Я закрыла дневник и положила его обратно в сумку. Руки дрожали — не от страха, а от того, что я наконец записала всё по датам. Каждое слово, каждый взгляд, каждый шёпот «друзей» за моей спиной. Теперь это не просто обиды — это факты.
На кухне тикали часы. Тот самый звук, который я слышала каждое утро последние восемь лет. Максим сидел напротив, медленно помешивал кофе. Евгения стояла у окна, поправляла серьги. Она всегда так делала, когда собиралась что-то сказать.
— Ты всегда так, — произнёс Максим, не поднимая глаз. — Истеришь. Люди об этом знают.
Я не ответила. Просто смотрела на него. На его воротник, к которому он притронулся пальцами — нервничал. Хорошо.
— Пожалуй, это объясняет многое, — добавила Евгения, и в её голосе прозвучал сарказм.
Я сжала ладони под столом. Керамическая столешница была холодной. Где-то за стеной Саша слушал музыку — басы пробивались сквозь дверь. Лера рисовала на полу в гостиной, карандаши шуршали по бумаге.
Они слышат. Пусть слышат.
— Я ухожу, — сказала я тихо.
Максим поднял голову.
— Что?
— Я ухожу. Сегодня.
Евгения хмыкнула.
— Ну вот. Опять драма.
Я встала. Чашки с остывшим кофе остались на столе. Я взяла сумку и вышла на балкон.
Холодный металл перил обжёг ладони. Я достала сигарету — последнюю привычку, которую не смогла бросить. Дым ушёл в сторону, к соседним окнам. Внизу проехал трамвай.
Список. Документы. Вещи детей. Школьные тетради. Паспорта.
Телефон завибрировал. Групповой чат. Евгения уже успела написать что-то — я даже читать не стала. Знала, что там. «Она снова…», «Я же говорила…», «Бедный Максим…».
Я бросила недокуренную сигарету в пепельницу и вернулась в квартиру.
Комната Саши пахла подростком — кроссовками, дезодорантом и чем-то ещё, что я не могла определить. Он лежал на кровати, наушники на ушах. Я тихо открыла шкаф и начала складывать его вещи в рюкзак.
Саша снял один наушник.
— Мам?
— Собирайся, — сказала я, не оборачиваясь.
— Куда?
— Уезжаем.
Он помолчал. Потом кивнул и надел наушники обратно.
В комнате Леры было тише. Она сидела на полу, рисовала что-то цветными карандашами. Подняла глаза, когда я вошла.
— Мама, мы что-то сделали не так? — спросила она тихо.
Живот свело. Я присела рядом, взяла её за руку.
— Нет. Мы поступаем так, чтобы нам было лучше.
Лера кивнула, но в её глазах читался вопрос. Я не стала объяснять дальше. Просто собрала её тетради, любимую толстовку, мягкую игрушку.
Когда я выходила, Саша уже стоял у двери с рюкзаком.
— Пойдём, — сказал он.
Подъезд встретил нас шёпотом. Анна, соседка с третьего этажа, стояла у почтовых ящиков, держала пакет с продуктами и щёлкала ключами.
— Ольга, ты куда? — спросила она, но я знала, что это не вопрос. Это начало пересказа.
Я не ответила. Дети шли за мной. Саша молчал, Лера держала меня за руку.
Максим вышел на лестничную площадку.
— Подожди, — сказал он. — Объяснись. Ты не можешь просто уйти так.
Я остановилась. Повернулась к нему.
— Могу.
— Ради детей хотя бы, — это была мама. Ирина стояла в дверях, гладила платок в руках. — Оль, ради внуков…
Евгения появилась следом.
— Ну вот, и правда всё выяснится, — произнесла она громко, чтобы Анна услышала.
Я посмотрела на Максима. На его медленные, взвешенные движения. На воротник, который он снова трогал пальцами.
— Я уезжаю, — сказала я тихо. — Больше не терплю.
Саша шагнул вперёд, встал рядом со мной. Молча. Просто встал.
Максим открыл рот, но я уже повернулась и пошла вниз по лестнице. Шаги эхом отскакивали от бетонных стен. Дверь за нами щёлкнула.
Парк был почти пустым. Качели скрипели на ветру. Лера побежала к горке, Саша сел на скамейку, уткнулся в телефон.
Я достала термос с чаем, налила в пластиковый стаканчик. Руки дрожали меньше.
— Мама, ты со мной? — спросила Лера, подбежав.
— Всегда, — ответила я.
Телефон завибрировал. Сообщение от знакомой: «Ты что творишь? Все говорят…».
Я выключила звук.
Мама появилась через полчаса. Принесла пакеты с едой, села рядом.
— Я помогу, — сказала она спокойно. — Не всё так плохо.
Я кивнула. Горло перехватило, но слёз не было.
Ночью, когда дети уснули, я достала дневник. Записала: «Мы жили. Я ушла. Я не виновата в том, что дрогнул голос».
Телефон снова завибрировал. Голосовое от Максима. Я включила на секунду.
«Ты поставила нас в позор…»
Я выключила, не дослушав.
Закрыла дневник. Положила ручку рядом.
Я не вернусь.
Утром Лера тихо коснулась моей щеки.
— Мама, — прошептала она.
Я открыла глаза. Солнце пробивалось сквозь щель в шторах. Саша уже проснулся, сидел на краю дивана.
— Я с вами, — сказала я. — Мы начнём снова.
Лера кивнула и прижалась ко мне.
Телефон лежал на столе. Новое сообщение от Максима. Я даже не открыла.
Взяла дневник, записала план на день: школы, документы, юрист.
Рука не дрожала.
Прошло три дня. Евгения продолжала писать в чатах. Анна пересказывала соседям свою версию. Максим звонил, но я не отвечала.
Мама помогла найти временную квартиру. Маленькую, но свою.
Дети привыкали. Саша стал чаще снимать наушники. Лера рисовала меньше — играла больше.
Вечером я сидела на новом балконе. Не курила — просто смотрела на город.
Мы справимся.
Телефон завибрировал. Юрист ответил: «Завтра встреча. Принесите все документы».
Я написала: «Хорошо».
Закрыла телефон.
Ветер принёс запах травы из соседнего двора. Где-то внизу смеялись дети.
Я вошла в квартиру. Лера спала, обнимая игрушку. Саша читал что-то на телефоне.
Я села за стол, открыла дневник.
«День четвёртый. Мы здесь. Я не вернусь».
Закрыла. Положила ручку.
Плечи больше не были напряжены. Дыхание ровное.
Я ушла навсегда.
А вы смогли бы уйти так же решительно, не оглядываясь назад?
Поделитесь в комментариях, интересно узнать ваше мнение!
Поставьте лайк, если было интересно.