Автобус остановился рывком, и народ потянулся к выходу, задевая сумками поручни. Светлана поднялась последней. В колене чуть заныла нога, когда она спустилась по ступенькам на утоптанный серый снег. В лицо ударил влажный февральский воздух, пахло дымом из котельной и чем‑то хвойным, доносившимся со стороны тёмной полосы леса.
Перед ней тянулся длинный корпус санатория с рядами одинаковых окон. На фасаде висела выцветшая вывеска с названием, под ней – герб города. Вокруг – привычный для таких мест пейзаж: невысокие ели вдоль дорожки, бетонные клумбы без цветов, несколько одиноких фигур с чемоданами.
— Направление, путёвка, паспорт, — отрывисто сказала женщина в окошке регистратуры, не поднимая глаз.
Светлана сунула в щель пластиковую папку. В окошке пахло бумагой и дешёвым парфюмом. За спиной кто‑то шумно вздохнул, по полу протащили чемодан на колёсиках.
— На сколько смена? — спросила регистраторша, быстро листая бумаги.
— На две недели.
— Так. Третий корпус, второй этаж, палата двести шестая. Терапевт у вас завтра, кабинет семь. Столовая по расписанию, талончики в папке. Следующий.
Папка вернулась к ней уже с пластиковой карточкой и сложенной стопкой талонов. Светлана отошла в сторону, чтобы не мешать потоку. В голове глухо стучало: «Две недели. Две недели не варить супы, не проверять домашку, не открывать ноутбук ночью».
Она с трудом протащила чемодан по дорожке к третьему корпусу. Колесо заедало, и чемодан всё время норовил свернуть в сугроб. В холле третьего корпуса пахло варёной капустой и хлоркой. На стене висела доска объявлений с выцветшими листками: расписание процедур, афиша какого‑то концерта баяниста, объявление о кружке скандинавской ходьбы.
Лифт работал, но двери закрывались с таким скрежетом, что Светлана невольно отпрянула. Подумала, что пешком полезнее, и потащила чемодан по лестнице. На втором этаже коридор тянулся длинным туннелем, лампы под потолком гудели. На дверях — таблички с номерами, кое‑где приклеены детские рисунки: солнце, домик, ёлка.
Двести шестая оказалась в середине коридора. Светлана постучала на всякий случай и толкнула дверь.
В палате было две железные кровати с серыми покрывалами, между ними — тумбочка, у окна — стол с клеёнкой в клетку. На одной кровати уже лежала аккуратно сложенная пижама, на стуле — сумка. Из ванной доносился шум воды.
— Заходите, заходите, — отозвался женский голос. — Я сейчас.
Светлана поставила чемодан у свободной кровати и огляделась. Окно выходило на лес, по стеклу стекали редкие капли. Батарея под подоконником тихо шипела.
Из ванной вышла невысокая женщина лет пятидесяти с полотенцем на голове. Лицо круглое, глаза тёмные и живые.
— Соседка? — спросила она и улыбнулась. — Меня Татьяной зовут.
— Светлана.
Они пожали руки как‑то неловко, будто знакомились в поезде. Татьяна, не стесняясь, стала раскладывать по полочке в шкафу лекарства в блистерах.
— На сколько вы? — спросила она.
— На две недели.
— О, отлично. Я на три. Я тут уже третий раз, — она сказала это с лёгкой гордостью. — Привыкаешь, знаете. Сначала думаешь: санаторий, старики, тоска. А потом… Режим, воздух, процедуры. И никто не дёргает.
Светлана кивнула, не зная, что ответить. Она достала из чемодана спортивные штаны, тёплые носки, халат. Всё это казалось чужим, как будто принадлежало другой жизни, в которой у неё есть время на дневной сон и прогулки.
— Вы по какому профилю? — не унималась Татьяна.
— Ортопедия и нервная система. Спина, колено… — Светлана неопределённо махнула рукой.
— Понятно. Тут таких полно. Я по сердцу. Ну и нервы, куда без них, — Татьяна вздохнула. — Муж, дети, работа. Всё на голове.
Светлана снова кивнула. Про мужа она говорить не хотела. Мужа уже два года как не было, остались алименты на карту и редкие звонки сыну.
