Комната пахла детским кремом и чем-то кислым. Молоком, наверное. Лариса не знала. Она вообще ничего не знала.
— Зачем я тебя родила? — всхлипывала она, глядя на красное сморщенное личико в кроватке. — Какая из меня мать… Я же ничего не умею.
Дочка молчала. Спала. А может, притворялась, кто их, младенцев, поймёт.
Ларисе было тридцать. Она никогда не хотела детей. Просто... не хотела. У неё была карьера в банке, квартира в центре, отпуска в Европе. Она носила каблуки и красила губы алым. Она жила…
А потом он сказал:
— Ты что, совсем? Тебе уже сколько лет, Ларис. Часики тикают.
Максим. Её Максим. Красивый, успешный, правильный. Тот самый, которого она искала все эти годы. Тот, с кем можно было строить планы.
— Я не хочу детей — ответила она тогда. Честно. Прямо.
Он посмотрел на неё так... Будто она призналась в убийстве.
— Ты серьёзно?
— Абсолютно.
Пауза. Долгая. Неловкая.
— Тогда нам не по пути — сказал он тихо. И ушёл.
Вот так. Просто взял и ушёл.
Лариса плакала три дня. Потом позвонила подруге Кате.
— Он меня бросил из-за того, что я не хочу рожать!
— Ну так роди — отмахнулась Катя. — Чего ты паришься? Все рожают же. Нормально всё.
— Я не хочу!
— Хотеть не обязательно. Просто рожаешь и всё. Материнский инстинкт потом проснётся, куда он денется.
Лариса молчала.
— Слушай, ты же его любишь? — продолжала Катя. — Так верни. Роди ребёнка, и всё будет как прежде. Лучше даже.
Материнский инстинкт.
Эти два слова засели в голове занозой.
Она позвонила Максиму через неделю.
— Я подумала... Может, ты прав. Давай попробуем.
Он приехал в тот же вечер. С цветами. С улыбкой. С надеждой в глазах.
— Я знал, что ты одумаешься! Ты же умная девочка.
Девочка. Ей почти тридцать, а он называет её девочкой.
Но Лариса промолчала. Улыбнулась. Обняла.
Беременность наступила быстро. Слишком быстро. Будто организм только и ждал команды.
Токсикоз. Отёки. Растяжки. Лариса смотрела на своё тело в зеркало и не узнавала себя. Максим гладил её по животу и говорил:
— Ты такая красивая. Прямо светишься изнутри.
Она не светилась. Она полнела. Медленно. Верно.
На седьмом месяце он начал задерживаться на работе.
— Проект очередной. Работы много, детка. Ты же понимаешь.
Она понимала. Слишком хорошо.
А потом родила. Долго. Мучительно. Со слезами и криками. И когда ей положили на грудь этот маленький комочек... ничего не произошло.
Никакого инстинкта.
Никакой любви.
Только страх. Дикий, животный страх.
— Ты должна кормить грудью! — наставляла её мать. — Это святое!
— У меня не получается...
— Как это не получается?! Все женщины могут!
Лариса молчала. Она правда не могла. Или не хотела. Уже не понимала разницы.
Максим приезжал раз в два дня. Приносил памперсы, смеси, влажные салфетки. Целовал дочку в лобик. Фотографировал. Постил в инстаграм.
— Моя семья — писал он под фото. — Мои девочки.
А потом уезжал. Обратно. В ту жизнь, где нет ночных криков и молочных пятен на одежде.
Однажды вечером Лариса сидела в ванной. Дочка орала в комнате. Не переставая. Уже час.
Она накормлена. Сухая. Не болеет. Врач проверял.
Просто орёт.
— Что тебе нужно?! — кричала Лариса сквозь стену. — Что?!
Но младенец не отвечал. Он просто продолжал. Лариса взяла телефон. Набрала Максима.
Один гудок. Второй. Пятый.
— Алло? — хрипло. Сонно.
— Приезжай — прошептала она. — Прямо сейчас.
— Ларис, сейчас два ночи...
— Приезжай!
Пауза.
— Что случилось?
— Я не справляюсь. Я... я боюсь, что сделаю что-то плохое.
Тишина. Долгая. Страшная.
— Ты о чём вообще? — голос стал холодным. — Ты что, угрожаешь нашей дочери?
— Нет! Я просто... Мне нужна помощь!
— Справляйся. Ты же мать.
Гудки.
Он повесил трубку.
Утром пришла мать. С пирожками и упрёками.
— Ты выглядишь ужасно! Когда ты последний раз мылась?
— Не помню.
