Имя героя изменено по его просьбе
Рашид замирает, когда видит патруль на эскалаторе метро. Два офицера поднимаются навстречу потоку пассажиров, проверяют документы у мужчин с восточной внешностью.
Он стоит в пятнадцати метрах от них. В кармане — только телефон и тысяча рублей. Никаких документов. Если остановят — задержание. Центр временного содержания. Высылка в Кабул.
А вернуться туда — значит потерять всё. Возможно, и жизнь тоже.
Он медленно разворачивается, идет в обратную сторону, спускается по соседней лестнице. Выходит через другой выход. Опаздывает на час на работу. Хозяин рынка недоволен, вычитает пятьсот рублей из дневной зарплаты.
«Извините», — говорит Рашид по-русски с сильным акцентом. Больше не объясняет.
Это обычное утро. Один из сотен одинаковых дней за три года в Москве.
Ему тридцать два года. Он афганец. Когда-то преподавал математику в частной школе, жил в доме с абрикосовым садом, планировал будущее. Сейчас прячется в съемной комнате с женой и тремя маленькими детьми, стоит четырнадцать часов у рыночного прилавка и каждый день боится проверок.
Потому что если его задержат — семья останется одна. Без денег. Без защиты. В чужой стране.
Эта история началась 4 года назад с обещания, которое он не смог сдержать.
12 июля 2021 года. Аэропорт Кабула
Нила стоит с полуторагодовалой Ясмин на руках. Девочка тянется к отцу, пытается дотянуться до его галстука, как всегда играет с ним. Не понимает, что сейчас произойдет.
Рашид обнимает жену так крепко, что она тихо просит: «Больно». Он не может отпустить.
«Две недели, — шепчет он ей на ухо. — Всего четырнадцать дней. 26 июля встречаю вас здесь, в Москве».
У них билеты на разные рейсы — так получилось, потому что на чемпионат Европы летел весь мир, и взять три билета на один самолет было невозможно. Рашид летит сегодня. Нила с Ясмин — через две недели.
«Обещаешь?» — спрашивает Нила. Глаза красные, но она не плачет при дочке.
«Обещаю».
Он целует Ясмин в лоб, забирает свой рюкзак и идет к паспортному контролю. Оборачивается три раза. Нила все еще стоит, машет рукой. Ясмин уткнулась лицом в мамино плечо.
Рашид проходит в зону вылета. Последний раз оглядывается — их уже не видно в толпе.
Он не знает, что увидит их только через год.
Не знает, что через месяц всё изменится навсегда.
Не знает, что это последние минуты его старой жизни.
15 июля. День третий
Рашид в дешевом хостеле в Москве, делит комнату с семью мигрантами из Узбекистана. Спит на верхней полке двухъярусной кровати. Телефон в руке, даже когда спит.
Звонок от Нилы. Голос странный, напряженный.
«Рейс отменили».
Пауза. Он не понимает.
«Что значит — отменили?»
«Авиакомпания прислала сообщение. Новые ограничения из-за пандемии. Дата вылета неизвестна. Мы не можем вылететь».
Рашид начинает звонить в авиакомпанию. Висит на линии три часа. Автоответчик. Снова и снова. Когда наконец дозванивается, оператор говорит: «Ждите сообщений. Мы свяжемся».
Не связываются.
Проходит неделя. Две. Три.
Каждый день он названивает. Каждый день — одно и то же: «Ждите».
Нила с дочкой застряли в Кабуле. Рашид в Москве один, без денег — потратил все на билеты. Берет любую работу: разгружает коробки на складе, моет посуду в кафе, стоит с рекламными листовками на улице.
Зарабатывает тысячу рублей в день. Отправляет Ниле через систему переводов. Сто долларов. Двести.
«Жди, — пишет он ей каждый вечер. — Скоро решится».
Проходит месяц.
15 августа. День тридцать четвертый
Рашид сидит в той же комнате хостела. Листает новости на телефоне.
«Ситуация в Кабуле изменилась. К управлению страной пришли другие люди».
Сердце останавливается.
Он набирает номер Нилы. Не берет. Набирает снова. Снова. Снова.
Двадцать звонков. Тридцать. Сорок.
Не отвечает.
Рашид не спит всю ночь. Сидит на кровати, телефон в руках, смотрит в экран. Набирает номер каждые пять минут.
Утром. Днем. Вечером.
Молчание.
Три дня он не знает, что с его семьей.
На четвертый день она берет трубку.