— В столовую на ужин вместе пойдём? — спросила Татьяна. — А то там народу много, лучше держаться рядом.
— Пойдём.
К ужину в столовой выстроилась очередь. Помещение было низким, со свисающими люстрами и рядами столов на четыре человека. По залу ходили женщины в белых халатах, гремели подносами. Пахло тушёной рыбой и компотом.
Они с Татьяной сели за свободный столик. К ним почти сразу подсели двое: высокий седой мужчина в спортивной кофте и полная женщина с яркой помадой.
— Можно? — спросил мужчина. — А то вдвоём скучно. Я Вадим. Это Нина.
— Светлана, — представилась она. — Татьяна.
— Ну вот, уже компания, — оживилась Нина. — Я тут каждый год. Сначала по профсоюзной путёвке ездила, теперь сама покупаю. Дома, знаете, не отдохнёшь. Внуки, огород, соседи.
— А вы откуда? — спросил Вадим у Светланы.
— Из Подольска.
— О, столица, — усмехнулся он. — Я из Тулы. У нас тут целая делегация, — он кивнул куда‑то за спину. — Завтра познакомитесь, если захотите. Мы по вечерам в холле сидим, в домино режемся.
Светлана улыбнулась вежливо. Домино её мало привлекало, но мысль о том, что можно просто сидеть в холле и никуда не бежать, показалась странно приятной.
Еда была простая, без изысков: перловка с рыбой, салат из свёклы, компот из сухофруктов. Светлана поймала себя на том, что ест медленно, не заглатывая на ходу, как дома, между звонком начальницы и сообщением классного руководителя сына.
После ужина Татьяна предложила пройтись до леса.
— Надо же воздухом подышать, раз уж приехали.
Они вышли на дорожку. Лес темнел совсем близко, между стволами елей лежал рыхлый снег. Лампочки вдоль аллеи освещали путь жёлтыми кругами. Где‑то вдалеке слышался глухой смех, хлопали двери корпусов.
— Вы работаете? — спросила Татьяна.
— Да. Бухгалтером. В торговой фирме.
— О, ответственная должность, — покачала головой Татьяна. — А я в школе. Учитель русского. Двадцать пять лет. Думаю, пора уже… — Она не договорила, махнула рукой. — В общем, санаторий мне как спасательный круг.
Светлана подумала, что у неё тоже давно не было спасательного круга. Последние годы она только и делала, что держалась на плаву: отчёты, дедлайны, родительские собрания, бесконечные списки дел. Санаторий казался чем‑то вроде паузы, но паузы неловкой, как будто она прогуливает урок.
Ночью она долго не могла заснуть. Соседка тихо посапывала, за стеной кто‑то храпел, где‑то хлопнула дверь. Светлана лежала, уставившись в потолок, и чувствовала, как внутри зудит привычное беспокойство: надо позвонить сыну, проверить почту, написать сообщение начальнице. Телефон лежал на тумбочке, экран светился чёрным прямоугольником. Она взяла его, посмотрела время, открыла мессенджер и закрыла. Потом заставила себя положить телефон экраном вниз.
Утром всё началось с очереди к терапевту. В коридоре первого корпуса сидели люди в халатах и спортивных костюмах, держали в руках карты. На стене висел телевизор, тихо шла передача про садоводов. В воздухе витал запах кофе из автомата и лекарств.
— Вы по номеру талона или по живой очереди? — спросила женщина в вязаной шапке, сидевшая рядом со Светланой.
— По талону, — ответила Светлана, показывая бумажку.
— Тогда за мной будете. А то тут любят пролезть.
Женщина тут же повернулась к другой соседке и принялась жаловаться на давление. Светлана слушала вполуха, глядя на закрытую дверь кабинета. Ей казалось странным, что она сидит здесь среди людей, обсуждающих таблетки и анализы. В её голове ещё звучали вчерашние рабочие разговоры, но они уже как будто отдалялись.
Терапевт оказался сухим мужчиной в очках. Он быстро пролистал её карту, задал несколько стандартных вопросов.
— Жалобы?
— Спина, колено. Быстрая утомляемость. Плохо сплю.
Он кивнул, что‑то отметил в карте.
