– Она борется за свою семью. А ты... ты просто уничтожил ее.
Слова свекра, такие тихие и такие тяжелые, повисли в воздухе, вдавив меня в пол. Я видела, как Игорь пошатнулся, будто от физического удара. Его самоуверенность, его праведный гнев – все разбилось о каменное осуждение в глазах его же отца. И странное, горькое, совсем не благородное чувство удовлетворения шевельнулось во мне.
Да, пусть видит. Пусть поймет, что он не жертва в этой истории, которую так упорно разыгрывал.
– Отец... – его голос прозвучал недовольно.
Но Виктор Петрович лишь молча махнул рукой. Этот жест был страшнее любой ругани. Он был знаком полного отречения.
Ольга Борисовна вышла с кухни, ее лицо было испещрено слезами. Она подошла ко мне, обняла за плечи, и ее теплое, знакомое прикосновение едва не разбило ту ледяную скорлупу, в которую я заключила себя.
– Ты держись, дочка. Мы с тобой, – прошептала она мне в ухо, и ее голос дрожал. – Позвони, если что-то нужно будет. В любое время.
Она поцеловала меня в щеку, влажную от ее же слез, и бросила на Игоря взгляд, полный такой муки и стыда, что мне стало почти жаль его.
Почти.
Потом они ушли. Дверь тихо, но решительно закрылась. Этот звук показался громче всех сегодняшних звуков.
Мы остались одни.
В нашей когда-то любимой, а теперь чужой и оглохшей квартире. Воздух был густым и горьким - смесь недопитого чая, разбитых тарелок, надежд и несбывшегося счастья. Я смотрела на осколки тарелки на кафеле. Та самая, из маминого сервиза. Теперь это был идеальный символ нашей жизни – красивая, дорогая вещь, разбитая вдребезги в одно мгновение.
– Довольна? – его шипение разрезало тишину, как нож. Он стоял, сжав кулаки, и все его тело было одним сплошным напряженным мускулом. – Ты добилась своего. Мои же родители... Они теперь думают, что я последнее ничтожество.
Я медленно перевела на него взгляд. Во мне не осталось сил на истерики. Не осталось даже сил на крик. Вся ярость выгорела, оставив после себя только тяжелый, холодный пепел. Я чувствовала себя пустой. Выпотрошенной.
– А разве нет? – мой голос прозвучал тихо и ровно, без единой дрожи. Я сама удивилась его ледяному спокойствию. – Ты предал меня. Предал нашего нерожденного ребенка. Да, Игорь. Ты – ничтожество. И теперь, наконец, все это видят.
Он не выдержал моего взгляда. Отвел глаза, сжав губы. Я видела, как по его лицу пробежала судорога – смесь стыда и злобы. Ему нужно было бежать. От меня. От правды. От самого себя.
– Ладно. Хорошо. Я ухожу.
Он резко развернулся и направился в прихожую. Я не двигалась, слушая, как он с силой натягивает куртку. Он не взял ничего. Ни вещей, которые я с таким остервенением собирала в мешки, ни документов. Он просто уходил. От меня. От своего ребенка. От нас.
Я заставила свои ватные ноги сдвинуться с места и последовала за ним, остановившись в проеме.
– Ключи, – сказала я все тем же безжизненным тоном. Мне было все равно, что он подумает.
Он с силой швырнул связку на пол. Звяк металла о кафель отозвался во мне коротким, острым спазмом. Еще один звонкий, финальный аккорд.
– Наслаждайся своей победой. И своей ипотекой в одиночку.
Он дернул дверь и вышел, не оглянувшись. Дверь захлопнулась с таким оглушительным грохотом, что задрожали не только стены – затряслось что-то внутри меня, в самой глубине.
Я зажмурилась, вжимаясь в косяк, и слушала, как его шаги, быстрые и неровные, затихают внизу по лестнице. Потом... наступила тишина.
Та самая, звенящая, давящая тишина, которую я всегда ненавидела. Она обрушилась на меня всей своей тяжестью, и мои ноги наконец подкосились. Я медленно сползла по косяку на холодный пол в прихожей, обхватив колени. Тело не слушалось, было ватным и чужим. В голове звенело.
Я сделала это.
Я выгнала его.
Мужа, с которым делила жизнь, планы, боль потерь. Теперь я была одна. Совершенно одна. С крошечным, неведомым существом под сердцем, с грудой битого стекла вместо жизни и с чудовищной ипотекой, которую мне одной никогда не потянуть.