«Нила? НИЛА?!»
Голос тихий, почти шепот:
«Мы в порядке».
Он не может говорить. Просто держит телефон и плачет.
«Где вы?»
«У Джамала. Спрятались. Не выходим на улицу».
Джамал — его лучший друг, которому Рашид оставил семью на эти четырнадцать дней. Друг сдержал слово — спрятал их в своем доме на окраине города.
«Аэропорт закрыт, — говорит Нила. — Ситуация напряженная. Нас не выпустят».
«Я найду способ. Слышишь? Я вытащу вас оттуда».
«Как?»
Он не знает. Но продолжает повторять:
«Я найду способ».
Сентябрь 2021. Два месяца разлуки
Рашид звонит в посольства. В международные организации. В фонды помощи беженцам. Пишет сотни писем.
Ответов почти нет. Или стандартные отписки: «Ваше обращение принято в работу».
Работает по двадцать часов в сутки. Устраивается грузчиком на овощной склад — платят две тысячи за смену. С шести утра до полуночи таскает ящики. Руки в кровь, спина не разгибается.
Все деньги — Ниле. Она платит за жилье у Джамала, покупает еду. Боится выходить на улицу — женщина без мужского сопровождения привлекает внимание. Сидит в четырех стенах с полуторагодовалой Ясмин.
Рашид звонит каждый день. Иногда по два, три раза. Нила показывает дочке экран телефона:
«Смотри, это папа. Скажи "привет"».
Ясмин смотрит на экран непонимающе. Тянется пальчиком. Не узнает.
«Она забывает меня, — говорит Рашид другу по хостелу. — Моя дочь забывает, как я выгляжу».
Друг молчит. Что тут скажешь.
Проходит три месяца. Четыре. Пять.
Декабрь 2021. Пять месяцев
Рашид занимает деньги у афганской диаспоры в Москве. Берет в долг у узбеков из хостела. У таджиков с рынка. Всем обещает вернуть.
Джамал нашел контакты людей, которые помогают семьям выбираться из страны. Нелегально. Через границы. Пешком, на машинах, любыми способами.
Стоимость — три тысячи долларов за двоих.
«Это все, что у меня есть плюс долги, — говорит Рашид Ниле по телефону. — Но мы попробуем. Других вариантов нет».
«А если не получится?»
«Получится».
Нила должна сама, с двухлетним ребенком, пройти маршрут длиной в тысячи километров. Через несколько стран. Через границы, которые официально закрыты.
«Ты справишься, — говорит Рашид, хотя сам не уверен. — Джамал проводит вас до первой точки. Дальше будут другие люди. Они знают дорогу».
20 декабря 2021 года Нила с Ясмин выезжают из Кабула.
Путь
Первый этап — на машине до границы с Пакистаном. Едут ночью, без света фар. Джамал сидит рядом с водителем. Нила на заднем сиденье прижимает к себе Ясмин, закрывает ей рот рукой, когда девочка пытается заплакать.
На границе их передают другим людям. Джамал обнимает Нилу на прощание:
«Держись. Рашид ждет».
Дальше — пешком через горы. Декабрь, холодно, Нила кутает дочку во все, что есть. Несет на руках. Идет за проводником, который не говорит ни слова, только показывает направление.
Идут ночью. Днем прячутся в заброшенных домах.
Ясмин плачет от холода. Нила прижимает ее к себе, напевает колыбельную. Сама плачет беззвучно.
Рашид звонит каждый раз, когда у Нилы появляется связь. Иногда это раз в три дня. Иногда — раз в неделю.
«Где вы?»
«Не знаю. Какой-то город в Пакистане. Завтра едем дальше».
«Как Ясмин?»
«Простыла. Кашляет. Но держится».
Он слышит, как дочка кашляет на фоне. Не может ничем помочь. Только сидит в хостеле за три тысячи километров и сжимает телефон.
Январь 2022. Шесть месяцев
Из Пакистана в Иран. Снова границы. Снова пешком.
В одной точке их задерживают пограничники. Нила с другими беженцами сидит в камере двое суток. Ясмин плачет, просит есть. Еды нет.
На третий день их отпускают — заплатили взятку.
Едут дальше. Через пустыню. Прячутся в грузовиках под брезентом. Нила прикрывает Ясмин собой, когда грузовик трясет на ухабах. Девочка зажимает рот — научилась не плакать вслух.
Ей два года. Она научилась молчать, когда страшно.
Февраль. Иран. Потом Турция.