— Как не помню?! — мать всплеснула руками. — Ты что, совсем опустилась? Ребёнку нужна красивая мама!
Лариса посмотрела на дочку. Та спала. Наконец-то.
— Я не хотела её — сказала она тихо. — Я никогда не хотела.
Мать побледнела:
— Как ты можешь такое говорить?!
— Правду. Я говорю правду.
— Ты... — мать схватила сумку. — Ты больна. Тебе нужен врач. Психиатр.
И ушла. Хлопнув дверью.
Лариса сидела на диване. Смотрела в потолок. Дочка проснулась и начала хныкать.
— Сейчас — прошептала Лариса. — Сейчас...
Но не встала.
Хныканье перешло в плач. Плач в крик.
— Извини — сказала Лариса дочке. — Я правда не умею.
Телефон завибрировал. Сообщение от Максима:
«Нам нужно поговорить. Серьёзно поговорить.»
Лариса посмотрела на экран. Потом на кроватку. Потом снова на экран. И вдруг поняла: он уйдёт. Конечно уйдёт.
Потому что она, не та мать, какую он себе представлял. Не та жена. Не та женщина.
А дочка... Дочка останется с ней. Навсегда.
Максим пришёл вечером. Без цветов. Без улыбки. С каменным лицом.
Лариса сидела на диване в старой футболке. Волосы не мыты третий день. Под глазами фиолетовые тени. Дочка спала в кроватке. Редкий час тишины.
— Мне звонила твоя мать — сказал он с порога. Даже не разулся.
Лариса молчала.
— Она сказала, что ты... что ты говоришь странные вещи. Про ребёнка.
— Какие странные?
— Что ты её не хотела.
Тишина. Только холодильник гудел на кухне. Монотонно. Бесконечно.
— Это правда — выдохнула Лариса.
Максим вздрогнул. Будто она ударила его.
— Ты серьёзно?
— Абсолютно. И ты знал об этом…
Он прошёлся по комнате. Нервно. Быстро. Руки сжались в кулаки.
— Тогда зачем? — голос сорвался. — Зачем ты согласилась?!
— Потому что боялась тебя потерять!
Слова вылетели сами. Громко. Резко. Честно.
Максим остановился. Посмотрел на неё так... будто видел впервые:
— Ты что, издеваешься? — прошептал он. — Ты родила ребёнка, чтобы удержать меня?
— Да! — Лариса вскочила. — Да, чёрт побери! Потому что ты сказал, что иначе нам не по пути! Потому что все вокруг твердили: «Материнский инстинкт проснётся, всё будет хорошо». Потому что я была дурой!
Она задрожала. Слёзы полились сами. Горячие, злые, отчаянные:
— Но он не проснулся, Макс. Никакой инстинкт. Я смотрю на неё и... ничего. Пустота. Страх. Вина. Но не любовь.
Максим стоял бледный. Губы дрожали:
— Ты... ты чудовище — прошептал он.
— Знаю.
— Какая мать так говорит о своём ребёнке?!
— Плохая мать — кивнула Лариса. — Именно такая, какую ты заслужил.
Это было низко. Подло. Но правдиво.
Максим побелел ещё сильнее.
— Я?! Я-то при чём?!
— При том — Лариса шагнула к нему. — Это ты хотел ребёнка. Не семью. Ты хотел картинку для соцсети. «Счастливый папа с дочкой». А когда стало трудно, испарился!
— Я работаю!
— Ты прячешься! — крикнула она. — Приезжаешь на час, целуешь спящего младенца, делаешь фото и сваливаешь! А я? Я здесь двадцать четыре часа в сутки! Без сна, без помощи, без права на ошибку!
Дочка проснулась. Заплакала. Жалобно. Тонко. Максим машинально шагнул к кроватке.
— Не трогай её — холодно сказала Лариса.
Он замер.
— Что?
— Я сказала не трогай. Ты же приехал поговорить, а не нянчиться.
Максим медленно повернулся. Лицо исказилось.
— Ты вообще адекватная?
— Нет — спокойно ответила Лариса. — Не адекватная. Потому что три месяца не сплю нормально. Потому что живу в аду под названием «материнство». Потому что все вокруг твердят, как это прекрасно, а я чувствую себя в клетке. Потому что я одна…
Она подошла к окну. Посмотрела вниз на улицу, где люди шли куда-то. Свободные. Живые.
— Знаешь, что самое страшное? — прошептала она. — Я иногда представляю, как просто выхожу за дверь. И не возвращаюсь. Просто исчезаю. Уезжаю от всего этого. И мне... мне становится легче от этой мысли.
