Я стояла в коридоре больницы и слушала, как под ногами скрипит линолеум. Телефон в руке показывал семнадцать пропущенных — все от Людмилы, свекрови. Я не стала перезванивать. Просто шла по указателям к реанимации, держа Сёму за руку. Он тащил своего одноглазого мишку по полу и молчал.
Дверь в палату была приоткрыта. Я толкнула её плечом и замерла.
У постели Андрея сидела женщина. Светлые волосы собраны в хвост, на шее яркий шарф — оранжевый, как будто специально, чтобы все видели. Рядом трое детей. Один, совсем маленький, лет трёх, возился с пластиковой машинкой. Девочка постарше листала книжку с картинками. Третий, мальчишка лет девяти, стоял у изголовья и смотрел на Андрея так, будто ждал, что тот проснётся.
Женщина гладила малыша по голове. Медленно, нежно. Потом наклонилась к Андрею и прошептала что-то. Я не расслышала слов, но интонацию — узнала. Так говорят с близкими.
Писк аппаратов заполнял тишину. Зелёный свет лампы над кроватью делал лицо Андрея восковым. Простыни белые, накрахмаленные. На запястье — браслет с номером.
Я сжала сумку до побелевших костяшек и шагнула внутрь.
— Вы кто? — Голос вышел тише, чем я хотела.
Женщина обернулась. Посмотрела на меня спокойно, без удивления.
— Оксана, — сказала она. — А вы?
Я не ответила. Смотрела на детей. На шарф. На её руку, лежащую на краю простыни рядом с рукой Андрея.
— Мы — семья, — добавила она мягко.
Сёма дёрнул меня за рукав.
— Мама, папа проснётся?
Я не знала, что сказать. В горле встал ком. Я отвела взгляд вниз и влево — старая привычка, когда стыдно или страшно.
Медсестра вошла, держа планшет с бумагами.
— Посещения по записи, — сказала она ровно. — Вы записывались?
Я покачала головой.
— Я жена.
Медсестра кивнула, но не двинулась с места.
— Сейчас уже есть посетители. Придётся подождать.
Оксана встала. Подошла ближе. Запах какого-то лёгкого парфюма — цветочного, ненавязчивого.
— Это мои дети, — сказала она тихо, но твёрдо. — Он их знает.
Я почувствовала, как пальцы сами сжимаются в кулак. Сёма прижался к моей ноге, спрятав мишку за спину.
Коридор был узким и душным. Пластиковые стулья выстроились вдоль стены, на одном сидела пожилая женщина с вязанием. Где-то гудел кондиционер. Табличка на двери регистратуры гласила: «Посещение строго по правилам».
Я подошла к окошку. За стеклом сидела девушка в белом халате, листала какие-то бумаги.
— Мне нужна информация о пациенте. Андрей Ковалёв. Реанимация.
Она подняла глаза.
— Документы, пожалуйста.
Я достала паспорт, свидетельство о браке. Положила на стойку. Девушка взяла, посмотрела, кивнула.
— Вы жена?
— Да.
— Одну минуту.
Она ушла куда-то вглубь кабинета. Я стояла и слушала, как скрипит под ногами линолеум. Сёма сел на пол и начал возить мишку по плитке.
— Марина?
Я обернулась. Людмила шла по коридору, опираясь на трость. На ней было тёмное пальто, запах её духов — тяжёлый, узнаваемый — долетел раньше, чем она подошла.
— Ты здесь, — сказала она и сложила руки в замок. — Видела её?
Я молчала.
— Может, ты не всё знала, — добавила Людмила тихо, но так, чтобы слышала женщина с вязанием.
Я сжала зубы. В животе что-то сжалось, противное и тошнотворное.
Девушка вернулась к окошку.
— Пациент в тяжёлом состоянии. Посещения ограничены. В журнале есть записи о визитах… — Она замолчала, глядя в бумаги. — Оксана Петрова. Приходила несколько раз.
— Сколько раз? — Голос дрогнул.
— Шесть за последнюю неделю.
Людмила вздохнула.
— Внукам нужен отец.