— Назначим вам ЛФК, бассейн, массаж поясничной области, физиопроцедуры. И режим. Режим — это главное. Сон не позже одиннадцати, прогулки, меньше телефона.
Светлана чуть усмехнулась.
— Это сложнее всего.
— Тут проще, чем дома, — сухо заметил врач. — Пользуйтесь моментом.
Расписание процедур выстроило её день, как чужой график. Утром — ЛФК в зале с большими окнами, где инструктор в спортивном костюме показывал упражнения с палками и мячами. Потом бассейн — небольшой, с голубой плиткой, вода прохладная, хлорка щиплет глаза. После обеда — массаж: невысокая медсестра с сильными руками разминала ей спину, и Светлана ловила себя на том, что просто лежит и ничего не делает.
Очереди к аппаратам стали местом для разговоров. Люди знакомились, как в поезде, делились историями. Татьяна быстро влилась в компанию завсегдатаев — Нина, ещё одна женщина с яркими серёжками, тот же Вадим.
Вадим держался чуть в стороне, но всегда оказывался рядом. На ЛФК он стоял позади Светланы, в бассейне плавал по соседней дорожке, в столовой часто садился за один стол.
— У вас стиль плавания правильный, — сказал он как‑то, когда они одновременно выбрались из воды. — Не захлёбываетесь.
— Я в детстве в секцию ходила, — ответила она, вытирая волосы полотенцем. — Потом некогда стало.
— «Некогда» — это не диагноз, — заметил он. — Я вот после инфаркта понял, что всё это «некогда» — ерунда. Нашёл время.
Светлана не знала, что сказать на это. Она посмотрела на его грудь, где под халатом угадывалась полоска шрама.
— Страшно было? — спросила она.
— Было, — честно ответил он. — А потом как‑то… Привыкаешь к мысли, что не вечный. И начинаешь выбирать, на что тратить дни.
Эти слова почему‑то зацепили её. Она вспомнила, как в прошлом году лежала с температурой, но всё равно открывала ноутбук, отвечала на письма, считала чужие деньги. Никто даже не предложил ей отдохнуть. Она и сама не подумала.
Вечерами в холле третьего корпуса собирались люди. Кто‑то смотрел телевизор, кто‑то играл в карты. На столике стоял кулер с горячей водой, рядом — коробка с пакетиками чая. Пахло растворимым кофе и чем‑то сладким: кто‑то принёс домашнее печенье.
Светлана пару раз проходила мимо, собираясь посидеть в палате с книгой. Но однажды Татьяна буквально вытащила её за рукав.
— Пойдём, познакомлю тебя с нашими. А то так и просидишь одна.
Они сели за столик рядом с телевизором. Вадим уже был там, крутил в руках колоду карт.
— В «дурака» играем? — предложил он.
— Я плохо умею, — призналась Светлана.
— Научим. Тут все учатся, — вмешалась Нина.
Карты шуршали по столу, кто‑то смеялся, кто‑то спорил. Сначала Светлана путалась, но потом втянулась. Ей нравилось ощущение, что от её хода ничего важного не зависит. Ошибёшься — и что? Максимум, останешься с картами на руках.
Разговоры в холле были о простом: о погоде, о том, что в столовой сегодня дали вкусный кисель, о том, как «девятая медсестра» делает массаж лучше всех. Но иногда в этих разговорах вдруг появлялось что‑то другое.
— Я вот думала, — как‑то сказала Нина, задумчиво глядя на свои карты. — Когда дети были маленькие, мечтала: вот вырастут, заживу. А они выросли, и я всё равно им нужна. То внука посидеть, то денег дать. И не сказать же: отстаньте, я устала.
— Почему не сказать? — тихо спросила Светлана.
Нина посмотрела на неё удивлённо.
— А как? Они же родные. Я же мать.
Светлана вспомнила, как сын накануне отъезда спросил: «А кто мне ужин готовить будет?» И как она, уставшая после работы, всё равно стояла у плиты, хотя могла бы заказать пиццу.
— Можно быть матерью и уставать, — сказала она. — И говорить об этом.
— А кто нас этому учил? — вставила Татьяна. — Нас учили терпеть.