Нила звонит из Анкары:
«Мы почти добрались. Говорят, через неделю сможем вылететь».
Рашид не верит. Слишком хорошо, чтобы быть правдой.
Но через неделю она звонит снова:
«Завтра вылетаем. Встречай».
Он не спит всю ночь. Смотрит на часы. Считает часы до прилета. Проверяет статус рейса каждые десять минут.
Вылетели. В пути. Заходят на посадку.
Июнь 2022. Москва
Рашид стоит в зале прилета Домодедово. В руках дрожит телефон. Он обновляет информацию о рейсе: «Приземлился».
Пассажиры начинают выходить. Сначала деловые люди с чемоданами. Потом туристы. Потом семьи.
И вот — он видит их.
Нила идет через зал. Худая, осунувшаяся, в том же платке, в котором уезжала. Ясмин на руках — девочка выглядит намного старше своих двух лет. Смотрит настороженно.
Рашид бежит к ним. Обнимает. Нила плачет ему в плечо — первый раз за все месяцы позволяет себе заплакать по-настоящему.
Ясмин смотрит на него с испугом. Пытается отстраниться.
«Это папа, — говорит Нила сквозь слезы. — Помнишь? Папа».
Девочка молчит. Смотрит.
Она не помнит.
Прошел почти год. Для двухлетнего ребенка это целая жизнь.
«Ничего, — шепчет Рашид, хотя внутри что-то сжимается. — Ничего. Мы вместе. Теперь мы вместе».
Они едут в хостел. Рашид снял отдельную комнату — четыре квадратных метра, двухъярусная кровать. Но это их первая ночь вместе за одиннадцать месяцев.
Нила засыпает, не раздеваясь. Ясмин лежит между ними. Рашид смотрит на них в темноте и боится моргнуть — вдруг исчезнут.
Следующие две недели
Ясмин боится его. Прячется за мать, когда он подходит. Плачет, если он пытается взять ее на руки.
Рашид не настаивает. Просто сидит рядом. Тихо разговаривает. Показывает картинки. Приносит из магазина печенье.
На третий день Ясмин осторожно берет у него печенье. Не говорит «спасибо», но берет.
На пятый день садится рядом, когда он смотрит мультики на телефоне. Смотрит украдкой.
На седьмой день впервые улыбается, когда он строит ей рожицы.
На десятый день залезает к нему на колени. Сидит минуту, потом слезает. Но это прогресс.
На четырнадцатый день, когда Рашид приходит с работы, Ясмин бежит к двери. Смотрит на него. И говорит:
«Папа».
Одно слово. Тихое, неуверенное.
Рашид стоит в дверях. Не двигается. Потом медленно опускается на колени, открывает руки. Ясмин подходит, прижимается к нему.
Он обнимает ее и плачет. Просто сидит на полу грязного хостела и плачет, пока дочь гладит его по щеке маленькой ладошкой.
«Не плачь, папа», — говорит она.
Нила стоит в стороне, смотрит на них. Тоже плачет.
Две недели обещания превратились в одиннадцать месяцев разлуки. Но сейчас, в этот момент, они наконец снова семья.
Август 2022. Новая реальность
Деньги заканчиваются быстро. Рашид должен десяткам людей — афганцам, узбекам, таджикам. Все, кто помог занять на дорогу для семьи, теперь ждут возврата.
Он находит работу на рынке. Продавец бижутерии. Хозяин — армянин, который сразу понимает ситуацию:
«Документы есть?»
«Нет».
«Тогда полторы тысячи за смену. Наличными. Без договора».
Это вдвое меньше, чем платят легальным работникам. Но выбора нет.
Рашид работает с семи утра до девяти вечера. Семь дней в неделю. Стоит у прилавка, улыбается покупателям, показывает серьги, браслеты, цепочки.
Зарабатывает сорок пять тысяч в месяц.
Аренда комнаты — двадцать пять тысяч.
Еда для троих — пятнадцать тысяч.
Остается пять тысяч на все остальное: проездной, одежду для Ясмин, которая быстро растет, возврат долгов.
Нила сидит дома. Одна. С ребенком. В комнате четыре на четыре метра. Окно выходит на стену соседнего здания. Света почти нет.
Она не выходит на улицу без Рашида. Боится. В первую неделю попробовала сходить в магазин одна — заблудилась, не могла объяснить дороги прохожим, просидела на лавочке два часа, пока муж не нашел ее по геолокации.
Больше не пробует.