Паника подползла к горлу холодным, липким комом, сжимая его, не давая дышать. Темнота затягивала края зрения.
– Нет, – прошептала я сама себе, впиваясь ногтями в ладони. Острая боль ненадолго вернула меня в реальность. – Дыши. Просто дыши. Ты должна справиться. Ради него. Ради малыша.
И тут мой взгляд, блуждающий по прихожей в поисках точки опоры, наткнулся на темный прямоугольник на тумбе у зеркала. Телефон Игоря.
Сердце пропустило удар, а потом заколотилось с новой, лихорадочной силой. Он забыл его. В пылу ссоры, в своем позорном бегстве, он оставил его. Этот черный, холодный кусок стекла и пластика вдруг стал самым важным объектом во всей вселенной.
Я поднялась, подошла и взяла его в руки.
Он был холодным, как последний взгляд его хозяина. Экран, как черное зеркало, отражало мое искаженное лицо – бледное, с синяками под глазами, с пересохшими губами. Этот телефон был ключом. К его лжи. К его тайнам. К той самой Арине, которая теперь навсегда вписалась кровавыми буквами в историю моей жизни.
Внутри все сжалось в тугой, болезненный комок. Страх и отчаянная надежда странным образом переплелись во мне. Я боялась этой правды. Но я жаждала ее, как жаждут яда, чтобы положить конец мучительной неопределенности.
Пусть будет больно.
Пусть будет невыносимо.
Но это будет правда. Моя правда, которую он больше не сможет у меня отнять.
Дрожащим пальцем я нажала на боковую кнопку. Экран вспыхнул, потребовав пароль или отпечаток.
И тут я вспомнила.
Года два назад, он, смеясь, после пары бокалов вина, внес мой отпечаток в свой телефон.
– На всякий случай, если мне ампутируют палец, а тебе нужно будет срочно кому-то позвонить, – сказал он тогда, целуя меня в шею.
Ирония судьбы была настолько горькой, что я чуть не рассмеялась. Почти механически, с затаенным дыханием, я приложила большой палец к сканеру.
Раздался тихий, щебечущий щелчок. Экран ожил, открывшись мне.
И я заглянула прямиком в цифровое сердце человека, который только что разбил мое. Сейчас.
Сейчас я все узнаю.
Первое, что я увидела, – открытый мессенджер. Последние диалоги. Сердце замерло, ожидая увидеть ее имя – «Арина».
Меня будто ударило током. Все внутренности сжались в один ледяной ком.
«Ариша-красавица»...
Он никогда не сохранял мой номер под ласковым именем. Говорил, это непрофессионально.
Я жадно ткнула пальцем в иконку, и мир сузился до яркого экрана.
Переписка. Сначала – сухая, рабочая. Но чем дальше я листала, тем сильнее пальцы цепенели, сжимая телефон.
«Игорь, документы по тендеру готовы, жду вашей проверки».
«Отправьте копию в бухгалтерию».
А потом, недели две назад:
Арина: “Босс, я сегодня на совещании чуть не заснула. Спасаюсь только мыслями о пятнице... и не только о ней.”
Игорь: А о чем еще?
Арина: Обед в том милом итальянском месте была волшебным. Надеюсь, это станет нашей традицией.
Игорь: У традиций должно быть начало.
Меня затошнило. «Милое итальянское место»... А я в тот день варила ему его любимый борщ, думая, что он задерживается на работе. Я листала дальше, и каждый новый экран был ударом ножа.
Арина: Скучаю. В офисе без тебя пусто.
Игорь: Держись. Скоро увидимся.
И самое страшное, от которого кровь застыла в жилах, отправленное вчера вечером:
Арина: Я сегодня у врача была. Все хорошо, малыш растет. Не могу дождаться, когда уже все узнают.
Сообщение, которое он прочитал и не ответил. Потому что в это время он шел домой, чтобы объявить мне о разводе.
Слезы застилали глаза, но я с яростью их смахивала. Нет, ты не заплачешь. Ты должна все видеть. Я переключилась на галерею.
И попала в ад.
Не в официальные фото с корпоратива, а в скрытую папку, которую он, видимо, забыл удалить. Пароль от нее был датой нашего первого свидания.
И вот они.
Фотографии. Не постановочные, а живые, снятые кем-то из коллег.