Я почувствовала, как щёки горят. Взгляды. Женщина с вязанием перестала двигать спицами. Кто-то прошёл мимо, обернулся.
Телефон завибрировал. Ирина.
— Где ты? Сейчас буду.
Я выдохнула.
— Приезжай. Быстро.
Детская зона при палате была маленькой — несколько стульчиков, коробка с игрушками, стол с пластиковыми стаканчиками. На столе стоял пакет сока. Рядом лежал яркий шарф — тот самый, оранжевый.
Я зашла тихо. Медсестра, та, что была в палате, стояла у окна и разговаривала с кем-то по телефону.
— Простите, — сказала я.
Она обернулась, кивнула, закончила разговор.
— Вы жена Ковалёва?
— Да. Мне нужны записи посещений. Официальные.
Она помолчала.
— Я не могу разглашать без согласия…
— Я жена, — повторила я твёрже. — У меня есть право знать.
Медсестра посмотрела на меня долго, потом вздохнула.
— Она приходила ночью. Часто. Дежурила здесь раньше. Знала, как пройти.
Я почувствовала, как руки холодеют.
— Дежурила?
— Работала в соседнем отделении. Потом уволилась. Но приходит. С детьми.
Сёма дёрнул меня за руку.
— Мама, папа проснётся?
Я присела перед ним. Посмотрела в глаза.
— Не знаю, солнышко.
Он прижался ко мне, уткнувшись мишкой в плечо.
Медсестра отвернулась к окну.
— Если вам нужны документы, обратитесь к заведующему. Я больше ничего не могу сказать.
Коридор снова наполнился голосами. Людмила стояла у двери в палату, рядом с ней Оксана. Дети Оксаны сидели на стульях — малыш играл машинкой, девочка листала книжку, мальчишка смотрел в пол.
Я подошла. Людмила повернулась ко мне.
— Ты хочешь скандал устроить? Здесь больница.
— Я хочу знать правду.
Оксана посмотрела на меня мягко, почти с сочувствием.
— У нас дети от него, — сказала она тихо. — Я заботилась. Всегда.
Я почувствовала, как внутри что-то рвётся. Голос сам пошёл выше, быстрее.
— Вы не имеете права здесь находиться. Это мой муж.
— Он и мой тоже, — ответила Оксана спокойно.
Сёма заплакал. Тихо, всхлипывая. Я подхватила его на руки.
— Вы не заберёте моего сына от меня!
Голос сорвался в крик. Люди в коридоре замерли. Медсестра выглянула из палаты.
— Прошу успокоиться. Сейчас мы вызовем охрану.
Людмила сложила руки.
— Внукам нужен отец. А ты… ты не умела его держать.
Я задохнулась. Слёзы подступили, но я не дала им выйти. Сжала Сёму сильнее.
— Мама, — прошептал он. — Мама, не плачь.
Я выпрямилась. Вытерла глаза ладонью.
— Я забираю сына. И ухожу.
Регистратура. Та же девушка за стеклом. Я положила на стойку документы — свидетельство о рождении Сёмы, паспорт.
— Мне нужно оформить выход с ребёнком.
Она посмотрела на бумаги.
— Вам нужно разрешение от отца или опекуна.
— Я мать. Я и есть опекун.
— Без письменного разрешения…
Ирина вошла в коридор, быстрая, решительная. Она всегда говорила прямо, без обиняков.
— Давай, не тупи. Сёма с нами. Сейчас решим бумаги.
Я посмотрела на неё благодарно.
— Забираю его. Сейчас.
Девушка за стеклом вздохнула.
— Хорошо. Но вам нужно будет оформить временную опеку. Обратитесь к юристу.
Ирина достала телефон.
— Сейчас позвоню. Есть знакомый.
Я кивнула. Руки дрожали, когда я заполняла формы. Холодная ручка скрипела по бумаге.
Сёма сосал палец, держа мишку под мышкой.
Дверь палаты. Людмила стояла на пороге, Оксана рядом. Я подошла, держа Сёму за руку. Ирина была рядом.
— Он мой муж, — сказала я ровно, стараясь не срываться. — Это мой сын. Я ухожу.