«Как она? — спрашиваю Рашида, когда мы встречаемся в кафе рядом с его рынком.
«Плохо, — отвечает он честно. — Очень плохо. Она была активной, общительной. Работала учительницей музыки, у нее были ученики, подруги. Сейчас сидит в четырех стенах. Целыми днями. Не с кем поговорить. Ясмин еще маленькая, много не наговоришь».
«Почему не учит русский?»
«Пробовала. Но где? Курсы дорого. Онлайн сложно — интернет плохой, не понимает, как пользоваться приложениями. Я по вечерам пытаюсь учить ее, но прихожу уставший. Через полчаса засыпаю».
Он замолкает, смотрит в окно кафе. На улице проходит молодая пара — смеются, держатся за руки.
«Иногда смотрю на других людей и думаю: как они живут так легко? Просто идут куда хотят, делают что хотят. Не думают о документах, о проверках, о том, что завтра все может рухнуть».
Ноябрь 2022. Первая попытка
Правозащитная организация «Гражданское содействие» помогает Рашиду подать документы на временное убежище.
Нужно собрать кипу бумаг: подтверждения из Афганистана, что ему угрожает опасность; справки о родственниках; переводы документов; фотографии.
Он собирает все месяц. Просит Джамала в Кабуле найти бумаги, засвидетельствовать угрозы. Джамал рискует, но помогает — делает копии, отправляет сканы.
Рашид относит пакет документов в миграционное управление.
«Срок рассмотрения — до трех месяцев», — говорит сотрудник безразличным тоном.
Проходит три месяца.
Четыре.
Пять.
Ответа нет.
«Позвоните узнать, — советует юрист из «Гражданского содействия». — Иногда решения принимают, но не уведомляют».
Рашид звонит. Автоответчик. Пробует прийти лично — охранник не пускает: «Только по записи». Записывается на прием — ближайшая дата через месяц.
Приходит через месяц. Сотрудник проверяет базу:
«Отказ. Основания недостаточны».
«Какие основания недостаточны?»
«Не могу уточнить. Можете подать повторно».
Март 2023. Ясмин четыре года
Дочке исполняется четыре. Рашид покупает торт — маленький, на шестьсот рублей. Четыре свечки. Нила готовит плов — первый раз за месяцы что-то праздничное.
Ясмин задувает свечи. Смеется. Потом спрашивает:
«Папа, а когда я пойду в садик? Как другие дети?»
Рашид и Нила переглядываются.
«Скоро, доченька».
«А когда скоро?»
«Чуть-чуть подожди».
Девочке четыре года. Она не ходит в садик. Не гуляет на площадках. Не общается с другими детьми.
Ее мир — двадцать квадратных метров комнаты и редкие выходы в магазин с родителями.
«Она должна учиться, — говорит Рашид. — Развиваться. Общаться. А она сидит дома, как в клетке. Я был учителем. Понимаю, как важны эти годы. Сейчас формируется личность, мозг развивается. А она смотрит мультики на телефоне и играет с тремя игрушками».
«Почему не устроите в садик?»
«Без документов не берут. Обзвонил десять мест. Везде одно: нужна регистрация, миграционная карта, медицинская страховка. У нас ничего этого нет».
Апрель 2023. Вторая попытка
Рашид подает документы повторно. Снова собирает бумаги, переводы, справки. Платит за нотариальное заверение — семь тысяч рублей. Это половина того, что остается после аренды и еды.
Относит пакет в управление.
«Срок рассмотрения — до трех месяцев».
Проходит три месяца. Четыре. Шесть.
Ответа нет.
Рашид звонит каждую неделю. Автоответчик. Пробует дозвониться по другим номерам. Никто не берет.
Записывается на прием. Приходит.
«Еще в процессе рассмотрения. Ждите».
«Сколько ждать?»
«Не могу сказать».
Июль 2023. Облава
Рашид на рынке. Обычный четверг, середина дня. Жара. Покупателей мало.
В двенадцать дня к торговым рядам подъезжают три микроавтобуса. Выходят сотрудники миграционной службы с полицией.
«Документы! Все стоять на месте!»
Продавцы замирают. Кто-то пытается убежать — догоняют, заламывают руки, сажают в автобус.
Рашид стоит за прилавком. В кармане телефон. Ничего больше.
Офицер подходит к нему:
«Документы».
«Нет с собой».
«Паспорт? Миграционная карта? Регистрация?»
«Нет».
«Пройдемте».
