда императрица мимоходом спросила о связях саксонского курфюрста с польской оппозицией, Лиза не только дала ответ из последнего донесения, но и осторожно добавила:
«В мемуарах принца де Линя, которые вы изволили дать мне на прошлой неделе, упоминается, что сестра курфюрста была замужем за магнатом из партии Чарторыйских. Возможно, это дает дополнительный рычаг влияния».
Екатерина подняла на нее взгляд, полный нескрываемого интереса. «Ты сопоставляешь разрозненные данные. Хорошо. Очень хорошо. Большинство видят только буквы на бумаге».
Это была высшая похвала. Но Лиза знала, что одного ума мало. Нужны были глаза и уши. И здесь она решила пойти на риск.
После обеда, когда двор обычно предавался послеобеденному отдыху, она направилась не в свои покои, а в боковое крыло, где располагались апартаменты менее знатных придворных и обслуживающего персонала. Она разыскала комнату пожилой камер-фрау, Марфы Петровны, которая когда-то помогала ей с подгонкой платья и чей умный, все замечающий взгляд Лиза запомнила. Женщина слыла неболтливой, но осведомленной.
Войдя, Лиза положила на стол два модных парижских шелковых платка — подарок от императрицы за хорошую работу.
«Марфа Петровна, я нуждаюсь не в слухах, а в понимании. Кто здесь действительно имеет вес, кроме тех, кто на виду? Чьи слова тихо решают судьбы?»
Старуха долго смотрела на нее, потом медленно убрала платки в комод. «Умница. Прямицей не лезешь. Вижу. Вес… у тех, кто ближе к телу Государыни. У камердинера Захара, у доктора Роджерсона. У Шкановского, что заведуает походной канцелярией. А еще… — она понизила голос, — у тех, кто держит связи с «малым двором». С теми, кого императрица любит, но кому не доверяет до конца».
«Граф Орлов?» — тихо спросила Лиза.
Марфа Петровна лишь многозначительно хлопнула ресницами. «Он и его круг. Они сильны, но… их звезда, говорят, клонится. Империя — не казарма. Государыне нужны теперь другие советники. Дипломаты. Ученые. Те, кто думает головой, а не кулаком».
Дипломаты. Словно эхо, в памяти отозвалось имя: Курагин.
Лиза поблагодарила и вышла, чувствуя, что картина проясняется. Она стала замечать мелочи: как именно Орлов смотрел на графа Панина во время доклада, как придворные группировались не только по титулам, но и по идеям — «военная партия», «просвещенцы», «консерваторы». Она научилась различать лесть от искренности, угрозу за вежливой улыбкой.
Однажды вечером, когда она возвращалась с очередной порцией книг из библиотеки, ее догнал легкий, быстрый шаг.
«Мадемуазель Воронцова, момент вашего времени».
Перед ней был молодой, изящно одетый мужчина с приятным, но немного беспокойным лицом. Князь Щербатов, один из тех, кого причисляли к «вольнодумному» кружку вокруг наследника Павла. Он славился своими либеральными идеями и любовью к философии.
«Я слышал, вы переводили для Ее Величества последнее письмо господина Дидро. Я просто в восхищении! Не могли бы мы как-нибудь побеседовать? У меня есть несколько мыслей о «Энциклопедии»…»
Его энтузиазм был искренним, но Лиза вспомнила предостережение Курагина и холодный тон в голосе Орлова, когда он говорил о «вольнодумстве». Быть связанной с кружком наследника, отношения которого с матерью были сложными, — все равно что ходить по лезвию ножа.
«Вы очень любезны, князь, — вежливо, но с холодком ответила она. — Но мои скромные познания целиком принадлежат Ее Величеству. Я лишь инструмент в ее руках. Прошу извинить».
Щербатов выглядел разочарованным, но поклонился и отошел. Лиза поняла, что ее отказ станет известен. И, возможно, дойдет до нужных ушей, в том числе и до графа Орлова, как знак лояльности.
Но настоящая проверка ждала ее через три дня. Ей вручили небольшой, изящно оформленный пакет. Внутри, на великолепной бумаге, лежало приглашение на «небольшой философский ужин» в доме графа Андрея Курагина. Без фамильярностей, строго по этикету, но сам факт был вызовом всему дворцовому укладу. Граф не приглашал одиноких фрейлин к себе в дом.
Лиза долго смотрела на витиеватый росчерк его подписи. Это была либо ловушка, либо… протянутая рука. Возможно, и то, и другое. Отказаться — значит показать страх или высокомерие. Принять — бросить вызов условностям и стать мишенью для новых сплетен.
Она взяла перо. Задумалась. И написала короткий, безупречно вежливый ответ: «Граф, я глубоко тронута оказанной честью. Однако мое положение фрейлины Ее Императорского Величества не позволяет мне принимать частные приглашения без высочайшего соизволения. С глубочайшим сожалением и почтением, Елизавета Воронцова».
Она не послала его сразу. На следующий день, подавая императрице утреннюю почту, она положила конверт с ответом поверх пачки писем.
«Это что?» — спросила Екатерина, поднимая бровь.
«Мой ответ на частное приглашение, Ваше Величество. Я сомневалась, имею ли право отправить его, не поставив вас в известность».
Императрица вскрыла конверт, пробежала глазами по строчкам. На ее губах появилась та самая, понимающая улыбка.
«Осторожная, как лисенок. И правильная. Твой отказ честен и корректен. Хотя… — она откинулась на спинку кресла, — граф Курагин приглашает не каждую. Он, знаешь ли, из тех, кто ненавидит пустую светскую болтовню. Значит, в тебе он увидел нечто большее. Но твой выбор я уважаю. Сохрани этот ответ. Когда-нибудь, может быть, ты захочешь его переписать».
Лиза поняла, что прошла очередную невидимую проверку. Она показала и лояльность, и умение мыслить стратегически. Екатерина дала ей понять, что выбор есть, но спешить не стоит.
Вечером того же дня, проходя по галерее, она увидела Андрея Курагина. Он стоял у окна, курил длинную трубку и смотрел в сад. Увидев ее, он не подошел, лишь слегка, почти незаметно, кивнул. В его взгляде не было ни разочарования, ни насмешки. Было… уважение? Или просто констатация факта: она сделала ход, достойный партнера по сложной игре.
Лиза ответила таким же легким наклоном головы и прошла мимо. В груди билось ровно и сильно. Она не была пешкой. Она стала фигурой на доске. Маленькой, но уже имеющей свой вес и свою траекторию. И это было только начало. Где-то в тени, заговорщики из будуара Орлова продолжали свой шепот. Но теперь у нее были не только книги и ум. У нее появилась первая, едва различимая, нить понимания в этом лабиринте зеркал и лжи. И первая, неуверенная еще, связь с тем, кто знал цену падениям.