Они замолчали. За соседним столиком кто‑то громко засмеялся над анекдотом. Телевизор показывал концерт, певица в блестящем платье тянула протяжную ноту.
В следующие дни всё шло по кругу. Подъём, зарядка, столовая, процедуры, прогулка до леса, вечерний холл. В этом круге постепенно появлялись маленькие островки, которые Светлана начала ждать.
Она ждала утренней ЛФК, когда мышцы, ещё сонные, постепенно просыпались. Ждала бассейна, где можно было нырнуть под воду и на несколько секунд остаться наедине с гулкой тишиной. Ждала массажа, после которого спина становилась тёплой и тяжёлой.
И она ловила себя на том, что ждёт коротких разговоров с Вадимом. Он не был навязчивым, не задавал лишних вопросов. Они могли стоять у окна в холле, пить чай из пластиковых стаканчиков и молчать, глядя на тёмный лес. Или говорить о пустяках: о том, как в его городе закрыли завод, как он в молодости любил кататься на мотоцикле, как сейчас боится садиться за руль далеко.
— А вы чего боитесь? — спросил он однажды.
Вопрос прозвучал просто, но Светлана растерялась. Она автоматически хотела ответить что‑то вроде «высоты» или «змей», но вдруг поняла, что это будет неправдой.
— Боюсь, что всё так и останется, — сказала она, удивляясь собственным словам. — Что я буду жить, как сейчас. Работа, дом, отчёты, уроки, списки дел. И так до пенсии. А потом…
Она замолчала.
— А потом уже не будет сил что‑то менять, — закончил за неё Вадим. — Знакомо.
Они помолчали.
— А вы что хотите поменять? — спросил он.
— Не знаю, — честно ответила она. — Я даже не помню, что я сама хочу. Всё время кто‑то что‑то от меня хочет.
Он кивнул, как будто это был самый понятный ответ.
— Тут хорошо тем, что хочешь — не хочешь, а у тебя один и тот же день, — сказал он. — И в этом дне вдруг становится видно, что своё, а что навязанное.
Светлана подумала, что это правда. Здесь от неё мало что зависело. Расписание уже составлено, еду приносят, постель застилают. Она позволила себе днём просто лежать и смотреть в окно, не чувствуя вины. Снег медленно падал на ветки, редкие прохожие шли по дорожке, закутавшись в шарфы. Мир продолжал жить без её участия.
На седьмой день санатория ей позвонил сын.
— Мам, а где у нас зарядка от планшета? — спросил он вместо приветствия.
— В ящике стола, справа, — ответила она. — А как у тебя дела?
— Нормально. Папа завтра заберёт. Ты когда приедешь?
— Через неделю.
— Это долго, — сказал он, и в голосе прозвучала лёгкая обида.
— У меня лечение. Мне нужно.
Она сама удивилась, как спокойно это прозвучало. Без оправданий, без обещаний «я постараюсь раньше».
— Ладно, — вздохнул сын. — Ты там не скучай.
После разговора Светлана ещё долго сидела на кровати, держа телефон в руке. В груди было странное чувство: и тревога, и облегчение. Она позволила себе быть не только матерью, но и человеком, которому нужно лечение.
Вечером в холле устроили «вечер знакомств» для новых отдыхающих. На столике поставили чайник, тарелку с печеньем, кто‑то принёс колонку с музыкой. Ведущая из культурной части санатория пыталась организовать конкурсы, но народ больше интересовали разговоры.
Светлана сидела в углу с чашкой чая, слушала, как кто‑то рассказывает про дачу, кто‑то — про развод, кто‑то — про внуков. Она чувствовала себя частью странного временного сообщества людей, которых объединяло только одно: они на время вышли из своей обычной жизни.
В какой‑то момент Вадим сел рядом.
— Завтра у меня заканчивается смена, — сказал он негромко.
Светлана вздрогнула, хотя знала, что у всех здесь свои даты отъезда.
— Уже?
— Десять дней. Пролетели, — усмехнулся он. — Домой надо. У меня там собака одна, соседка кормит.
— Понятно, — сказала она, не зная, что ещё.
Они помолчали.
