«Мы не отель, чтобы родственников селить».
Нина Павловна стояла посреди залитой кухни и держала в руках телефон. На экране ещё светилось: «Доча». Только что дочь сказала ей эти слова. Вернее, передала слова зятя.
Восемь лет.
Ипотека. Ремонт. Бессонные ночи с внучкой. Пельмени по выходным. Отложенный санаторий. Всё это уместилось в одну фразу: «Мы не отель».
С потолка капало. Соседи-алкоголики забыли закрыть кран. Квартира превратилась в болото, жить здесь нельзя — нужен месяц на просушку и ремонт. Нина Павловна попросилась к дочери. Впервые за восемь лет попросила о помощи.
И получила отказ.
Началось всё с того первоначального взноса.
— Мам, мы не тянем, — Лена тогда прятала глаза, крутила пуговицу на кофте. — Антон говорит, рынок нестабильный.
У Нины Павловны были накопления. «Подушка безопасности» — деньги на чёрный день и старость. Подушку пришлось распороть.
— Берите. Отдавать не надо, подарок на новоселье.
Антон кивнул сухо:
— Спасибо. Рациональный вклад в будущее семьи.
«Рациональный вклад». Словно не тёща последнее отдала, а инвестор транш перевёл.
Потом начался ремонт. Нина Павловна ездила через весь город после работы — сдирать старые обои, отмывать полы, встречать грузчиков. Это она тогда купила им немецкие обои, моющиеся. Радовалась: детям — лучшее.
Антон в это время «строил карьеру».
— Нина Павловна, потише с плинтусами, — говорил он, выглядывая из комнаты в полдень. — Я после ночного созвона. Мне восстановиться надо.
И Нина Павловна ходила на цыпочках. Молодой, работает. Устаёт.
Когда родилась Маша, Нина Павловна переехала к ним на раскладушку. На три месяца. Качала, мыла, стирала, гладила пелёнки с двух сторон — «Антон микробов боится».
— Вы неправильно её держите, — замечал зять, проходя мимо с чашкой кофе. — В интернете пишут, головку под другим углом надо.
— Так возьми и покажи.
— У меня нет навыка. А у вас опыт, двоих вырастили. Ваша зона компетенции.
И уходил, плотно закрывая дверь.
Так и повелось.
В субботу утром:
— Мам, мы в кино, Машу не с кем...
— Еду.
В среду вечером:
— Нина Павловна, засиделись с друзьями, приезжайте уложить малую.
— Еду.
Деньги на холодильник? Конечно. Антон хочет машину поменять, а старую продать жалко? Пусть в платном паркинге постоит, мама оплатит. Маме ведь не трудно.
Маме было не трудно. Мама привыкла. Мама чувствовала себя нужной.
А потом случился потоп.
Нина Павловна проснулась от того, что на лицо капало. Потолок набух жёлтым пузырём. Через секунду пузырь лопнул, и на кровать, на ковёр, на комод хлынула ржавая горячая вода.
Два дня ада. Тазики, тряпки, акты с управляющей компанией. Обои отвалились пластами, паркет вздыбился, пахло плесенью.
— Месяц минимум, — сказал мастер. — Сушка, ремонт. Жить нельзя, задохнётесь грибком.
Нина Павловна взяла телефон.
— Леночка, залили меня. Сильно. Можно у вас поживу? Месяц. На кухне, на диванчике. Готовить буду, с Машей помогу.
— Мам, конечно! — голос дочери звенел тепло. — О чём речь? Приезжай сегодня!
Нина Павловна выдохнула. Родные. Всё-таки не зря.
Через час телефон зазвонил снова.
— Мам... Антон против.
— Против чего?
— Против того, чтобы ты у нас жила. Говорит, ему нужно личное пространство. Не готов терпеть постороннего человека в доме. Сказал: «Мы не отель, чтобы родственников селить».
— Постороннего? — переспросила Нина Павловна.
— Ну ты же знаешь его... Может, к тёте Вале попросишься? Или гостиницу посмотришь?
Нина Павловна смотрела на свои руки. Кожа сухая, в трещинках от воды и извёстки. Восемь лет. Ипотека. Ремонт. Внучка. Поглаженные рубашки.
— Не надо, — сказала она. — Разберусь.
Комнату нашла через знакомую. На окраине, в старой хрущёвке, у глуховатой старушки, которая целыми днями смотрела сериалы на полной громкости.
Диван жёсткий, пружина впивалась в бок. Пахло корвалолом.