В этот момент хозяин, армянин, выходит из офиса. Видит ситуацию. Подходит к офицеру, говорит что-то тихо. Достает бумажник.
Офицер смотрит на Рашида, потом на хозяина. Кивает. Уходит к другим прилавкам.
Рашид стоит, ноги не держат.
Хозяин возвращается:
«Ты мне теперь должен двадцать тысяч. Буду вычитать из зарплаты по пять».
Это четыре месяца работы почти бесплатно.
«Спасибо», — говорит Рашид.
«Не благодари. Ты хороший работник, не хочу искать нового. Но больше я так рисковать не буду. Если еще раз облава — сам выкручивайся».
Вечером Рашид приходит домой. Нила видит его лицо и понимает, что что-то случилось.
«Чуть не задержали».
Она бледнеет.
«Если тебя заберут... Что мы будем делать?»
Он не знает, что ответить.
Ясмин играет в углу с куклой. Не понимает, о чем говорят родители. Но чувствует тревогу, подходит, обнимает отца за ногу.
«Папа, не грусти».
Он берет ее на руки, прижимает к себе.
«Всё хорошо, солнышко».
Но ничего не хорошо.
Сентябрь 2023. Нила
Нила перестает выходить из комнаты совсем. Даже с Рашидом. Говорит, что боится.
Рашид пробует уговорить: «Пройдемся хоть немного. Подышишь воздухом».
«Не могу. Боюсь».
Она сидит на кровати целыми днями. Смотрит в стену. Ясмин играет рядом, пытается разговаривать с мамой. Нила отвечает односложно.
Рашид видит, что жена ломается. Но не знает, как помочь.
«Сходи к врачу».
«Какому врачу? У нас нет страховки. Платный прием — три тысячи. Где мне взять три тысячи?»
Он берет дополнительные смены. Работает по шестнадцать часов. Откладывает деньги. Через месяц накапливает пять тысяч.
Приводит Нилу в клинику. Врач разговаривает с ней двадцать минут, выписывает рецепт:
«Депрессия. Нужны антидепрессанты. Вот список препаратов».
Рашид идет в аптеку. Смотрит цены. Самый дешевый курс на месяц — четыре тысячи рублей.
У него после приема врача осталась тысяча.
Он звонит знакомому афганцу, просит занять. Тот говорит: «Сам в долгах».
Звонит другому. Третьему. Четвертому.
На пятый день находит человека, который соглашается одолжить три тысячи. Под проценты.
Покупает лекарства.
Нила пьет их месяц. Становится немного лучше. Начинает снова готовить, играть с дочкой.
Через месяц таблетки заканчиваются. Денег на новую упаковку нет.
Нила снова закрывается в себе.
Ноябрь 2023. Третья попытка
Юрист из «Гражданского содействия» говорит:
«Попробуйте подать на статус беженца. Это дольше, но шансы выше».
Рашид собирает документы в третий раз. Платит за переводы, за заверения. Семь тысяч снова.
Берет еще один долг.
Подает бумаги.
«Срок рассмотрения — до шести месяцев».
Проходит шесть месяцев.
Восемь.
Десять.
Июль 2024. Ясмин пять лет
Дочке пять. В этом возрасте дети идут в школу — подготовительный класс. Учатся читать, писать, считать.
Ясмин сидит дома.
Рашид покупает ей буквари на русском, прописи. Пытается учить вечерами. Но он работает по четырнадцать часов, приходит без сил.
«Папа, ты обещал позаниматься».
«Прости, доченька. Завтра. Обещаю».
Но завтра он снова приходит уставший.
Ясмин учится сама. По мультикам. По видео в интернете. Выучивает буквы. Читает по слогам.
Нила пробует помогать, но не знает русский. Учит дочку считать по-дари — языку, который здесь никому не нужен.
Однажды вечером Ясмин спрашивает:
«Папа, а почему я не хожу в школу? Все дети ходят».
«Откуда ты знаешь?»
«Видела в окно. Они с рюкзаками идут».
Рашид смотрит на дочку. Пять лет. Умные, внимательные глаза. Она всё понимает.
«Скоро пойдешь, солнышко. Потерпи еще немного».
«Сколько немного?»
Он не знает, что ответить.
Октябрь 2024. Встреча с журналистом
Мы встречаемся в том же кафе. Рашид выглядит старше своих тридцати двух. Серая щетина. Глубокие морщины вокруг глаз.
Он заказывает чай. Долго молчит, смотрит в окно.