Максим схватил куртку.
— Всё. Я забираю ребёнка.
— Куда? — усмехнулась Лариса. — К себе? В холостяцкую квартиру? У тебя там даже кроватки нет.
— К своей матери!
— Которая видела внучку дважды за три месяца?
Он развернулся к ней. Глаза горели яростью:
— Ты не имеешь права!
— Имею — тихо сказала Лариса. — Я её мать. Плохая. Но мать.
Максим ушёл. Хлопнул дверью так, что задрожали стёкла.
Лариса подошла к кроватке. Дочка плакала. Лицо красное, кулачки сжаты.
— Прости — прошептала Лариса. — Прости, что я такая.
Она взяла её на руки. Неловко. Осторожно. Дочка затихла. Посмотрела на мать огромными глазами.
И Лариса вдруг поняла: они обе в ловушке. Ребёнок с матерью, которая не хотела её. Мать с ребёнком, которого родила по принуждению.
— Что же нам теперь делать? — прошептала она. — А?
Дочка моргнула. И вдруг... улыбнулась. Первый раз. Беззубая, кривая, но улыбка.
Лариса замерла.
Нет. Это не любовь. Ещё нет.
Но что-то шевельнулось внутри. Что-то крошечное. Болезненное. Похожее на вину, но не только.
Она прижала дочку к груди. Крепко. Отчаянно.
— Ладно — выдохнула она. — Попробуем. Без него. Без инстинктов. Без иллюзий. Просто... попробуем выжить.
Утром Лариса позвонила психологу. Записалась на приём. Потом написала в чат для молодых матерей. Впервые честно:
«Я не чувствую любви к ребёнку. Мне страшно. Помогите.»
Ответы посыпались через минуту:
«Ты не одна.»
«У меня тоже было так.»
«Это пройдёт. Не сразу, но пройдёт.»
«Главное — не молчи.»
Лариса читала сообщения. Плакала. Но уже по-другому. Не от отчаяния. От облегчения. Она не одна. Она не чудовище. Она просто... человек. Который сломался под грузом чужих ожиданий.
Максим объявился через неделю. Трезвый. Серьёзный. С адвокатом.
— Я подаю на опеку — сказал он сухо. — У меня есть доказательства твоей неадекватности.
Лариса посмотрела на него. Спокойно. Без истерик.
— Доказательства чего? Что я честно призналась в своих чувствах?
— Что ты опасна для ребёнка!
— Я никогда не причинила ей вреда. Ни разу. Проверь камеры, если хочешь.
Максим дёрнулся.
— Камеры?
— Я поставила их везде — кивнула Лариса. — Потому что боялась себя. Боялась, что сделаю что-то... неправильное. И знаешь что? За три месяца я ни разу не подняла на неё руку. Не накричала. Просто... делала что могла.
Она достала телефон. Открыла приложение. Показала записи.
Вот она качает дочку посреди ночи. Вот кормит из бутылочки. Вот меняет подгузник. Вот сидит рядом и плачет. Но не уходит.
Максим смотрел. Бледнел. Адвокат тоже.
— Я плохая мать — тихо сказала Лариса. — Но я здесь. Каждый день. Каждую ночь. А ты где был, Макс?
Он молчал.
— Где ты был, когда у неё были колики? Когда поднялась температура? Когда я не спала трое суток подряд?
— Я... работал...
— Ты прятался — перебила она. — От ответственности. От реальности. От того, что родительство — это не фотосессии, а тяжёлый труд.
Максим опустил голову.
— Я не знал, как помочь...
— Можно было просто быть рядом — Лариса устало вздохнула. — Но ты выбрал уйти. Как тогда, когда я сказала, что не хочу детей.
Она подошла к кроватке. Дочка спала спокойно, крепко. Щёчки розовые, кулачки раскрыты.
— Я не люблю её — прошептала Лариса. — Пока не люблю. Но я не брошу её. Потому что это единственное, что я могу сделать правильно. Просто... остаться.
Максим ушёл. С адвокатом. Без угроз.
А Лариса села на пол. Прислонилась к кроватке. Закрыла глаза.
Материнский инстинкт ещё не проснулся. Но появилось что-то другое. Упрямство. Решимость. Ответственность.
Может, любовь придёт позже. А может, и нет. Но она будет рядом. Каждый день.
Несовершенная. Сломанная. Честная.
И этого, наверное, пока хватит.
Жизнь продолжается. Теперь такая жизнь…
Рекомендую:
Подписывайтесь, чтобы не пропустить следующие публикации.
Пишите комментарии 👇, ставьте лайки 👍