Нина Павловна платила из денег, отложенных на санаторий. Лечение спины пришлось отменить.
Месяц тянулся бесконечно. Днём — своя квартира, рабочие, цементная пыль. Вечером — чужой дом, сухомятка, вопли сериальных героинь.
Лена звонила пару раз:
— Мам, устроилась?
— Нормально.
— Ну и хорошо. Антон спрашивал, не обиделась ли. Он не со зла, просто проект сложный.
— Я не обиделась.
Она врала. Просто не хотела их видеть. Ей казалось, что если увидит Антона с его «сложным проектом» на лице — не сдержится.
За этот месяц что-то внутри перегорело. Как лампочка. Был свет — и вдруг щёлк. Темнота. И в этой темноте стало видно то, чего раньше не замечала.
Как Антон морщился, когда она приносила чай не в той кружке.
Как Лена закатывала глаза: «Мам, ну там же всё интуитивно понятно!»
Как они ни разу за восемь лет не спросили: «Мам, а тебе деньги нужны? Мам, а ты не устала?»
Они просто брали. Как воду из крана. Не задумываясь, откуда она течёт и может ли кончиться.
Ремонт закончился в четверг.
Квартира сияла чистотой. Новые обои — светлые, без рисунка. Нина Павловна специально выбрала такие: чтобы ничего не цепляло.
В субботу утром зазвонил телефон.
— Мамуль! — голос Лены был бодрый, словно ничего не случилось. — Поздравляю с ремонтом! Слушай, мы с Антоном хотим на турбазу с ночёвкой, а Машку не с кем. Няня двойной тариф просит. Приедешь? Она всё спрашивает: где бабушка?
Лена говорила быстро, уверенно. Она уже всё решила. Бабушка свободна, бабушка соскучилась, бабушка приедет.
Нина Павловна молчала.
— Мам? Алло?
— Нет.
— Что «нет»? Не доберёшься? Антон заедет.
— Я не приеду, Лена.
— Почему? Заболела?
— Здорова. Просто не хочу.
— Обиделась всё-таки? — в голосе дочери прорезались капризные нотки. — Ну хватит уже! Была сложная ситуация, Антон погорячился. Мы же семья! Маше нужна бабушка.
— Лен, — перебила Нина Павловна. — Помнишь, что Антон сказал?
— Ну что? Извинился он уже!
— Он сказал: «Мы не отель». Так вот, Лена. Я тоже не отель. И не няня. И не спонсор. Бесплатный лимит исчерпан.
— Ты нас бросаешь? Из-за одной фразы? Это предательство!
— Предательство — это когда мать на улицу выставляют, потому что зятю некомфортно. А это просто зеркало.
— Я Антону трубку дам!
В трубке задышал зять:
— Нина Павловна, что за демарш? Если вопрос в деньгах — компенсируем такси. Но срывать нам отдых из-за капризов неконструктивно. Мы рассчитывали на ваш ресурс.
«Ресурс».
Нина Павловна представила его лицо. Холёное, в дорогих очках. Лицо человека, уверенного, что мир вращается вокруг него.
— Антон, — сказала она спокойно. — Всего доброго.
И положила трубку.
Телефон зазвонил снова. Она сбросила. Выключила звук.
Подошла к окну. День был серый, обычный. Но дышать вдруг стало легко. Будто сняли корсет, который носила восемь лет.
Да, будет скандал. Лена станет плакать, обвинять. Антон расскажет всем про «сумасшедшую тёщу». Машеньку, может, не дадут увидеть какое-то время.
Ну и пусть.
Нина Павловна пошла на кухню. Достала красивую чашку — ту, что берегла для гостей. Насыпала хорошего чая. Отрезала кусок торта, купленного вчера просто так, для себя.
Откусила. Сладко.
Она одна. Ей никуда не надо ехать, никого нянчить, никого слушать про «зону компетенции».
Впервые за восемь лет она принадлежала себе. Чувство было непривычным, пугающим — и пьянящим.
Телефон снова засветился. «Доча».
Нина Павловна улыбнулась.
— Мы не отель, — прошептала она. — И мест нет.
Взяла ложечку и начала размешивать чай. Звонко, не боясь никого потревожить.
В дверь позвонили. Настойчиво, длинно. Наверное, приехали. Решили брать крепость штурмом.
Нина Павловна не шевельнулась. Пусть звонят.
У неё выходной. У неё — жизнь. И она только начинается.
Звонок надрывался, но это был просто шум. Где-то далеко. За пределами её личного пространства.