— Они даже кота мне не завезли. Сказали, ключи у соседки, она покормит. Представляешь? Я им даже как нянька для животного не нужна.
— Я теперь просто… мебель. Шкаф, который жалко выкинуть, но и в новую жизнь брать неудобно.
Галина плакала в трубку так горько, что у меня самой защипало в носу. Я слышала, как она шмыгает, как звякает ложечка о чашку — наверное, опять пила успокоительное.
Ей шестьдесят два, она всю жизнь отдала музыкальной школе, вытянула сына одна, когда муж в девяностые ушел «искать себя». И вот теперь Витенька, её гордость, улетел греть кости к теплому морю.
А она осталась. В серой, слякотной Москве, где вместо пальм — реагенты под ногами.
А вместо морского бриза — сквозняк, который сын так и не заклеил.
— Галь, ну перестань, — я пыталась вставить слово, но куда там.
— Знаешь, что обиднее всего? — всхлипнула она. — Не то, что не позвали. Я понимаю, путевка дорогая, там один перелет стоит как три моих пенсии. Я не просилась. Но он сказал: «Мам, мы тебе видео пришлем! Будешь смотреть, как мы купаемся». Видео! Как будто я телевизор смотрю, а не родного сына…
Я молчала. А что тут скажешь? Вы же знаете это чувство, когда за подругу обидно, а сделать ничего нельзя.
Мы боимся не одиночества. Мы боимся вот этого момента: праздничная ночь, куранты бьют, за окном салюты, а ты сидишь перед тарелкой с остывающим салатом и понимаешь, что тишина в квартире звенит громче телевизора.
Галина начала перечислять свой «праздничный план», и от этого плана веяло такой безнадегой, что мне захотелось открыть форточку.
— Куплю крабовых палочек, — бубнила она. — Сделаю немного салата. Курицу запекать не буду, зачем мне целая? Включу новогодний концерт. Лягу часа в два. Вот и весь праздник. Главное, чтобы голова не болела.
— А потом? — спросила я.
— А что потом? Потом 1 января. Тишина. Пустота. Жизнь прошла, — она выдохнула это так обреченно, будто собиралась ложиться и не вставать. — Знаешь, я вдруг поняла… Я просто боюсь. Боюсь, что если остановлюсь и прислушаюсь, то услышу свой возраст.
Я представила её: в старом халате, с миской салата, в квартире, где каждая вещь напоминает о прошлом.
— Так, стоп, — сказала я жестко. Я даже встала с дивана. — Галина Сергеевна, прекратить.
— Ты чего? — она опешила. Всхлипы прекратились.
— Ты не мебель. И ты не шкаф. Ты здоровая, красивая женщина с пенсией, которой хватит не только на крабовые палочки. Так. Слушай меня внимательно.
Я включила громкую связь и открыла приложение с афишей. Палец листал экраны: детские елки, какие-то концерты, ледовые шоу… Не то, всё не то.
— У тебя есть то синее платье? Бархатное? — спросила я.
— Есть… В шкафу висит, в чехле. Я его года три не доставала.
— Доставай. И сапоги, которые ты прошлой зимой купила, на устойчивом каблуке.
— Зачем? — в голосе Галины прозвучал испуг. — Куда я пойду? На улице гололед, темно…
— Ты пойдешь в театр, — отрезала я. — Прямо тридцать первого декабря. Начало в шесть вечера. «Щелкунчик» или оперетта — сейчас найдем, что осталось.
— Ты с ума сошла! — она почти закричала, но теперь это был страх новизны, а не тоска. — Одна? В театр? Под Новый год? Все же семьями пойдут, парами! А я буду стоять там одна, с программкой? Все будут смотреть и думать: «Вон, бедная женщина, никому не нужна»…
— Галя! — рявкнула я так, что мой кот подпрыгнул. — Никто на тебя смотреть не будет, всем всё равно, люди собой заняты. А если и посмотрят — пусть завидуют. Женщина, которая может себе позволить театр тридцать первого числа — это не «бедная женщина». Это дама, у которой есть время и вкус к жизни.
Повисла пауза. Я слышала, как она дышит. Тяжело, прерывисто. Она боролась. С привычкой быть жертвой, с привычкой экономить на себе, с привычкой ждать милости от детей.
— Билет стоит пять тысяч, — тихо сказала я, глядя на экран. — Хороший партер. Это меньше, чем ты обычно тратишь на стол, чтобы накормить Витеньку с невесткой.
— Пять тысяч… — эхом отозвалась она.
— Покупай. Сейчас же. Или я куплю, но тогда ты мне будешь должна обед в кафе.
— Я… я не могу, — пролепетала она. — Мне страшно. Правда страшно.
— А сидеть одной перед телевизором тебе не страшно?
Я ударила по самому больному. Я знала, что это жестко. Но иногда, чтобы вытащить человека, нужно дернуть посильнее.
— Ладно, — голос её дрогнул, но стал тверже. — Скинь ссылку. Только… если я там упаду на входе или еще что…
— Не упадешь. У тебя сапоги хорошие, я помню.
Через десять минут мне пришел скриншот билета. Оперетта «Летучая мышь». 31 декабря, 18:00.
Но я ещё не знала, что этот вечер станет для неё не просто выходом в свет, а настоящим экзаменом, который перевернет всё её понимание о любви к детям.
Свидание с собой
Тридцать первого декабря Галина чуть не сдалась.