— Вы не пропадайте там, — вдруг сказал он. — В смысле… не отдавайте всё работе. Хоть чуть‑чуть оставьте себе.
— Попробую, — ответила она.
Он кивнул, посмотрел на неё внимательно, как будто хотел что‑то запомнить, и перевёл взгляд на телевизор, где шёл старый фильм.
На следующий день после обеда она увидела его у выхода из корпуса с чемоданом. На нём был тот же спортивный костюм, только поверх — куртка.
— Ну, бывайте, — сказал он. — Удачи вам.
— И вам, — ответила она.
Они пожали друг другу руки. Его ладонь была тёплой и сухой. На секунду Светлане захотелось сказать: «Давайте обменяемся телефонами», но она не сказала. И он не сказал. Это казалось правильным: пусть всё останется здесь, в этих стенах, как часть этой смены.
Когда автобус с Вадимом отъехал, Светлана стояла у окна холла и смотрела, как он медленно поворачивает у ворот. Потом автобус исчез за поворотом, и на дорожке остались только две колеи от колёс.
Оставшаяся неделя прошла чуть иначе. Вечерние посиделки в холле продолжались, но теперь Светлана чаще брала с собой книгу. Она садилась у окна, открывала роман, который давно хотела прочитать, но всё откладывала. Иногда она ловила себя на том, что читает одну страницу по нескольку раз, потому что мысли уносятся. Но это её не раздражало. У неё было время.
Однажды Татьяна вернулась с приёма у кардиолога взволнованная.
— Представляешь, сказал, что мне надо меньше нервничать, — возмущённо рассказывала она. — Как будто это выключатель. Щёлк — и не нервничаю.
— А вы можете хотя бы чуть‑чуть, — предложила Светлана. — Например, не брать на себя всё в школе. Или дома.
— А кто возьмёт? — автоматически ответила Татьяна. — Дети же…
Она осеклась и вдруг усмехнулась.
— Вот, слушай, я сама как мой муж. Он всё время говорил: «А кто, если не я?» А потом свалился с инсультом, и ничего, всё как‑то без него крутится.
— Может, и без вас закрутится, — мягко сказала Светлана.
Татьяна посмотрела на неё пристально.
— Ты тут за две недели поумнела, — сказала она. — Или просто отдохнула.
Светлана пожала плечами.
— Я просто… устала всё тащить. Хочу попробовать по‑другому.
Слова прозвучали вслух, и от этого стали реальнее.
В последний день перед отъездом она ходила по знакомым коридорам как по музею собственной короткой жизни. Зашла в зал ЛФК, где уже занималась другая группа. Посмотрела на бассейн через стекло. Зашла в кабинет массажа, поблагодарила медсестру.
— Приезжайте ещё, — сказала та. — Спина у вас отзывается хорошо.
— Посмотрим, — ответила Светлана.
В палате она сложила вещи в чемодан: халат, спортивные штаны, купальник. На тумбочке остались только зарядка и книга. Татьяна сидела на своей кровати, вертела в руках путёвку.
— Не хочется уезжать, — призналась она. — Тут как будто всё проще.
— Тут проще, потому что это не навсегда, — сказала Светлана. — Если бы мы жили тут год, тоже нашлось бы, из‑за чего нервничать.
— Наверное, — согласилась Татьяна. — Ты, если поедешь ещё, звони. — Она протянула ей листок с номером телефона. — Я тут частый гость.
Светлана записала номер в телефон.
— Созвонимся, — пообещала она.
Автобус до города отходил после обеда. В столовой на прощание давали блины со сметаной. Светлана сидела за своим привычным столиком, ела медленно, запивая чаем. Нина рассказывала, как поедет к внукам, Татьяна обсуждала с кем‑то результаты анализов. За окном таял снег, с крыш капала вода.
На остановке перед санаторием собралось человек десять. Кто‑то фотографировался на фоне корпуса, кто‑то нервно курил. Светлана стояла с чемоданом, смотрела на серое небо. В груди было тихо. Не эйфория, не тоска, а какое‑то ровное принятие.
В автобусе она села у окна. Санаторий медленно поплыл назад: корпуса, дорожки, лес. Она подумала, что, возможно, вернётся сюда ещё. Но даже если нет, эти две недели останутся в ней как маленький кусок жизни, где она позволила себе быть не только бухгалтером и матерью.