Оксана посмотрела на меня долго.
— Ты не одна так думала.
Медсестра вышла из палаты.
— Юридических оснований у неё нет, — сказала она, глядя на Оксану. — Жена имеет право.
Оксана отступила. Людмила сжала губы.
Ирина взяла меня под руку.
— Сажайся, едем.
Я обернулась. Посмотрела на Андрея через приоткрытую дверь. Белые простыни. Писк аппаратов. Я развернулась и пошла к выходу.
Дверь палаты закрылась за нами с глухим щелчком.
Подъезд нашего дома был тёмным. Фонарь на лестничной клетке мигал. Я открыла дверь ключом, зашла внутрь. Ирина осталась в машине с Сёмой.
Квартира встретила тишиной. На кухне — чашка с засохшим чаем. Детский ночник в форме мишки на столе. Я взяла его, сунула в сумку. Собрала вещи Сёмы — куртку, игрушки, пижаму.
Посмотрела на кухню в последний раз. Скатерть с пятнами от сока. Окно, за которым темнело небо.
Я закрыла дверь на ключ. Спустилась по лестнице. Металл перил был холодным под ладонью.
Машина стояла у подъезда. Ирина открыла багажник, я сунула туда сумки.
— Дыши, — сказала она тихо. — Всё будет.
Я села на переднее сиденье. Достала телефон. Набрала номер юриста.
— Я оформлю всё. Начинайте дело.
Голос на том конце подтвердил.
— Документы приняты. Ждите вызов.
Я положила телефон на колени. Посмотрела на ключи в ладони. Сжала их.
Машина тронулась. Дверь подъезда осталась позади.
Новая квартира была маленькой. Одна комната, кухня, ванная. Ирина помогла занести вещи.
Я поставила ночник на стол. Включила. Мягкий свет заполнил комнату.
Сёма сидел на диване, обнимая мишку.
— Мама, где мы будем спать?
— Здесь, солнышко. Это наш новый дом.
Он кивнул. Устало.
Я уложила его на диван, накрыла одеялом. Достала книжку — ту, что читала ему каждый вечер.
— Хочешь сказку?
Он кивнул.
Я начала читать. Голос дрожал, но я продолжала. Сёма закрыл глаза.
— Мама, — прошептал он сонно. — Папа проснётся?
Я погладила его по голове.
— Мы с тобой. Он поправится. Но мы будем в безопасности.
Он уснул. Дыхание стало ровным.
Я села на пол рядом с диваном. Посмотрела на телефон. Сообщение от Людмилы: «Ты пожалеешь».
Я заблокировала экран. Положила телефон на стол.
В кухне я заварила чай. Налила в новую кружку — белую, без трещин. Запах лимона поднялся вместе с паром.
Я села у окна. За стеклом горел фонарь. Улица была пустой.
Руки дрожали, когда я подняла кружку. Но плечи были прямыми.
Я сделала глоток. Горячий чай обжёг язык.
— Это конец, — сказала я тихо. — И начало.
Утром я позвонила юристу снова. Подтвердила подачу заявления на развод и временную опеку.
Сёма проснулся, потянулся.
— Мама, а мы пойдём в садик?
— Пойдём, солнышко. Скоро.
Он слез с дивана, подошёл ко мне. Обнял за шею.
— Ты не плачешь?
Я покачала головой.
— Нет. Я не плачу.
Он улыбнулся. Взял мишку и пошёл играть.
Я посмотрела в окно. Небо светлело. Город просыпался.
Телефон завибрировал. Ирина.
— Как ты?
— Нормально.
— Документы?
— Приняты. Жду вызов.
— Молодец.
Я положила телефон. Налила себе ещё чай.
В груди было пусто. Но не тяжело. Просто пусто.
Я выпрямилась. Посмотрела на Сёму. Он возил мишку по полу, что-то бормоча себе под нос.
Я улыбнулась. Чуть-чуть.
Мы справимся.
А вы бы как поступили в подобной ситуации?
Поделитесь в комментариях, интересно узнать ваше мнение!
Поставьте лайк, если было интересно.