Днем, когда за окном потемнело, а соседи начали хлопать дверьми, таская пакеты с мандаринами, её снова накрыло. Захотелось снять бигуди, смыть макияж, залезть под одеяло и просто переждать этот шумный праздник.
«Куда я пойду? — думала она, застегивая молнию на платье. — Немолодая женщина. Там все красивые, парами».
Но платье село как влитое. Синий бархат скрыл то, что нужно скрыть, и подчеркнул то, что еще осталось. Она достала из шкатулки нитку жемчуга — подарок мужа на десятилетие свадьбы. Мужа давно нет, а жемчуг всё так же мерцает, молочный и теплый.
Галина выпрямила спину. В зеркале отразилась не «брошенная мама», а статная дама с высокой прической. Немного грустная, но очень благородная.
Игристое вместо успокоительного
В театре пахло духами, кофе и хвоей. Огромная люстра заливала фойе золотым светом, отражаясь в мраморном полу. Галина вошла, сжимая сумочку, готовая в любой момент развернуться и убежать в гардероб.
Но никто не посмотрел на неё косо. Никто не показал пальцем. Вокруг ходили люди: пожилые пары, держащиеся под руки, шумные компании подруг её возраста, интеллигентные мужчины в очках.
Она вдруг поняла: она здесь своя.
В буфете стояла очередь. Галина, сама от себя не ожидая, встала в хвост.
— Игристое и бутерброд с икрой, пожалуйста, — сказала она громко.
Триста рублей за крошечный кусок батона с прозрачным ломтиком рыбы? Раньше она бы возмутилась. А сейчас она приложила карту к терминалу, взяла холодный бокал и отошла к окну.
Пузырьки ударили в нос. Внизу, за стеклом, в снежной каше толкались такси, спешили люди с пакетами, а здесь, наверху, играла скрипка и звенел хрусталь.
Телефон в сумочке коротко дзынькнул.
Галина достала мобильный. Сообщение от сына в мессенджере. Фотография: белый песок, синее море, два загорелых лица в солнечных очках. И подпись: «Мам, с наступающим! У нас жара +30! Сейчас идем на ужин, связь будет плохая. Не скучай там, поешь салатика. Любим!»
«Поешь салатика».
Раньше она бы обиделась до слёз. Начала бы жалеть себя: вот, они там омаров едят, а я тут одна. Но сейчас, с бокалом в руке, в синем бархате, она почувствовала только лёгкое удивление.
Она нажала кнопку «Запись видео».
— Привет, мои дорогие! — сказала она, глядя в камеру. Улыбка вышла настоящей.
— У вас жара, а у меня «Летучая мышь». Я в театре. Игристое чудесное, музыка — божественная. Так что связь мне тоже ловить будет некогда, сейчас уже третий звонок. Отдыхайте!
Она нажала «Отправить». Подумала секунду — и выключила звук на телефоне. Совсем.
Чужие здесь не ходят
Спектакль был великолепный. Она смеялась там, где было смешно, и замирала там, где было красиво. Она забыла про Витеньку, про его жену, про то, что завтра квартплата. Была только музыка, сцена и ощущение праздника.
В антракте она заметила женщину в соседнем кресле — тоже одну, её лет. Они встретились глазами.
— Хороший тенор, правда? — спросила соседка.
— Замечательный, — кивнула Галина. — Особенно в сцене с часами.
— А я вот выбралась первый раз за три года. Дети выросли, внуков увезли…
— И правильно, — вдруг сказала Галина. — Пусть везут. У нас с вами, может, самое интересное только начинается.
Домой она возвращалась на такси. Ехать в метро в таком настроении и в таком платье не хотелось. Москва за окном сияла. В небе то и дело вспыхивали фейерверки — зеленые, красные, золотые шары рассыпались искрами.
Водитель, молодой парень, посмотрел в зеркало:
— С праздником вас! Красивая вы, глаза горят.
— Спасибо, — улыбнулась Галина. — Просто у меня сегодня свидание.
— Да? С кем, если не секрет?
— С самой собой. И знаете, это лучшее свидание за последние двадцать лет.
Хозяйка своей жизни
Квартира встретила её тишиной. Но это была уже не та пугающая пустота, что утром. Это была тишина покоя. Уютная, мягкая.
Кот вышел в коридор, сонно потянулся и мяукнул.
— С Новым годом, пушистый, — Галина скинула туфли и прошла на кухню босиком.
Она налила себе ещё бокал, положила на тарелку пару бутербродов и села у окна. На телефоне мигал индикатор — сын что-то ответил, может, удивился, может, даже позвонил. Но она не стала проверять.
Завтра. Всё это — завтра.
А сейчас она смотрела на салют над крышами соседних домов и думала о том, как же это важно: отпустить детей не со злостью, а с легкостью.
Они — гости в нашей жизни. Любимые, родные, но гости. Гости ушли, а дом остался. И хозяйка в нём — она.
Знаете, мы часто ждем, что праздник нам кто-то организует, принесет на блюдечке. А если блюдечка нет — обижаемся на весь свет. Но иногда стоит просто достать из шкафа лучшее платье, не дожидаясь особого повода.
А вы пробовали устраивать праздник только для себя, не оглядываясь на то, «что скажут люди»? Расскажите, как это было — мне кажется, многим сейчас нужен такой опыт.
(О том, как не ждать звонков от детей и жить своей жизнью, мы еще поговорим в следующей истории про дачу и незваных гостей).
Не теряйте нас в ленте — подпишитесь, у нас тут разговоры, которые лечат душу.