Дорога до Подольска заняла несколько часов. Город встретил её мокрым снегом и привычной суетой. У подъезда стояли машины, кто‑то ругался по телефону, из окна на первом этаже доносилась громкая музыка.
Светлана поднялась на свой этаж, открыла дверь. В квартире пахло пылью и чем‑то сладким: сын, видимо, грел в микроволновке булочки. В прихожей валялись кроссовки, куртка висела на крючке.
— Мам, ты приехала! — крикнул из комнаты сын.
Он выскочил в коридор, в наушниках, с телефоном в руке. Обнял её неловко, по‑подростковому.
— Как там? — спросил он.
— Нормально, — ответила она и вдруг добавила: — Хорошо. Я отдохнула.
— А ты мне магнитик привезла? — спросил он.
— В сумке, — улыбнулась она.
Она прошла на кухню, поставила чайник. В раковине стояла пара тарелок, на столе лежали крошки. Раньше она бы сразу начала убирать, ворчать. Сейчас просто отметила про себя, что уберёт позже.
Телефон на столе завибрировал. Начальница написала: «Ну как вы? Завтра выходите? У нас накопилось…»
Светлана посмотрела на сообщение и положила телефон экраном вниз. Потом взяла его снова, открыла диалог и стала печатать: «Здравствуйте. Я выйду завтра, как и планировала. Но мне нужно будет обсудить перераспределение обязанностей. Я больше не смогу оставаться по вечерам и брать работу на дом».
Она перечитала текст. Раньше бы стёрла половину, смягчила. Теперь нажала «отправить».
Сын заглянул на кухню.
— Мам, а ты завтра поздно придёшь? Мне просто надо к другу, мы хотели…
— Я завтра приду вовремя, — сказала она. — И вечером мы вместе поужинаем. Но кое‑что по дому ты будешь делать сам. Я не железная.
Он удивлённо поднял брови.
— В смысле?
— В прямом. Ты уже достаточно взрослый, чтобы сам мыть за собой посуду и иногда готовить. Я не всегда буду всё делать одна.
Он поморщился, но ничего не ответил. Ушёл в комнату, хлопнув дверью. Светлана вздохнула, но внутри не было привычного чувства вины. Было ощущение, что она наконец обозначила границу.
Чайник закипел. Она налила себе кружку чая, села за стол. В окне тускло светились фонари, по двору пробежала собака. Вспомнился Вадим со своей фразой про то, на что тратить дни.
Светлана сделала глоток горячего чая и подумала, что чудесного исцеления не случилось. Спина всё равно ныла, колено побаливало, работа никуда не делась. Но что‑то внутри сдвинулось. Она чувствовала своё тело, свою усталость и своё право на отдых яснее, чем раньше.
Она открыла тумбочку, достала оттуда путёвку. Положила её на стол, рядом с блокнотом. Завтра в обеденный перерыв она собиралась зайти в отдел кадров и узнать про отпуск на лето. Не для того, чтобы поехать к родственникам и «помочь по хозяйству», а просто для себя.
Сын снова выглянул из комнаты.
— Мам, а мы завтра пельмени будем есть? — спросил он.
— Можно, — ответила она. — Только ты сам их сваришь. Я тебя научу.
Он фыркнул, но в глазах мелькнул интерес.
Светлана улыбнулась. Жизнь не перевернулась, но в ней появилось маленькое пространство, которое принадлежало ей. И это пространство начиналось с простых вещей: с «нет» лишней работе, с просьбы о помощи по дому, с прогулки после работы не по делам, а просто так.
Она допила чай, выключила свет на кухне и пошла в комнату. Завтра будет обычный день, но в этом дне у неё уже было место для себя. И мысль об этом грела спокойным, тихим теплом.
Спасибо, что читаете наши истории
Если вы увидели в этой истории что-то своё, напишите об этом в комментариях — мы ценим такую откровенность. Поделитесь текстом с теми, кому он может понравиться. При желании поддержать наш авторский труд можно через кнопку «Поддержать». Спасибо каждому, кто уже откликнулся и помогает нам. Поддержать ❤️.