Вот они танцуют. Не просто стоят рядом, а танцуют близко, слишком близко. Его рука лежит у нее на талии, ее пальцы вьются в его волосах на затылке. Она прижалась к нему щекой, глаза закрыты, на губах – блаженная, пьяная улыбка. А он... он смотрит в камеру, по сторонам, на нее. И в его взгляде – не натянутая вежливость, а теплое, уставшее внимание. То самое, которого он лишил меня в последние месяцы.
Следующее фото.
Они сидят за столом, тесно прижавшись друг к другу. Он что-то шепчет ей на ухо, и она заливисто смеется, запрокинув голову. Его рука лежит на спинке её стула, касаясь пальцами обнаженной кожи на её спине.
Я издала звук, нечто среднее между стоном и рычанием. Это было хуже, чем я могла представить. Хуже любой фантазии. Это была правда, запечатленная в пикселях. Он не просто изменял. Он был с ней другим человеком – расслабленным, нежным, живым. Тем человеком, которым когда-то был со мной.
Отчаяние, черное и липкое, подступило к горлу, грозя поглотить с головой. Что, если это не ложь? Что, если это чистая, ужасающая правда? И тогда он не просто предатель. Он – дьявол, который пришел в наш дом, чтобы хладнокровно уничтожить все, что у нас было, ради нее и ее... их ребенка.
Я швырнула телефон, будто он был раскаленным углем. Меня била крупная дрожь. Я подняла глаза и обвела взглядом нашу гостиную. Этот уют, эти стены, которые помнили наш смех и мечты... Все это было гигантской, дорогой декорацией. Нашей крепостью, которая в одночасье стала клеткой, полной ядовитых воспоминаний.
И тут мысль, холодная и безжалостная, пронзила сознание, как луч лазера.
А что, если это его идеальный план?
Вывести меня из равновесия.
Довести до публичного скандала. Получить в свидетели соседей и собственных родителей, заставших меня в состоянии «истерички», бьющей посуду и выбрасывающей вещи. А потом... потом вернуться с адвокатами, с этими фото и переписками как доказательством моей неадекватности, и отсудить все. Квартиру. А потом, глядишь, и ребенка. Ведь кто оставит малыша психически неустойчивой матери, которая устраивает погромы?
Он хочет оставить меня на улице. Беременную.
Оставить без дома, без средств, с клеймом «невменяемой». Чтобы его новая, идеальная семья – он, Арина и их желанный малыш – могли спокойно жить в стенах, которые строили мы.
Ледяная ярость, медленная и целенаправленная, стала вытеснять панику и боль. Она разливалась по венам, выжигая слезы, возвращая телу стальную твердость, а мыслям – хрустальную, беспощадную ясность. Эта ярость была моим щитом. Моим оружием.
Нет, милый. Так не пойдет.
Я подняла телефон с пола. Теперь это был не источник боли, а трофей. Оружие в моих руках. Я с холодной жестокостью сделала скриншоты. Все. Флиртующие переписки. Фото с их танцем. Фото, где его рука на ее спине. Я сохранила все в нескольких облачных хранилищах, придумав сложные пароли.
Потом я открыла диктофон. И начала говорить.
– Сегодня, двадцать пятое декабря... Мой муж, Игорь, объявил о разводе. Он подтвердил, что у него роман с его помощницей Ариной Ш., и что она беременна от него. Угрожал оставить меня без жилья... При свидетелях, своих родителях, оскорблял и унижал... У меня есть доказательства их близких отношений...
Голос не дрожал.
Я отправила все файлы себе и тщательно удалила все следы своего присутствия в его телефоне. Пусть думает, что просто забыл его. Пусть не знает, что оставил мне ключ к своему же поражению.
Завтра – к лучшему адвокату. А потом... потом я начну свою войну. Войну за наше будущее.
Положила руку на живот.
– Не бойся, малыш, – прошептала я, и в голосе впервые зазвучала нежность, смешанная с стальной решимостью. – Он не получит нас. Ни тебя, ни наш дом. Ничего. Он ошибочно принял мою боль за слабость. Теперь он увидит, на что способна женщина, у которой отняли все.
Продолжение следует. Все части внизу 👇
***
Если вам понравилась история, рекомендую почитать книгу, написанную в похожем стиле и жанре:
"Развод. Я больше не твоя малышка", Милана Лотос ❤️
Я читала до утра! Всех Ц.
***
Что почитать еще:
***
Все части:
Часть 2 - продолжение