«Знаете, что самое страшное? — говорит он наконец. — Не то, что я работаю за копейки. Не то, что боюсь полиции. Не то, что жена впала в депрессию».
Пауза.
«Самое страшное — что я не вижу конца. Раньше я мог планировать. Год. Два. Пять. Я знал, куда иду. Учился, работал, строил дом. У меня были цели».
Он сжимает чашку с чаем обеими руками.
«Сейчас я не могу планировать даже на завтра. Потому что завтра меня могут задержать. И всё. Конец. Семья останется одна в чужой стране, без денег, без языка, без документов».
«Вы думали вернуться?»
Он смотрит на меня так, будто я спросил что-то невозможное.
«Если меня вышлют, я не доживу до утра. Понимаете? Не протяну и дня. Там меня ждут. Меня и мою семью».
Он достает телефон, показывает фотографию. Дом с садом. Абрикосовые деревья в цвету.
«Это было нашим. Теперь там живут другие люди. Сад вырубили — моя мать написала. Дом разграбили».
Он убирает телефон.
«Но самое страшное — не это. Самое страшное, что я забираю детство у своей дочери. Она должна ходить в школу, гулять, дружить с детьми. А она сидит в четырех стенах, потому что ее отец не может дать ей документы».
Голос срывается.
«Я был учителем. Учил детей математике, радовался, когда они решали сложные задачи. А свою дочь не могу даже в школу отправить».
Декабрь 2024
Рашид до сих пор ждет ответа по третьей попытке получить статус. Прошло больше года.
Он звонит в управление каждую неделю. Записывается на прием. Приходит.
«В процессе рассмотрения».
Работает на том же рынке. Четырнадцать часов в день, семь дней в неделю. Зарабатывает сорок пять тысяч рублей. Двадцать пять уходит на аренду. Пятнадцать на еду. Пять тысяч — на все остальное.
Нила все еще боится выходить из дома. Принимает антидепрессанты, когда есть деньги на них. Когда нет — просто лежит на кровати, смотрит в потолок.
Ясмин скоро шесть. Она научилась читать сама. Пишет буквы в тетрадке. Считает до ста. Смотрит на детей в окно и не спрашивает больше, почему не ходит в школу.
Она поняла. В пять лет ребенок понял, что его жизнь — это не норма. И смирился.
«Это самое больное, — говорит Рашид, когда мы прощаемся у метро. — Что дочь перестала спрашивать. Она приняла эту жизнь как данность. В пять лет. Какое у нее будет будущее, если она уже сейчас научилась не мечтать?»
Он стоит на холодном ветру в тонкой куртке — не купил теплую, экономит. В кармане телефон и тысяча рублей. Никаких документов.
Через пятнадцать минут спустится в метро. Будет высматривать патрули. Выберет маршрут с пересадками — так безопаснее. Доедет до рынка. Станет за прилавок. Простоит четырнадцать часов.
Вечером вернется в комнату четыре на четыре метра. Обнимет дочь, которая встретит его у двери. Поужинает рисом с овощами. Попробует позаниматься с Ясмин, но уснет через полчаса от усталости.
И завтра все повторится.
И послезавтра.
И через месяц.
Три года назад Рашид пообещал жене две недели разлуки.
Обещание превратилось в год ада.
А потом — в 4 года жизни в подвешенном состоянии.
Он спас семью. Вытащил их из Кабула. Пережил год разлуки. Воссоединился.
Но они не живут. Они выживают.
И никто не знает, когда это закончится.
Имена героев изменены по их просьбе. На момент публикации Рашид все еще ждет решения по документам.
Афганистан находится в сложной гуманитарной ситуации с августа 2021 года. По данным ООН, более 6 миллионов афганцев покинули страну. Многие из них, как Рашид, застряли в странах транзита без документов и права на работу.
P.S. от автора:
Эта история — не исключение. Таких семей в Москве — тысячи. Они прячутся в съемных комнатах, работают за копейки, боятся полиции. Их дети не ходят в школы и детские сады. Они не видят будущего.
Рашид просил передать в конце:
«Я не прошу жалости. Я прошу шанса. Дайте мне документы — я буду работать легально, платить налоги, обеспечивать семью. Дайте моей дочери возможность учиться. Это всё, что нам нужно. Просто шанс жить, а не выживать».
Друзья, если вам нравятся такие душевные истории, встречаемся на моем новом канале, с этим похоже всё...Вот первая интересная история: